– Действительно! – опомнился дядя Перри и посмотрел вокруг. – Куда она подевалась?
Он озадаченно стал обшаривать свою комнатку, заглядывая под тахту, в шифоньер и за старый холодильник, будто стиральная машина могла туда заползти, как какая-то букашка.
– И тут её нет!.. И тут тоже нет! – пыхтел он отчаянно.
Потом он обнаружил свисток и, захихикав, обрадованный своей внезапной находкой, сильно в него дунул, отчего из свистка, вместе с клубами пыли, вырвалась громкая соловьиная трель вперемежку со свиным визгом.
– Знаешь, если её украли, нужно обязательно вызвать милицию! – пояснил дядя Перри.
Он хотел снова свистнуть, но пыль попала ему в нос и он громко чихнул.
– Фу… А впрочем… Бог с ней, с этой машинкой! – сказал, подумав, Перри. – Давай лучше пить чай!
Плюхнувшись на тахту, он предложил мне вскипятить воду и приготовить для нас этот чудесный напиток.
– А я пока достану твои угощения, – и он вывалил из сумок всё (заранее мною купленное), что мы притащили с собой. Когда я подошёл к дяде Перри с двумя кружками горячего чая, тахта вокруг него была полностью завалена пирожками, яблоками, конфетами, сардельками, печеньем, сыром, ватрушками и прочими вкусностями.
– Не густо! – снисходительно улыбнулся дядя Перри. – Но до ужина продержаться можно.
Потом он взял из моих рук обе кружки с чаем, охотно поблагодарил меня кивком головы и сказал:
– Себе тоже можешь налить. Не стесняйся! Чувствуй себя как дома! Ты же не забыл, кто лучший гостеприимный человек на всей планете?! Ну, и можешь выбрать себе какую-нибудь небольшую конфетку, из этих, – показал он на карамельки.
Мы сидели с дядей Перри и с удовольствием пили чай с конфетами и пирожками. Чашку за чашкой. Конфету за конфетой. Пирожок за пирожком.
Когда за окном совсем стемнело, Перри нажал кнопку на стене и на потолке включилась маленькая люстра. Но свет от люстры почему-то наполнил только часть комнаты. Я поднял голову и с удивлением увидел, что на этой маленькой люстре висели совсем не маленькие шерстяные носки!
– Это мои любимые, – объяснил дядя Перри, пока я любовался его носками. – Их связала моя любимая бабуля!
– Поэтому ты и повесил их на люстру? – спросил я.
– Ты не такой глупый, каким часто кажешься! – похвалил меня дядя Перри.
– Зимой они греют мои ноги и радуют меня, а летом висят тут и радуют моих гостей. Должны же гости тоже радоваться, в конце концов! Ты со мной согласен?
– Конечно согласен, дядя Перри! – согласился я.
– Тогда ты должен мне заплатить три копейки!
– За что?
– Как за что, старик! В музеях же платят за показ экспонатов?
– Платят…
– Чем же мои носочки хуже, чем какой-то там музейный экспонат? Моя бабуля так старалась! Ох, как старалась моя бедная старенькая бабуля! Всё вязала и вязала, и причитала, и причитала: «Не мешай мне, дядюшка Перри, вязать тебе носочки!.. Не распутывай, и не спутывай мои клубочки!..» То не распутывай, то не спутывай… То не спутывай, то не распутывай!.. Совсем запутала…
Я достал из кармана монетку в три копейки и протянул её деде Перри.
Он аккуратно положил её в карман и протянул мне какую-то бумажку.
– Не потеряй, – предупредил он. – Это льготный.
Взглянув на бумажку я увидел старый билет из театра, на котором сбоку кривым почерком дядюшки Перри было нацарапано:
“ СОЗЕРЦАНИЕ БАБУЛИНОГО НОСОЧКА РАЗРЕШЕНО ”
– Значит, теперь я могу любоваться? – спросил я.
– Да! – гордо ответил дядя Перри. – Но только одним! За созерцание второго ты ещё не заплатил!
Мне, конечно, было забавно и совсем не жалко ещё одной мелкой монеты, но я тоже решил подшутить и закрыл свой правый глаз.
– Что ты делаешь? – поинтересовался дядя Перри.
– Соринка попала, – объяснил я. – Теперь, к сожалению, мне не удастся любоваться твоими носками в полной мере. А значит, согласись, было бы несправедливо брать с меня полную стоимость…
– Я тебя просто не узнаю! – обиженно воскликнул Перри. – Раньше ты не был таким жестоким! Разве можно подумать, что честнейший на всей планете человек может поступить несправедливо?! Кто-кто, а уж я то лучше всех знаю, что такое справедливость! Можешь быть уверен!.. А ещё, признаюсь тебе откровенно, я знаю, что значит быть лучшим другом!.. Ну-ка, открой скорее этот бедный глазик, я выковыряю из него эту противную соринку, и тогда ты снова сможешь полностью наслаждаться жизнью!
Он достал из тумбочки самый длинный гвоздь, которым собирался выковырять соринку из моего глаза, и поспешил мне на помощь.
– Спасибо, дядя Перри! – опередил я его, быстро проморгавшись. – Мне уже намного лучше.
– Ты уверен? – спросил он тревожным тоном.
– Вполне, – уверенно сообщил я.
Дядя Перри посмотрел на меня с сомнением. Что-то философское промелькнуло в его взгляде.
– Деньги делают людей несчастными, – изрёк он наконец, подняв вверх свой указательный палец. – Если бы богатые знали, какими несчастными их делают деньги, они бы не задумываясь отдали бы все свои деньги бедным, и тут же стали бы самыми счастливыми. Поверь, старик, нет большей гадости чем деньги!
– Это точно, – согласился я. – Только ведь твои три копейки тоже деньги?
– Мои три копейки? – прошептал заговорчески дядя Перри и глаза его лукаво заблестели. – Это вообще не деньги! Это разменная монетка на счастье – кусочек благодарности, который я с радостью готов оставить добрым людям, когда они делятся со мной чем-нибудь прекрасным, ватрушками или компотом.
Я достал из кармана ещё одну монетку и вручил её своему лучшему на всей планете другу, дяде Перри. И, честно говоря, даже не знаю чьи глаза в эту минуту сияли от счастья больше, глаза дядюшки Перри или мои собственные.
7. «Закадровый телеведущий» в действии.
Выглянув в своё маленькое чердачное окошко и увидев, что в окнах большинства домов уже погасили свет, дядя Перри вскочил со своей тахты и суетливо забегал по комнате.
– Мне пора на работу, – сообщил он шёпотом, как будто по секрету.
«Что же это за ночная работа? – подумал я. – Уж не грабителем ли заделался мой старый друг?»
– Жаль, что тебе утром рано вставать, – прервал мою мысль дядя Перри. – Ты бы мог пойти со мной, моим помощником, но боюсь тогда ты не выспишься.
Мне было очень любопытно узнать, чем же занимается дядя Перри.