Знак четырех. Собака Баскервилей

– Проследить его путь ничего не стоило, – заявил он, натягивая носки и ботинки. – Черепица расшаталась под его ногами, и в спешке он обронил вот это. Мой диагноз подтвердился, как любите выражаться вы, медики.

Холмс протянул мне что-то вроде мешочка или кисета, сплетенного из цветной соломки и украшенного дешевым бисером. Формой и цветом предмет напоминал портсигар. Внутри обнаружилось полдюжины игл из темного дерева, заостренных с одного конца и округленных с другого: в точности такая сразила Бартоломью Шолто.

– Адское оружие, – проговорил Холмс. – Осторожнее, не уколитесь. Очень рад, что они у меня в руках: вероятно, это весь запас. Меньше риска, что они того и гляди вопьются в кожу мне или вам. Я бы предпочел пулю Мартини – Генри. Вы готовы совершить шестимильную пробежку, Ватсон?

– Вполне.

– Ваша нога не подведет?

– Ручаюсь.

– А ну-ка, песик, сюда, ко мне! Умница Тоби, умница! Нюхай, песик, нюхай!

Холмс поднес пропитанный креозотом носовой платок к собачьей морде. Тоби, расставив мохнатые лапы и забавнейшим образом вывернув голову, внюхивался с видом знатока, изучающего букет дорогого марочного вина. Холмс отбросил платок, прикрепил прочный поводок к ошейнику Тоби и подвел собаку к бочке с водой. Тоби тотчас залился пронзительным прерывистым визгом, уткнулся носом в землю, высоко задрал хвост и прытко помчался по следу, натянув поводок. Нам оставалось только побыстрее переставлять ноги.

Небо на востоке начало бледнеть, и в холодном сумеречном свете мы могли видеть хоть немного дальше. Позади одиноко и печально вздымался массивный квадратный дом с темными глазницами окон и высокими голыми стенами. Наш путь пролегал прямо через примыкавший к дому участок, почти сплошь изрытый ямами и канавами. Вся усадьба, с торчавшими повсюду кучами земли и одичавшими кустарниками, выглядела запущенной и зловещей, в полной гармонии с разыгравшейся здесь мрачной трагедией.

Когда мы достигли каменной ограды, Тоби, нетерпеливо поскуливая, понесся вдоль нее, пока не остановился в углу, затененном молодым буком. На стыке двух стен недоставало нескольких кирпичей; пустоты были стерты и округлены понизу, словно их частенько использовали в качестве ступенек. Холмс взобрался по ним наверх и, взяв у меня Тоби, опустил его по другую сторону стены.

– Человек на деревяшке оставил здесь отпечаток руки, – сообщил он мне, когда я поднялся следом за ним. – Вот пятнышко крови на белой штукатурке. Большая удача, что вчерашний дождь был не очень сильный! С их бегства прошло двадцать восемь часов, но запах на дороге наверняка не выветрился.

Признаться, я питал на этот счет некоторые сомнения: за это время по Лондонской дороге проехало множество экипажей. Впрочем, сомнениям вскоре настал конец. Тоби, переваливаясь с боку на бок, уверенно двигался прежним курсом. Ясно было, что резкий запах креозота выделялся среди всех прочих.

– Не воображайте, – проговорил Холмс, – будто успех в этом деле я основываю на той случайности, что одного из преступников угораздило вляпаться ногой в зловонный химикат. Сейчас мне понятно столь многое, что я могу настичь их несколькими путями. Этот, однако, наиболее доступный, и, если уж сама судьба нам так удружила, грех им не воспользоваться. Увы, я лишился любопытной умственной задачки, которая передо мной поначалу маячила. Ее решение было бы заслугой, а теперь слишком уж все очевидно.

– Все равно это заслуга, Холмс, и еще какая! Я восхищаюсь методами, которые принесли вам очередной успех. Вы превзошли самого себя даже по сравнению с делом Джефферсона Хоупа. Нынешний случай представляется мне куда более сложным и необъяснимым. Как, например, вы сумели настолько подробно описать внешность человека на деревянной ноге?

– Ну, дружище, куда уж проще? Я вовсе не рассчитывал на эффект. Все ясно как божий день. Два офицера из тюремной охраны прознали о немаловажной тайне. План с указанием места, где спрятано сокровище, набросал для них англичанин по имени Джонатан Смолл. Если помните, это имя значится на бумаге, хранившейся у капитана Морстена. Смолл проставил на ней также имена своих сообщников, объединив их пометой «знак четырех» – для пущего эффекта. С помощью плана офицеры – или же только один из них – завладевает сокровищем и перевозит его в Англию, нарушив, надо полагать, условие, благодаря которому оно попало к нему в руки. Вопрос: почему же Джонатан Смолл не добыл клад сам? Ответ очевиден. План датирован тем временем, когда Морстен тесно общался с арестантами. Джонатан Смолл не мог добраться до клада, ибо вместе с сообщниками находился в заключении.

– Но это всего лишь догадка, – возразил я.

– Более чем догадка. Это единственная гипотеза, в которую укладываются все факты. Посмотрим, насколько ей соответствует дальнейшее. Майор Шолто годами благоденствует, наслаждаясь чувством единоличного собственника. Затем он получает письмо из Индии и впадает в панику. С чего бы это?

– В письме говорится, что обманутый им человек теперь освобожден.

– Или сбежал. Последнее гораздо вероятней: майору наверняка был известен срок, какой предстояло отбывать Смоллу и его приятелям. Их освобождение не стало бы для него неожиданностью. Что он предпринимает? Пытается спастись от человека на деревянной ноге – притом, заметьте, белого человека. Помните, он по ошибке разрядил револьвер в человека с деревяшкой вместо ноги – ни в чем не повинного торговца? Из четырех имен на карте только одно принадлежит англичанину. Прочие – это индусы или мусульмане. Поэтому можно с уверенностью утверждать, что одноногий человек и есть Джонатан Смолл. Вы не усматриваете в моем рассуждении какую-либо погрешность?

– Ничуть. Все четко и связно.

– Так, а теперь давайте поставим себя на место Джонатана Смолла. Взглянем на историю его глазами. Он прибывает в Англию с двойной целью: вернуть то, что считает своей законной собственностью, и также отомстить обидчику. Узнает, где проживает Шолто, и, по всей видимости, завязывает знакомство с кем-то из обитателей дома. Дворецкого, которого зовут Лал Рао, мы не видели, однако миссис Бернстоун мнения о нем невысокого. Спрятанное сокровище Смолл найти, разумеется, не смог: о тайнике не знал никто, кроме майора и преданного ему покойного слуги. Неожиданно Смолл узнает, что майор на смертном одре. В ужасе от мысли, что тайна клада умрет вместе с ним, Смолл прорывается сквозь охрану, заглядывает в окно, но войти не решается из-за присутствия сыновей майора. Вне себя от ярости, он тем не менее той же ночью проникает в спальню ненавистного врага, перерывает бумаги усопшего в надежде найти хоть какое-то указание, где искать сокровище, а на память о своем визите оставляет краткую записку. Несомненно, Смолл заранее вознамерился не просто убить майора, но и показать, что это не рядовое преступление, а, с точки зрения четырех соучастников, акт справедливого возмездия. В уголовных анналах подобные причуды встречаются довольно часто и обычно служат ценным ориентиром для установления личности злоумышленника. Рассуждения понятны?

– Более чем.

– Хорошо. Как Джонатану Смоллу действовать дальше? Ему оставалось только незаметно следить за поисками сокровища. Возможно, он покидал Англию и наезжал сюда временами. Когда обнаружился тайник на чердаке, ему тотчас об этом сообщили. Здесь мы вновь убеждаемся, что пособником Смолла был кто-то из домочадцев. Высоко расположенный кабинет Бартоломью Шолто для Джонатана, с его деревяшкой, решительно недоступен. Тогда он берет с собой весьма диковинного помощника, тот выполняет задание с завидной легкостью, однако вляпывается босой ногой в креозот. В итоге на сцене появляется Тоби и отставной военный хирург на половинном содержании с поврежденным ахилловым сухожилием совершает нелегкую шестимильную пробежку.

– То есть убийца – не Джонатан, а его помощник?

– Именно. И, судя по тому, как Смолл расхаживал по кабинету, когда там оказался, это крайне его разгневало. Вражды к Бартоломью Шолто он не питал и предпочел бы просто-напросто его связать и вставить в рот кляп. Лезть в петлю он не собирался. Впрочем, уже ничего нельзя было исправить: сообщник дал волю дикарским инстинктам, и яд сделал свое дело. Тогда Джонатан Смолл нацарапал записку, спустил ларец с кладом на землю и последовал за ним сам. Вот таким, на мой взгляд, был ход событий. Что до внешности Смолла, то он, естественно, немолод и загорел дочерна – после стольких лет, проведенных в такой жаровне, как Андаманские острова. Рост Смолла нетрудно определить по длине шага; нам известно также, что он бородат. Таддеуса Шолто, видевшего его в окне, поразило лицо, сплошь заросшее волосами. Добавить к этому мне, в общем, нечего.

– А что можно сказать о помощнике Смолла?

– Да никакой особой загадки он не представляет. Вскоре вы сами все узнаете. Как чудесен утренний воздух! Взгляните вон на то плывущее по небу облачко: чем не розовое перо, оброненное гигантским фламинго? А красный ободок солнца пробивается над густой пеленой лондонского тумана. Первые лучи упадут на множество жителей, но, держу пари, никто из них не занят более диковинным делом, чем мы с вами. Какими пустячными кажутся наши жалкие амбиции и порывы на фоне грандиозных сил природы! Как продвигается ваш Жан Поль?

– Успешно. Обратиться к нему меня заставил Карлейль.

– Это все равно что идти вверх по ручью к озеру, откуда он берет начало. У этого автора есть парадоксальное, но глубокое замечание. Подлинное величие определяется тем, что человек сознает собственное ничтожество. Иначе говоря, способность сравнивать и оценивать и есть доказательство незаурядности. Рихтер дает богатую пищу для размышлений. Вы захватили с собой револьвер?

– Только трость.

– Весьма вероятно, что, если мы доберемся до их логова, нам понадобится оружие. Джонатана возьмите на себя, а если второй вздумает брыкаться, я его пристрелю.

С этими словами Холмс вытащил свой револьвер и, вогнав в барабан два патрона, сунул его обратно в правый карман куртки.

Все это время Тоби вел нас по проселочным на вид дорогам с загородными домами по обеим сторонам. Теперь, приближаясь к Лондону, мы преодолевали бесконечную путаницу улиц, где уже вышагивали портовые рабочие и мастеровые, а неряшливые женщины открывали ставни и обметали входные ступеньки. Пивные на углах только что открылись, и оттуда выходили ражие типы, утирая рукавом бороды после первого возлияния. Бродячие собаки провожали нас недоуменными взглядами, но наш несравненный Тоби не обращал ни на что ни малейшего внимания, спешил вперед, почти касаясь носом земли, и временами, чуя горячий след, возбужденно повизгивал.

Мы миновали Стретем, Брикстон, Камберуэлл, выбрались из боковых улочек к востоку от крикетного стадиона «Овал», очутились на Кеннингтон-лейн. Преступники, надо полагать, намеренно выбрали столь извилистый маршрут, чтобы ускользнуть незамеченными. Избегая главных улиц, они упорно придерживались окольных дорожек. В начале Кеннингтон-лейн они свернули налево – по Бонд-стрит и Майлз-стрит. Там, где Майлз-стрит вливается в Найтс-Плейс, Тоби остановился и принялся бегать взад-вперед, навострив одно ухо и опустив другое в крайней нерешительности. Затем начал кружить на месте, поглядывая так, словно в замешательстве искал нашего сочувствия.

– Что это на Тоби нашло? – раздраженно бросил Холмс. – Не могли же они взять кэб или улететь на воздушном шаре?

– Быть может, они ненадолго тут задержались, – предположил я.

– А, все в порядке. Тоби возобновил погоню! – облегченно выдохнул Холмс.

Тоби действительно пустился по следу стрелой: обнюхав все вокруг себя, он решительно и целенаправленно устремился вперед с небывалой до того резвостью. След, по-видимому, был совсем недавний: песик даже не утыкался носом в землю, а изо всех сил натягивал поводок, мешавший ему рвануться за добычей. Глаза Холмса заметно блестели: нетрудно было догадаться, что он предвкушает скорую развязку.

Наш путь пролегал теперь по Найн-Элмс, и вскоре мы уперлись в обширный дровяной склад «Бродерик и Нельсон» на задах таверны «Белый орел». Донельзя возбужденный Тоби нырнул в боковую калитку, и мы оказались посреди загородки, где уже приступили к работе пильщики. Тоби, не разбирая дороги, ринулся по стружкам и опилкам сквозь узкий проход между двумя поленницами, обогнул угол и с радостным лаем вскочил на большущую бочку, которую незадолго до того привезли сюда на ручной тележке. Вывалив язык и часто моргая, Тоби стоял на бочке и поглядывал на нас обоих в ожидании похвалы. Обручи бочки и колеса тележки были измазаны темной жидкостью, а по всему двору разило креозотом.

Мы с Шерлоком Холмсом тупо уставились друг на друга, а потом одновременно согнулись пополам от приступа неудержимого хохота.

Глава VIII

Ополчение с Бейкер-стрит

– И что теперь? – спросил я. – Тоби лишился ореола непогрешимости.

– Тоби действовал сообразно своим способностям, – отвечал Холмс, снимая нашего вожатого с бочки и покидая дровяной склад. – Вообразите, сколько креозота развозят по Лондону за день! Неудивительно, что наш путь пересекли другие следы. Креозот сейчас в большом ходу, особенно для пропитки дерева. Беднягу Тоби винить не в чем.

– Думаю, следует вернуться к начальному следу.

– Да. И к счастью, далеко идти не надо. Понятно, почему песик растерялся на углу Найтс-Плейс. Оттуда два следа вели в противоположные стороны. Мы промахнулись. Остается только вернуться и направиться по второму.

Это оказалось нетрудно. На том месте, где Тоби ошибся, он описал большой круг, а потом ринулся в другую сторону.

– Надо позаботиться, чтобы он не привел нас туда, откуда прикатили эту бочку, – заметил я.

– Я это учел. Но видите: Тоби бежит по тротуару, тогда как бочку доставили по проезжей части. Нет, теперь мы на верном пути.

И путь этот вел через Белмонт-Плейс и по Принсис-стрит, все ближе к реке. В конце Брод-стрит след кончался прямо у водной кромки, на небольшом деревянном причале. Тоби притащил нас к самому его краю и замер, поскуливая и глядя вниз на темный поток.