– Ну и что вы об этом думаете? – победно воскликнул детектив. – Эту надпись не заметили потому, что здесь самый темный угол, и никто даже не догадался заглянуть сюда. Убийца сделал эту надпись своей кровью. Посмотрите на это пятно, здесь рука его или ее, потому что преступником могла быть и женщина, дрогнула и кровь потекла! В любом случае, здесь пахнет убийством! Но почему был выбран именно этот угол? Не догадываетесь?! Так я вам сейчас скажу! Видите вон ту свечу на каминной полке? В то время, когда она горела, а я уверен, что она горела, этот угол был самым светлым. Это сейчас он самый темный, поскольку свеча не зажжена.
– Ну и что из того, что мы нашли эту надпись? – поинтересовался Грегсон язвительным тоном.
– Как это что? Теперь мы знаем твердо – тот человек, кто вывел эту надпись, хотел написать женское имя «Рэчел», но не успел. Его или ее что-то встревожило. Попомните мои слова, когда эта загадка начнет постепенно проясняться, обнаружится женщина с таким именем, и она будет иметь касательство к данному делу. Можете смеяться сколько угодно, мистер Шерлок Холмс. Вы у нас известный умник и большой дока по части раскрытия преступлений, но старая ищейка оказалась надежнее именно здесь, где все уже, казалось бы, сказано и сделано.
– Я прошу прощения, – произнес мой спутник, взрывом хохота разгневав маленького человечка. – Ваши слова – абсолютная правда, и вы действительно первым из нас обнаружили эту надпись, подтверждающую, что существует еще один участник этой ночной драмы. У меня не было времени осмотреть эту комнату, и с вашего разрешения именно этим я сейчас и собираюсь заняться.
В подтверждение своих слов он извлек из кармана рулетку и огромную круглую лупу. Вооружившись этими предметами, Шерлок Холмс начал бесшумно перемещаться по комнате. Время от времени он на мгновение замирал, иногда опускался на колени, а один раз даже лег на пол. Он был настолько поглощен своим занятием, что, казалось, даже не замечал нашего присутствия, тишину нарушали лишь его бормотание, многозначительные вздохи и радостные возгласы. Взглянув на Холмса, я вдруг подумал, что он поразительно напоминает чистокровную, отлично вышколенную гончую, которая с пылом и рвением бросается в чащу и носится там в поисках следа. Изучение комнаты продолжалось более двадцати минут. Холмс, как и всегда, ничего не объясняя, дотошно измерял расстояние между совершенно невидимыми для меня следами и прикладывал рулетку к стенам. В одном месте, наклонившись, он осторожно поднял с пола маленький комочек серой пыли и аккуратно ссыпал его в конверт. Наконец он с помощью лупы обследовал написанное на стене слово, пристально, по целой минуте рассматривая каждую букву. Наконец, в качестве доказательства, что осмотр закончен, Холмс спрятал обратно в карман рулетку и лупу.
– Существует мнение, что гений – это бесконечное трудолюбие, – с улыбкой заметил он. – Хотя это довольно неверное суждение, но к работе детектива оно имеет самое непосредственное отношение.
Дилетантские, по мнению Грегсона и Лестрейда, выходки Холмса вызывали у них, профессионалов, огромное любопытство, смешанное с легким презрением. Очевидно, эти двое джентльменов не совсем понимали того, что я постепенно начал осознавать – даже самые незначительные и неожиданные действия Шерлока Холмса приводят к вполне определенным практическим результатам.
– И что вы думаете обо всем этом, сэр? – хором спросили детективы.
– С моей стороны было бы несправедливо мешать вам в раскрытии этого дела, – заметил мой друг. – Ваша правота столь очевидна, что было бы просто глупо пытаться давать вам советы, – в голосе его отчетливо слышались нотки сарказма. – Если вы позволите мне ознакомиться с тем, как проходит расследование, – продолжал он, – я буду счастлив оказать вам любую посильную помощь. И вот еще что. Я хотел бы поговорить с констеблем, который обнаружил тело. Вы можете дать мне его имя и адрес?
Быстрым движением Лестрейд раскрыл блокнот.
– Джон Ренс, – произнес он. – Он сегодня дома, отдыхает после дежурства. А живет он на Одли-корт сорок шесть, Кеннингтон-парк-гейт. Поезжайте туда, и вы его найдете.
Холмс записал адрес.
– Пойдемте, доктор, – решительно произнес он. – Мы должны обязательно встретиться с ним. Возможно то, что я скажу вам, окажет содействие в раскрытии этого дела, – продолжал он, обращаясь уже к двум детективам. – Здесь было совершено убийство, и убийцей был мужчина. Он ростом выше шести футов, молодой, для своего роста у него небольшой размер ноги, обут он в грубые, тупоносые ботинки и курит трихинопольские сигары. Сюда он приехал со своей жертвой в четырехколесном кэбе, запряженном лошадью с тремя старыми и одной новой подковой. По всей вероятности, у убийцы красное лицо, и довольно длинные ногти на правой руке. Это всего лишь детали, но они могут вам помочь.
Лестрейд и Грегсон переглянулись, недоверчиво улыбаясь.
– Но если вы знаете, кто убийца, то как, скажите, он это сделал? – спросили они.
– Яд, – коротко ответил Шерлок Холмс и тут же продолжил. – Да, и еще, Лестрейд, – уже стоя в дверях, он повернулся. – “Rache” – это немецкое слово, означающее “месть”, так что не тратьте время на поиски мифической девушки по имени Рэчел, – бросил он через плечо и величественно удалился из комнаты. Оба детектива проводили Шерлока Холмса обалдевшим взглядом.
Глава 4
О чем нам поведал Джон Ренс
Был час дня, когда мы покинули дом номер три по Лористон-гарденс. Шерлок Холмс потащил меня к ближайшему телеграфу, где отправил какую-то длинную телеграмму. Затем, окликнув кэб, он приказал кучеру доставить нас по адресу, который дал нам Лестрейд.
– Нет ничего лучше, чем первоклассный свидетель, – заметил Холмс. – Строго говоря, в уме я уже раскрыл это дело, остается лишь собрать факты.
– Вы удивляете меня, Холмс, – произнес я. – Вы так уверенно говорите о деталях преступления. Неужто вы и в самом деле не сомневаетесь в том, что все произошло именно так?
– Ошибки тут быть не может, – ответит он. – Первое, что я сразу заметил, так это две колеи, оставленные колесами на обочине. Дождя, как вы знаете, не было в течение недели, за исключением прошлой ночи. Значит, кэб подъехал к дому ночью. Он и оставил эти отпечатки. Потом я обнаружил следы копыт лошади, контур одной из которых был более четким, чем остальные три. Следовательно, одна подкова у лошади была новая. Кэб приехал сюда, когда уже шел дождь, утром никто не приезжал – это подтверждают слова Грегсона, значит он на нем, ночью, и приехали те двое.
– Со стороны все выглядит довольно просто, – сказал я. – Но как, скажите, вы узнали о росте убийцы?
– Видите ли, рост человека в девяти случаях из десяти, можно определить по длине его шага. Это довольно простые вычисления, но я не хочу надоедать вам рассказами о них. Я измерил шаг убийцы в саду и в комнате. Позже у меня была возможность проверить свои вычисления. Обратите внимание, что когда человек пишет на стене, он машинально делает это на уровне глаз. А буквы в комнате были написаны на высоте шести футов. Вот и все. Как говорится, детская задачка.
– Ну а его возраст?
– Посудите сами, человек, способный с легкостью перемахнуть лужу шириной в четыре с половиной фута, не может оказаться немощным старцем. Лакированные ботинки обошли ее, тогда как Ботинки с квадратными мысами лужу перепрыгнули. Во всем этом нет никакой загадки. Я просто использую в повседневной жизни некоторые из правил, которым нас учит наблюдательность, а затем делаю выводы. Кстати, об этом же я говорил в своей статье. Так, ну и что еще смущает вас?
– Ногти и трихинопольские сигары, – подсказал я.
– Надпись на стене сделали, обмакнув указательный палец в кровь. Рассмотрев эти буквы под лупой, я заметил, что штукатурка на степе слегка поцарапана. Будь ногти этого человека коротко острижены, этого не случилось бы. Подобрав разбросанный с пола пепел, я рассмотрел его. Он имеет темный оттенок и слоится, такой оставляют только трихинопольские сигары. Я специально изучал пепел различных сортов табака, и даже написал об этом небольшое исследование. Могу похвастать, что мне достаточно одного беглого взгляда на пепел – и я смогу определить сорт табака. Именно благодаря знанию таких мелочей настоящий сыщик и отличается от всяких там Грегсонов и Лестрейдов.
– А как вы узнали про красное лицо? – допытывался я.
– О, это была более дерзкая догадка, но я все же не сомневаюсь в своей правоте. Но пока вы не должны ни о чем меня расспрашивать.
Я провел рукой по лбу.
– Ну и ну! У меня просто голова кругом идет, – заметил я. – Чем больше я задумываюсь над этим преступлением, тем загадочнее оно мне кажется. Кто привез этих двоих – если их, в самом деле, было двое – в этот заброшенный дом? Что стало с кучером, который привез их? А как смог один мужчина заставить другого принять яд? И откуда там кровь? С какой целью произошло убийство, ведь убитый не был ограблен? Интересно, как туда попало женское кольцо? Кроме всего, почему второй, прежде чем скрыться, написал немецкое слово «Rache»? Признаться, я не вижу никакой возможности связать воедино все эти факты.
Мой собеседник посмотрел на меня одобряющим взглядом и улыбнулся.
– Вы очень кратко и ясно изложили всю сложность данного дела, – произнес он. – До сих пор некоторые факты остаются запутанными, но многое я уже для себя прояснил. Что до открытия бедняги Лестрейда, то его просто пытались сбить со следа и направить на поиски тайных социалистических обществ. Букву «А», если вы успели обратить внимание, пытались вывести на немецкий манер. Только учтите – настоящий немец обязательно напишет печатными буквами, четко и без округлостей. Исходя из этого, мы можем с уверенностью сказать, что надпись сделана не немцем, а невежественным мошенником. Но он переусердствовал в своих жалких попытках. Его каракули – это ничто иное, как уловка, желание запутать расследование и пустить его по ложному следу. И еще. Я не хотел бы больше говорить об этом деле, доктор. Вы же знаете, что фокусник, рассказавший секрет своих трюков, становится неинтересен. Если я посвящу вас во все тайны и методы моей работы, вы, чего доброго, придете к выводу, что я самый заурядный человек.
– Ну что вы, Холмс. Никогда, – поспешно ответил я. – Вы первый во всем мире возвели раскрытие преступлений в разряд точных наук.
Обрадованный искренностью моих слов, мой собеседник даже слегка порозовел. Я всегда замечал, что лесть ему была так же приятна, как для хорошенькой девушки слова о ее красоте.
– Скажу вам еще кое-что, – произнес Шерлок Холмс, – Лакированные ботинки и Квадратные мысы приехали в некоем кэбе и, по всей вероятности, шли по тропинке, как настоящие друзья, рука об руку. Оказавшись внутри, они принялись расхаживать по комнате, или, скорее всего, Лакированные ботинки стояли, а Квадратные мысы ходили взад-вперед. Все это я прочел по отпечаткам на пыльном полу. Я так же смог узнать, что Квадратные мысы, что-то возбужденно говоря, распалялись все больше и больше. На это указывают опять же следы, длина их постоянно увеличивалась. Несомненно, этот человек довел себя буквально до исступления. Тогда-то и произошла трагедия. Вот так, с помощью наблюдательности и дедукции мне и стала ясна общая картина преступления. А мелкие, несущественные детали ее – это уже результат моих догадок и предположений. Теперь у нас есть прекрасная рабочая гипотеза, с которой мы и начнем. Не будем терять время даром. Тем более что сегодня вечером я еще хочу успеть на концерт Галле, послушать Норман-Неруду.
Этот диалог состоялся в то время, пока мы путешествовали по бесконечной веренице грязных улочек и мрачных закоулков. Неожиданно наш кучер остановил кэб в самом неприглядном из них.
– Вон там и находится Одли-корт, – сказал он, тыкая пальцем в темную щель, виднеющуюся между рядами мертвенно – серых кирпичных зданий. – Будете возвращаться, найдете меня здесь.
Одли-корт не отличался привлекательностью. Протиснувшись в узкий проулок, мы оказались на квадратном, мощенном плитами дворе и окруженном убогими лачугами. Нужный нам дом 46 мы нашли не сразу, вначале нам предстояло проползти под бечевками с линялым бельем, то и дело преграждавшими нам путь. Подойдя к жилищу полисмена, мы увидели дверь, украшенную маленькой медной табличкой с выгравированным на ней именем Ренса. Проведя небольшое расследование и выяснив, что констебль еще спит, мы стали дожидаться его появления в крошечной передней.
Вскоре он вошел, с плохо скрытым недовольством разглядывая субъектов, осмелившихся его потревожить.
– Я оставил свой отчет в полицейском участке, – сказал констебль.
Мой друг извлек из кармана монету в полсоверена и принялся с задумчивым видом ей поигрывать.
– Нам гораздо интереснее было бы выслушать вас лично, – произнес Холмс.
– Буду рад рассказать вам все, что смогу, – ответил Ренс, глаза которого жадно блеснули.
– А мы с не меньшей радостью выслушаем ваш подробный рассказ. Так что же там, по-вашему, произошло?
– И как рассказывать-то, с самого начала? – Холмс ободряюще кивнул – Ага, ну ладно. Значит, дежурство мне досталось ночью, с десяти вечера до шести часов утра. В одиннадцать в «Белом олене» случилась драка, но какая-то очень вялая, обычно бывало и повеселее. Вот. А в час ночи начался дождь, и тут я встретил Гарри Мерчера, он как раз дежурил на Холланд-гроув. Ну, значит, мы постояли, эдак поболтали на углу Генриетта-стрит часов, может, до двух или подольше. Я еще подумал, что пора бы мне пройтись да посмотреть, все ли в порядке на Брикстон-роуд. Ну и ночка выдалась, доложу я вам, темень – хоть глаз коли, и грязищи – по уши. На улице никого, помню только, кэб или два мимо меня проехали. Потом я ходил туда – сюда и все подумывал, не пойти бы пропустить, понимаешь, стаканчик – другой, и вдруг вижу – в окне одного из домов мелькнул свет. А я-то ж знаю, что в тех двух домах на Лоринстон-гарденс никто не живет, потому, как хозяева их не чистили там канализации, и самый последний из жильцов, как раз-то и умер от брюшного тифа. И вот мелькнул там свет, и меня будто громом ударило. Смотрю я на него, а сам все думаю, как бы не случилось чего. И только я подошел к двери…
– Вы остановились и пошли обратно к калитке в саду, – перебил его мой спутник. – И зачем же вы это сделали?
Ренс, едва не подпрыгнув от неожиданности, удивленно вытаращился на Холмса.
– Что верно, то верно, сэр, – сказал он. – Но как вы узнали о том, что одному только Богу известно? Он один и видел, как я подошел к двери. Стою я, а рядом – ни души. Вот я и подумал: ну хоть бы кто-нибудь находился бы рядом со мной. Только не подумайте, что я струсил. Я никого не боюсь на этом свете, сэр, но мне пришло на ум, а вдруг это тот тифозный покойничек пришел поискать человека, виновного в его смерти. С этой мыслью я повернулся и бросился назад к калитке, думал, увижу фонарь Мерчера, но на улице хоть глаз коли и тишина – ну, мертвая.