Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

– За это… нельзя привлечь к суду, – пробормотал он.

– Очень боюсь, что вы правы в этом отношении. Но, говоря между нами, Виндибэнк, мне никогда в жизни не случалось иметь дела с подобного рода жестокой, эгоистичной и бессердечной проделкой. Ну, теперь я расскажу вам, как все произошло, а вы возражайте, если я ошибусь.

Виндибэнк сидел на стуле, опустив голову на грудь, с видом совершенно пришибленного человека. Холмс протянул ноги к камину и, откинувшись в кресло и засунув руки в карманы, заговорил, казалось, скорее сам с собою, чем с нами.

– Человек женился из-за денег на женщине гораздо старше его, – сказал он, – и мог распоряжаться также и деньгами ее дочери, пока она жила с ними. Для людей их круга это была значительная сумма, и потеря ее отразилась бы на их бюджете. Следовало сделать что-нибудь, чтобы удержать эти деньги. Дочь была милая добрая девушка и с ее приятною внешностью и небольшим приданым могла найти жениха в недалеком будущем. Но с ее замужеством родные теряли сто фунтов в год. Что же делает отчим для избежания такого случая? Сначала он держит ее постоянно дома и запрещает ей бывать в обществе молодых людей. Но скоро он увидел, что это не может продолжаться. Девушка стала упрямиться, настаивать на своих правах и, наконец, решительно заявила о своем намерении отправиться на бал. Что же делает ее мудрый отчим? У него является идея, делающая более чести его уму, чем сердцу. С согласия своей жены и с ее помощью он переодевается, прикрывает свои проницательные глаза темными очками, приклеивает усы и густые баки, меняет свой звонкий голос на вкрадчивый шепот и, вполне рассчитывая на близорукость девушки, является в виде мистера Госмера Энджела, устраняя таким образом всех других ухаживателей.

– Сначала это было сделано в шутку, – пробормотал наш посетитель. – Мы никак не думали, что она увлечется так сильно.

Очень возможно. Как бы то ни было, барышня увлеклась очень сильно, и так как была уверена, что ее отчим уехал во Францию, то мысль об обмане не могла прийти ей в голову. Ухаживание молодого человека льстило ее самолюбию, а нескрываемое восхищение матери еще более усиливало ее чувство к жениху. Затем мистер Госмер Энджел стал ходить в дом: ясно, что это требовалось для произведения пущего эффекта. Молодые люди виделись несколько раз и дали друг другу слово: надо же было предохранить девушку от увлечения кем-нибудь другим. Однако нельзя же было вечно поддерживать обман. Постоянные поездки во Францию становились все более затруднительными. Оставалось привести дело к концу и таким драматическим способом, чтобы произвести сильное впечатление на молодую девушку и заставить ее на некоторое время отказывать новым женихам. Вот причина требования клятв в верности, произнесенных над Библией, и намеков на возможность каких-то случайностей, высказанных в самый день свадьбы. Джеймс Виндибэнк хотел связать мисс Сазерленд с Госмером Энджелом настолько, чтобы она лет десять не знала, что случилось с ее женихом, и не обращала внимания ни на кого другого. Он довел ее до дверей церкви, и так как не мог войти туда за ней, то преспокойно исчез, употребив в дело старый прием: вошел в одну дверцу кареты и вышел в другую. Вот каков был ход событий, мистер Виндибэнк!

Пока Холмс говорил, наш посетитель успел несколько оправиться. Теперь он поднялся со стула с холодной усмешкой на бледном лице.

– Все это может быть, а может и не быть, мистер Холмс, – сказал он. – Но если вы такой проницательный, всезнающий господин, то должны бы были знать, что вы, а не я, нарушаете закон. Я не подлежу суду, а вот вас так можно судить за то, что вы совершаете насилие, запирая дверь и не выпуская меня отсюда.

– Закон, действительно, бессилен против вас, – сказал Холмс, отпирая дверь и распахивая ее, – но редко кто заслуживал наказания больше вас. Если бы у барышни был брат или друг, он отхлестал бы вас. Черт возьми! – прибавил он, увидев усмешку на лице Виндибэнка. – Хоть это и не входит в мои обязанности, но я доставлю себе удовольствие…

Он быстро подошел к стене, на которой висел хлыст, но прежде, чем успел взять его, на лестнице послышался отчаянный топот ног, стук захлопнувшейся входной двери, а из окна мы увидели мистера Виндибэнка, изо всех сил бежавшего по улице.

– Что за негодяй! – смеясь, проговорил Холмс. Он снова опустился в свое кресло. – От преступления к преступлению этот малый непременно дойдет до виселицы. Дело-то вышло довольно интересное.

– Я все-таки еще не вполне уяснил себе ход ваших рассуждений, – заметил я.

– Ну, ведь с самого начала можно было предположить, что Госмер Энджел имеет основание вести себя так странно. Ясно было также, что это дело могло быть выгодно только отчиму. Имело значение и то обстоятельство, что Госмер и Виндибэнк никогда не встречались, и один бывал всегда, когда другого не было дома. Темные очки, странный голос, густые баки, – все указывало на переодевание. Все мои подозрения подтвердились, когда я увидел подпись, писаную на машинке. Очевидно, что почерк отчима был так хорошо знаком барышне, что она сейчас же узнала бы его. Вы видите, все эти отдельные факты, имеете с другими, менее важными, подтверждали мои подозрения.

– А как вы проверили эти факты?

– Ну, это было уже нетрудно. Я знал торговый дом, в котором он служит. Я взял объявление, выбросил оттуда все, что могло быть употреблено для того, чтоб изменить свой наружный вид – баки, очки, голос, – и послал в контору торгового дома с просьбой уведомить меня, есть ли у них агент по продаже вина, к которому подошли бы эти приметы. Я заметил особенности машинки, на которой были написаны письма Госмера, и написал Виндибэнку в контору, прося его прийти сюда. Как я и ожидал, он ответил также на машинке и с теми же самыми недостатками. С той же почтой я получил письмо от фирмы «Вестхауз и Мэрбэнк» на Фенчерч-стрит, в котором меня уведомляли, что все присланные мной приметы вполне подходят к одному из их служащих, Джеймсу Виндибэнку. Voila tout[14 - Вот и все (фр.).].

– А мисс Сазерленд?

– Она не поверит, если я расскажу ей все. Помните старую персидскую поговорку: «Горе укравшему детеныша у тигрицы, горе отнявшему иллюзию у женщины». Хафиз[15 - Хафиз Ширази (ок. 1325–1389/1390) – знаменитый персидский поэт и суфийский шейх, один из величайших лириков мировой литературы.] был так же умен, как Гораций, и так же хорошо знал людей.

Преступление в Боскомской долине

В один из дней во время завтрака горничная принесла мне телеграмму от Шерлока Холмса:

«Приглашен расследование преступления в Боскомской долине на западе Англии. Не сможете ли вы присоединиться ко мне на пару дней? Природа и воздух великолепны. Выезжаем с Паддингтона 11.15».

– Что же ты ему ответишь, дорогой? Поедешь? – поинтересовалась жена, взглянув на меня.

– Даже и не знаю, что делать. У меня в эти дни очень много пациентов.

– Анструзер подменит тебя. В последнее время ты очень переутомился, и перемена обстановки пошла бы на пользу. Тем более, что тебе всегда интересно работать с мистером Шерлоком Холмсом.

– Было бы неблагодарностью с моей стороны не откликаться на его просьбы, – ответил я. – Но если ехать, то надо срочно собираться, в моем распоряжении только полчаса.

Годы службы в лагерях в Афганистане сделали меня не только закаленным, но и легким на подъем. Я неприхотлив, как правило, обхожусь немногими вещами, и потому, собрав в несколько минут саквояж, я помчался на Паддингтонский вокзал.

В ожидании поезда Шерлок Холмс ходил по платформе. На нем был серый дорожный плащ и небольшая суконная кепка, которые делали его еще более худым и высоким.

– Это очень хорошо, что вы согласились поехать со мной, Ватсон, – сказал он. – Чувствуешь себя гораздо спокойнее, если с тобой человек, на которого можно полностью положиться. Особенно, когда местная полиция пассивна или оказывает давление на ход расследования. Займите, пожалуйста, два угловых места, а я тем временем схожу за билетами.

Холмс возвратился с целой кипой газет, которые заполонили все купе. Просматривая их, он делал какие-то записи. Когда мы доехали до Рединга, он быстро смял все газеты и опустил их в багажную сетку.

– Ватсон, вам что-нибудь известно об этом деле? – спросил Холмс.

– Нет, чрезмерная загрузка по работе не позволяла мне в последние дни заглядывать в газеты.

– Лондонская печать не давала подробной информации. А вот из просмотренных только что последних газет я получил некоторые подробности. И они говорят о том, что это один из тех несложных, на первый взгляд, случаев, которые на деле оказываются чрезвычайно запутанными.

– Простите, Холмс, это звучит несколько странно.

– И, тем не менее, это абсолютная правда. Довольно часто именно в необычности – ключ к разгадке тайны. И потому, чем обыденнее и проще казалось бы преступление, тем сложнее найти эту необычность и труднее докопаться до истины. Ну, а теперь по существу. В нашем случае очень серьезные обвинения предъявлены сыну убитого.

– Вы считаете, что это убийство?

– Есть такие предположения. Я не могу с этим согласиться, пока подробно не изучу дело. Ну, а пока кратко обрисую вам ситуацию, какой я ее представляю. Боскомская долина – это сельская местность вблизи Росса, в Хирвордшире. Самый крупный землевладелец здесь – мистер Джон Тэнер. Несколько лет назад он вернулся на родину из Австралии, где заработал солидный капитал. Одну из своих ферм, Хезарлей, он сдал в аренду мистеру Чарльзу Маккарти, тоже прибывшему из Австралии. Они были давнишние знакомые и, возвратившись домой, поселились поблизости. Тэнер был более состоятельным, чем Маккарти, но разница в положении не мешала им поддерживать дружеские отношения и нередко вместе проводить время. У Маккарти был восемнадцатилетний сын, а у Тэнера – дочь такого же возраста. Оба были вдовцами. Обе семьи жили уединенно и каких-то знакомств со здешними жителями практически не поддерживали При этом оба Маккарти не были абсолютными затворниками, интересовались спортом и нередко посещали местные скачки. А в хозяйстве им помогали слуга и горничная. У Тэнеров было более крупное хозяйство, и потому они держали с полдюжины слуг. Вот, пожалуй, и все, что я смог разузнать об этих семействах. Ну а теперь непосредственно о самом происшествии.

Художник

Из первого издания «Этюда в багровых тонах». Рисунок Чарльза Дойла. 1888

Художник Сидни Эдвард Пэджет (1860–1908) был одним из первых и наиболее популярных иллюстраторов Конан Дойла. В качестве модели для Шерлока Холмса он выбрал своего брата Уолтера – худощавого, высокого, красивого мужчину. До этого Холмса изображали и другие художники, в их числе Дэвид Генри Фристон. Знаменитый сыщик у него выглядел далеко не интеллектуалом, скорее растолстевшим буржуа. Иллюстрировал первые произведения Конан Дойла и его отец – Чарльз Олтемонт (Алтамонт) Дойл (1832–1893). Отец писателя, привлекательный внешне и духовно, был художником и архитектором. Он писал акварели, выполнил иллюстрации к произведениям Л. Кэрролла и Д. Дефо, создал витражи в кафедральном соборе в Глазго. Но из-за своей непрактичности, приступам эпилепсии и страсти к спиртным напиткам стал неудачником, работал простым клерком. Сын Артур всегда считал отца незаурядным живописцем и мечтал собрать рассеянные повсюду его картины и устроить выставку. Отчасти ему это удалось в 1924 году. Выставка вызвала хвалебные отзывы многих искусствоведов.

Шерлок Холмс. Рисунок Сидни Пэджета

Читателям, особенно женщинам, пришелся по душе образ неотразимого скуластого мужчины, созданный Сидни Пэджетом.

В прошлый понедельник третьего июня в три часа дня Маккарти направился из своего дома в Хезарлей к Боскомскому омуту. Местные жители так называют небольшое озерцо, которое образовалось от разлившегося ручья, протекающего по Боскомской долине. Утром во время поездки в Росс он поторапливал слугу, ссылаясь на предстоящую у него в три часа важную встречу. Именно с этого свидания он и не вернулся.

На пути от фермы Хезарлей до Боскомского омута, а это примерно с четверть мили, его видели два человека. Старуха, имя которой ни в одной из газет не упомянуто, и Уильям Краудер, лесник мистера Тэнера. По утверждению обоих свидетелей, мистер Маккарти был один. Правда, лесник добавил, что некоторое время спустя в том же направлении проследовал сын мистера Маккарти, у которого на плече висело ружье. Он не придал бы этому никакого значения, если бы вечером не услышал о случившейся трагедии.

Немногим позже обоих Маккарти видел еще один свидетель – дочь привратника имения Тэнера, девочка лет четырнадцати, Пэшенс Морван. Она собирала в лесу цветы и видела у озера мистера Маккарти и его сына, которые очень серьезно ссорились. Девочка слышала, как старший Маккарти кричал на сына, а тот в ответ пытался поднять руку на своего отца. Эта неприятная сцена так напугала ее, что она в страхе убежала оттуда. Примчавшись домой, она рассказала матери, что отец и сын Маккарти затеяли в лесу ссору, которая может дойти до драки.

Не успела она закончить рассказ, как к ним вбежал молодой Маккарти. С ужасом на лице он сообщил, что обнаружил в лесу мертвым своего отца, и попросил помощи у привратника. Молодой человек был в сильнейшем возбуждении, без ружья и шляпы. На правой руке и на рукаве у него были свежие пятна крови. Вдвоем они поспешили к убитому. Тело мистера Маккарти было распростерто в траве у кромки воды, череп покойного размозжен каким-то тяжелым предметом. Это вполне мог быть приклад ружья, которое валялось рядом с убитым. Это было ружье сына мистера Маккарти. Все улики настолько очевидно указывали на молодого человека, что того сразу же арестовали. Уже во вторник следствие вынесло предварительное заключение: «преднамеренное убийство». А на следующий день Джеймс Маккарти предстал перед мировым судьей Росса, и тот направил дело на рассмотрение суда присяжных. Вот основные факты, которыми располагает сегодня следствие.

– Более мерзкого дела невозможно даже представить, – заметил я. – И все имеющиеся доказательства полностью изобличают преступника.

– На первый взгляд это так, но косвенные доказательства обманчивы, – задумчиво проговорил Холмс. – Вроде бы они совершенно точно указывают – истина здесь, но в то же время уводят в противоположную от истины сторону. Да, обстоятельства сложились явно не в пользу молодого человека, я даже допускаю вероятность того, что он и есть преступник. Но, дорогой Ватсон, немало людей, которые не верят в его виновность. Одна из них мисс Тэнер, дочь соседа-землевладельца. Именно она пригласила Лестрейда для того, чтобы он разобрался в этом преступлении. Вы, надеюсь, помните его по «Этюду в багровых тонах»? Но Лестрейд посчитал это дело слишком сложным и передал его мне. И вот мы, два джентльмена средних лет, вместо того чтобы спокойно завтракать в уютной домашней обстановке, мчимся на запад со скоростью пятьдесят миль в час.

– Боюсь, что улики слишком убедительны, – сказал я, – вряд ли вы сумеете что-то здесь исправить.

– Очевидные факты нередко бывают обманчивы, – ответил Холмс с усмешкой. – Кроме того, в ходе расследования мы вполне можем отыскать какие-то другие столь же очевидные факты, которые будут в пользу обвиняемого, и которые были совершенно не очевидны для мистера Лестрейда. Вы достаточно хорошо меня знаете и, надеюсь, не станете обвинять в хвастовстве. Я или соглашаюсь с имеющимися предположениями, или опровергаю их. Причем я это сделаю такими методами, которые Лестрейд не только не способен применять, но даже понимать. Могу подтвердить это таким вот примером: мне совершенно ясно, что зеркало в вашей спальне расположено с левой стороны от окна. Не уверен, что для мистера Лестрейда этот факт будет столь же очевиден.

– Но позвольте, Холмс, как вы…

– Милый мой друг, я знаю вас уже многие годы, вашу военную аккуратность, вашу неизменную привычку тщательно бриться каждое утро, несмотря ни на что. Однако, сегодня ваша левая щека выбрита значительно хуже правой, слева выше уха видна щетина. Отчего это? Потому что, несмотря на солнечную ясную погоду, левая часть вашего лица была освещена хуже, чем правая. А если бы вы брились перед зеркалом при ровном освещении, вас, повторяю, очень аккуратного человека, вряд ли удовлетворили бы подобные результаты.