Нежная отравительница

Как следствие, за время замужества Линнеа получила изрядный объем знаний о военном деле. Сначала они были на уровне знаний младшего офицера, потом к ним добавились сложные военные стратегии, и, в конце концов, Линнеа вышла на уровень майора Генерального штаба.

Молодой лейтенант с таким энтузиазмом интересовался всем, что касается войны и смерти, что Линнеа начала испытывать к нему почти материнскую привязанность. К тому же Райнер смотрелся очень эффектно в своей военной форме. Без нее весь эффект сразу пропадал. Когда они пошли купаться, Линнеа украдкой разглядывала голого Райнера и удивлялась тому, каким обычным он кажется без формы. Но когда они после купания грелись в лучах солнца, она решила, что, может, все же стоит выйти замуж за этого лейтенанта.

Ох уж этот прохладный морской ветер, ласкающий соленую от воды кожу!

Линнеа была готова лежать на песке со своим лейтенантом хоть до самой темноты, но сестра Райнера, которая была с ним на море, всегда находила их и предлагала пойти в павильон, на танцы, или в отель. Линнеа уже тогда подумала, что от Эльзы Раваски, сестры Райнера, нельзя ждать ничего, кроме неприятностей. Нервная девица со странностями, никогда не отличавшаяся большим умом, под конец войны она вообще спятила и так и не выздоровела. Но хуже всего было то, что на старости лет Эльза умудрилась выйти замуж за какого-то бездельника по фамилии Нююссёнен и родить от него сына. Подумать только! Кауко родился в 1958 году, когда Эльзе было уже за сорок. Конечно, пришлось делать кесарево сечение. От этого здоровье ее, и умственное, и физическое, еще больше ухудшилось. Пошли осложнения. Но чего тут удивляться, если родила она Кауко Нююсёнена.

Полковница вернулась от воспоминаний к суровой действительности. Она достала косметичку и нанесла на тело тонкий слой увлажняющего крема, подушила стратегические точки, надела сначала белье, а потом синий костюм для прогулок. Волосы она увлажнила специальным бальзамом и распустила по плечам. Напоследок Линнеа занялась лицом. Сначала увлажнила лицо кремом «Гетпорс», потом припудрила пуховкой, на щеки нанесла малиновых румян, глаза подвела «Эоловой арфой», ресницы подкрасила черной с синим тушью, ногти – лаком «Горный кристалл», а губы Линнеа накрасила красной с блеском помадой.

На все это ушло немало времени, поскольку марафет пришлось наводить в экстремальных условиях. Ей пришлось приседать, чтобы рассмотреть свое отражение в воде, но, в конце концов, она осталась довольна результатом. Трудно было поверить, что эта женщина еще утром разделывала свиную тушу в полутемном сарае.

Линнеа Раваска придерживалась того мнения, что делать макияж – это все равно, что готовить страну к военным действиям. Например, в зимнюю войну Финляндия была все равно что ненакрашенная деревенская деваха, оказавшаяся по милости господ в большом городе и утратившая девичью честь. К следующей войне, напротив, страна намазалась чересчур сильно, широкими, агрессивными мазками боевой раскраски. Но дева Финляндия забыла, что при этом надо еще и мыться, и запах пота пробивался через дешевый немецкий одеколон, столь любимый девицами легкого поведения.

В деле подготовки к войне, как и в случае макияжа, страна, как и женщина, должна помнить о чувстве стиля, чтобы не лишиться чести или независимости и избавить себя от необходимости проливать кровь и слезы. Закончив, Линнеа убрала косметичку в пакет и поманила кошку.

Затем она вернулась по тропинке назад до развилки и там свернула в лес. Через несколько минут вышла к железной дороге. Кошка бежала вдоль рельсов, а Линнеа переступала со шпалы на шпалу, делая широкие шаги, чтобы не поцарапать туфли о гравий.

Впервые за долгое время Линнеа чувствовала такую легкость во всем теле. Вот как меняет человека купание и чистая одежда, подумала пенсионерка. Линнеа приготовилась к предстоящей битве своим, женским, способом. Сперва нужно было вернуть чувство собственного достоинства, которое столько лет попирали грубыми подошвами эти грубые мужики – Кауко и его приятели.

Вскоре дорога уперлась в заброшенную станцию Хармисто. Линнеа прошла мимо старинных станционных построек и вошла в сельскую лавку, где ее эффектное появление заставило продавца и посетителей удивленно приподнять брови. Линнеа спросила, можно ли ей воспользоваться телефоном.

В подсобке Линнеа Раваска позвонила в полицию. Она рассказала, что уже много лет живет в страхе и что сегодня ее вынудили покинуть свой собственный дом и уйти в лес. Она сообщила, что на хуторе бесчинствует шайка хулиганов, которые уже двое суток творят всякие зверства. Линнеа выразила пожелание, чтобы полиция приехала и задержала троих нарушителей, начала расследование преступления и передала негодяев в руки правосудия.

Дежурный констебль принялся жаловаться на малочисленность личного состава. А насколько дело срочное? Избили ли там кого? Не относится ли это дело к компетенции гражданского суда, раз речь идет о дальнем родственнике и его товарищах, визит которых несколько затянулся? Не преувеличивает ли госпожа серьезность присходящего?

Линнеа заявила, что абсолютно уверена в том, что, по меньшей мере, мужчины виновны в вождении машины в нетрезвом виде и краже: они украли, как минимум, один автомобиль и одну свинью. Автомобиль, как ей было сказано, брошен в канаве в лесу, а свинью подло убили. Бандиты также нанесли ущерб ее дому в виде разбитых садовых качелей и стула и даже заставили ее подписать фальшивое завещание. Все визитеры имеют за плечами по нескольку судимостей. Разве этого полиции недостаточно?

По словам дежурного, таких компаний, состоящих из молодых людей, так много теперь развелось, что чтобы уследить за всеми, не хватит никакой полиции. Но он обещает сделать все от него зависящее.

По завершении разговора полицейский в сердцах сказал сослуживцу, что у него на проводе опять была какая-то истеричная старуха. Родственник немного выпил в бане у бабки, а та истерику устраивает. Надо, наверное, отправить туда патруль?

Через полчаса возле магазина появилась полицейская машина. Трое полицейских в форме вальяжно вошли в магазин и спросили, кто звонил. Линнеа и хозяин лавки доложили обстановку. Лавочник также предупредил, что на торппу без оружия лучше не соваться. Это произвело впечатление на полицейских, и они спросили, как проехать на хутор. Затем патруль уехал в указанном направлении. Сразу перед хутором полицейские сообразили врубить сирену, так что шайка побросала жареную свинью и бросилась в лес.

Полицейские обследовали местность, с облегчением констатировали, что злоумышленники скрылись. По радио они доложили обстановку в участок и запросили дальнейших инструкций. Патрулю был дан приказ задержать хулиганов, нарушающих общественное спокойствие, а если это не представляется возможным, то обеспечить в указанном районе безопасность.

Двое полицейских совершили рутинную пробежку по ближайшему лесочку, третий в это время орал в рупор, призывая преступников сдаться властям. Природа отвечала ему молчанием, нарушаемым только птичьими трелями в ельнике.

Кауко Нююссёнен, Пертти Лахтела и Яри Фагерстрём привычно бросились в разные стороны леса. Кауко по тропкам убежал довольно далеко до какой-то поляны, посреди которой был пруд, а рядом с ним старый разваливающийся сарай. Каке зарылся в высокую траву, стиснув зубы. С горечью думал он о Линнее, которой пришло в голову вызвать полицию. Она еще об этом пожалеет.

Перед глазами Каке предстала вся его никудышная жизнь: вечные погони, никогда ему не дают пожить спокойно, по-человечески. Что бы он ни делал, это всегда заканчивалось проблемами с полицией, повесткой в суд и нудной отсидкой. Но чтобы на него доносила родная тетка, это уже слишком! Неужели она совсем спятила, что осмелилась натравить на него полицию? Каке вспомнил, как восхвалял Линнею перед приятелями, и это благодарность? Как мерзок этот мир лжи и предательства! Каке беззвучно выругался.

Вытащив из кармана джинсов завещание, подписанное Линнеей, он посмотрел на него и мстительно подумал, что эта затея с полицией ей дорого встанет.

Мокрый, пьяный и злой Каке лежал в осоке на берегу родника и матерился про себя. Завещание он сунул в бумажник рядом с предательскими деньгами, полученными от коварной Линнеи. Ох, как сильно он ненавидел старуху в тот момент! Как человек, а особенно женщина, мог донести в полицию на родную плоть и кровь, было выше его понимания.

Тут Кауко бросилась в глаза синяя пластмассовая штуковина в траве. Перед лицом Каке в траве валялась синяя пластмассовая баночка. Он поднял ее и обнаружил, что это мыльница для туалетного мыла. Что это, черт побери, значит? – с подозрением подумал Каке. Он и не догадывался, что мыло забыла его тетя. Парень резко замахнулся и швырнул мыльницу далеко в лес. Потом он попытался утолить жажду из родника, но это было совсем не то, что выпить прохладного пивка, и, разозленный, Каке расстегнул брюки и нас-сал в родник, далеко выпустив струю своего гнева.

Поскольку полицейским не удалось задержать подозреваемых хулиганов, они остались поддерживать порядок на хуторе. Приказ пришелся им по душе, потому как посреди двора на вертеле над горячими углями покачивалась половина аппетитного жареного поросенка.

Представители властей притащили из сарая несколько ящиков из-под картошки, уселись вокруг костра и начали отрезать жирные ломти от поросенка. Как по заказу, рядом оказался стол с пивом, горчицей и специями для шашлыка. Полицейские успели изрядно проголодаться, поэтому они отдали должное обеду из жареной свинины на фоне девственной финской природы.

Вдова полковника Линнеа Раваска не осмелилась вернуться на хутор. Она оставила кошку на попечение хозяина лавки, заплатила утренний долг и вызвала такси.

Линнеа попросила водителя отвезти ее в Хельсинки. Когда машина отъезжала от деревни Хармисто, она даже не оглянулась. Кошка жалобно мяукала на крыльце.

Глава 6

В Хельсинки Линнеа Раваска дала таксисту адрес доктора Яакко Кивистё на улице Дёбельнинкату в районе Тёёлё, но попросила проехать через улицу Калониуксенкату: ей хотелось взглянуть на улицу, на которой она когда-то жила. Линнее пришлось объяснять деревенскому шоферу как проехать на нужную улицу, потому что откуда уроженцу Сиунтио знать, как проехать к Тёёлё.

В городе было жарко, но он не казался таким вымершим, как в былые годы в летнее время. Раньше жители Тёёлё с наступлением лета выезжали за город, в городе оставались только чиновники по долгу службы, и, разумеется, рабочие, хотя в Тёёлё их практически не было, они вольготнее чувствовали себя в таких районах, как Хаканиеми и Сёрняйнен.

На улице Калониуксенкату Линнеа попросила водителя ехать помедленнее, чтобы пенсионерка могла взглянуть на окна своей прежней квартиры. Там ее ждало разочарование! Шторы были другие! Она хорошо знала свои окна на четвертом этаже, и теперь там висели какие-то мерзкие зеленые тряпки. Во времена Линнеи там висели красивые тюлевые занавески, подвязанные ленточками по бокам.

Линнее вспомнилось последнее военное лето. Ожесточенные сражения на Карельском перешейке уже закончились, говорили о перемирии. Райнер приехал на побывку в Хельсинки. Он пригласил в гости нескольких немецких офицеров на прощальный ужин. Тогда был дефицит продуктов, так что ничего приличного Линнее не удалось приготовить. Отсутствие еды и безнадежность, царившая на Восточном фронте, не придавали офицерам бодрости. Поэтому с горя все напились. Ночью один немецкий капитан вздумал покончить с собой. Он открыл окно на кухне и собирался уже было спрыгнуть с четвертого этажа.

Ситуация была неприятной, а Линнее хотелось избежать скандала. Конечно, немецкие солдаты в те годы мерли как мухи, но чтобы кто-то выбросился из ее окна, ну уж нет!

В последнюю секунду Линнеа успела схватить капитана за мундир, но он только выскользнул из кителя и собрался прыгать в пустоту. Тогда Линнеа вцепилась в его подтяжки, но капитан оказался слишком тяжелым и потянул ее за собой в окно. Линнеа начала звать на помощь. Капитан болтался под окном, пытаясь вцепиться в водосточную трубу. Он уже раскаялся в том, что хотел расстаться с жизнью, и умолял Линнею ни за что не отпускать его.

Полковник Раваска вместе с парой других офицеров сбежали вниз, чтобы поймать своего товарища, который, вцепившись в трубу, начал медленно по ней сползать вниз.

Подтяжки растянулись аж на два метра. В конце концов, застежки не выдержали, и капитан стремительно соскользнул по трубе в объятия поджидавших внизу товарищей.

Все это породило множество слухов и анекдотов, которые все лето и всю осень ходили по городу и привели к тому, что немецкий капитан все-таки застрелился. Конечно, это было не единственной причиной самоубийства. Вышеозначенный офицер испытывал огромное разочарование по поводу Второй мировой войны. Утверждали, что он владел процветающей хлебопекарней в довоенной Германии. Особенно досаден был тот факт, что перед самоубийством капитан пригласил чету Раваска в гости в Германию и из-за случившегося поездка так и не состоялась.

Пока Линнеа предавалась воспоминаниям, такси подъехало к улице Дёбельнинкату. Линнеа рассчиталась и поднялась на лифте на седьмой этаж. На двери была латунная табличка: «Яакко Кивистё, лиценциат медицинских наук».

Яакко Кивистё чрезвычайно обрадовался визиту старой подруги. Он давно уже овдовел и жил один в своей огромной квартире, по совместительству служившей ему консультацией. Яакко было за семьдесят, он почти никого не принимал и даже отказался от услуг медсестры-ассистентки. Новых пациентов у доктора не было, но старыми он еще продолжал заниматься, пока не помрут.

Линнеа отметила, что Яакко со времени их последней встречи постарел. Ему этого, она, конечно, не сказала, поскольку не хотела ранить своего бывшего любовника, который, в какой-то мере, ей по-прежнему нравился. Теперь же Яакко был худым, бледным, лысым и говорил едва слышно.

Линнеа сообщила, что приехала не только на ежегодный медицинский осмотр, но и что ей нужен совет, и возможно, помощь. Яаако, разумеется, сказал, что он полностью к ее услугам. Линнеа рассказала, что хотела бы остановиться в Хельсинки – если Яакко не против, потому что ей нужно продать дом в деревне, там стало небезопасно. Яакко Кивистё ответил, что поскольку медсестры у него больше нет, Линнеа спокойно может оставаться у него, сколько пожелает, не боясь сплетен. Она может выбрать себе любую комнату.

Когда Линнеа устроилась, Яакко ее осмотрел. Пожилая дама была относительно здорова. Сахар в крови в норме – спасибо таблеткам, небольшой недостаток кальция и проблемы с кишечником, так что Яакко выписал ей новые лекарства. Когда осмотр закончился, Линнеа спросила:

– Сколько мне осталось жить, хотя бы приблизительно?

В роду Линдхольмов было много долгожителей, так что не было никаких причин предвещать Линнее скорую смерть. Состояние здоровья у нее было хорошее, несмотря на солидный возраст. Учитывая все эти факторы, Яакко сделал вывод, что вдове полковника суждено жить еще, по меньшей мере, лет десять, а может, и все двадцать. Если, конечно, она на старости лет не приобретет «вредные привычки» или не станет жертвой какого-нибудь несчастного случая.

– Какой ужас, – пожаловалась полковничья вдова, – а я-то планировала умереть через год-два.

Такой неутешительный прогноз означал только одно: с жизнью надо что-то делать, чтобы прожить эти годы с удовольствием. А для этого нужно было, прежде всего, избавиться от Кауко Нююссёнена и его приятелей-хулиганов.

Яакко Кивистё попросил Линнею поведать ему о своих проблемах. Не является ли их источником ее подозрительный родственник, который ему никогда не нравился?

Линнеа рассказала о последних годах, проведенных в Хармисто в Сиунтио.

Приятно, когда есть кому рассказать о твоих злоключениях, пусть даже это мужчина. Яакко Кивистё сварил кофе и налил Линнее шерри, который оказался как нельзя кстати.