Мой Эдем. Стихи и проза последних лет

Троллейбус повернул к Дворцовой площади.
Оконный ватман медленно тускнеет.

Пора на выход.
Вдруг перчаткой кожаной
Соседка (очень даже, между прочим)
Стирает Демиурга, ах ты, Боже мой!
Он лишь шутил и голову морочил.

    Декабрь

2017

Морошка

Красных сосен шали,
Серый плед осин.
Северные дали,
Выцветшая синь.

Комары да мошка
Дым их не берет.
Ягода морошка
По губам течет.

Повяжи от ветра
Ситцевый платок.
Северная щедрость,
Полный туесок.

Песня в полкуплета,
Тихий голосок.
Северное лето,
Сосны да песок.

Красные сапожки,
Русая коса,
Северная кошка,
Шалые глаза…

Голуби-голубы
По небу летят.
Северные губы
Жгут и холодят.

Стоптаны сапожки.
Догорел костер.
Ягоду морошку
Помню до сих пор.

…Свет в осинах пляшет,
По болотам дым.
Плачем, потерявши
То, что не храним.

    5 ноября.

Мой Эдем

Где пронизана светом лазурь после пестрого полога,
Где дорога лесная, устав, полной грудью вздохнет,
Где несут на плечах сосны солнца расплавленный колокол,
Где с деревьев стекает густой бальзаминовый мед,

Окружит травостой, как цыганка, играя монистами,
Там готовит упрямый кузнечик опять свой полет,
Неумелый летун, но в военной своей амуниции,
И, дразнясь, зависает над ним стрекозы вертолет.

Лишь у берега дальнего дрогнет ряска под рыбиной крупною.
И опять тишина.
Лист падет на траву, хрупок, светел и желт.
Только бабочка, крылья сложив, до заката пурпурного
Ждет как будто того, кто здесь был, но недавно ушел.

    29 ноября.

Исповедь

Я уйду под большой, под сапфировый купол
Под временем траченные цвета парного мяса колонны,
Чтобы ветер не пел панихиду, чтобы дождь меня не оплакал,
И радостно, не в любви и не в страхе, преклоняю колени.

Я уйду в непогоду души под своды барочные сосен.
Я найду себе место в гигантском естественном храме,
Что с течением лет так же юн, так же щедр и та же прекрасен,
Как собор в день постройки в так называемом Риме.

Где молитва – рыданье вотще взалкавшего сердца.
Здесь не нужен псалтирь, бесполезен ваш требник,
Как видения сладострастных дев не волнуют столетнего старца,
Чья перепонка настроена лишь на глас, лишь на трубный.

Как трепещет в ожидании кары отъявленный грешник,
Боясь до икоты обнаружить себя живым, но распятым,
Не ведая, что уже множество лет продолжается суд страшный,
И крючками давно его мозг извлекли через нос парасхиты.

Темнеет уже. Я иду.