Тени на зеркале, или Гордые уроды

– Кричи! Кричи же, дочка! Увидишь, полегчает, когда закричишь как следует. Не то сейчас потеряешь сознание, а это нам сейчас совсем ни к чему.

Айна очнулась от несильного шлепка по лицу. Белый потолок, белые стены, какие-то белоснежные существа. Она в раю?

Где эта боль, что терзала ее целую вечность? То ли она ушла навсегда, то ли Айна перестала ее ощущать. Есть только слабость, неимоверная слабость, хочется зарыться в нее, как в перину, и забыть обо всем. Обо всем.

– Иной раз прям-таки уши закладывает от крика рожениц, – снова она услышала голос. – Потом так и ходишь цельный день, как контуженная.

– Ты, должно быть, привыкшая к таким крикам-то, почти что тридцать лет работаешь акушеркой, – сквозь смех проговорила другая белая фигура.

– Разве привыкнешь к такому? Вот лежит девочка, одного родила, а второй никак не хочет выходить. Хоть бы стонала, хоть бы крикнула!

– К чему такое геройство, мужики все равно не оценят.

– Твоя правда! Ни один мужчина на свете не стоит того, на какие муки мы идем, ради того, чтобы родить их потомство.

***

– Радуйся, дочка! Конец твоим мучениям! Вот, погляди на второго, какого мальчугана ты родила! – Айна увидела на руках акушерки красный, сморщенный комочек который отчаянно орал. Как он, такой маленький, может издавать такие громкие звуки?

– Второго? – слабо выдохнула она.

– Да ты никак не знала, что беременна двойней! – ахнула женщина.

– Да, милая! Двойня! Ты родила двойню, мальчика и девочку! – тут же добавила старуха-медсестра. – Теперь можешь расслабиться, отдохни, милая. Только не двигайся, не вставай! Мы тебе наложили несколько швов, а не то они разойдутся.

– Швы? Зачем? – слабо шепнула она.

– Ты ведь никак не хотела тужиться, потеряла сознание. Вот и пришлось нам вмешаться, чтобы ребеночек не задохнулся у тебя там.

Двойня. Теперь она не одна, теперь у нее два родных существа есть! Каким-то чудом она произвела на свет двух человечков. Двойня, мальчик и девочка… Теперь начинаются совсем другие времена. Счастливые времена.

– Какие славные! Никогда не видывала таких смирных двойняшек. Едят-спят, спят-едят, – бабка-нянечка протянула продолговатый кулечек молодой женщине с вьющимися каштановыми волосами, перетянутыми резинкой в хвост.

– Обычно оно как бывает: заплачет один и тут же разбудит второго. И тут уж они как начнут выдавать соловьиные трели в два голоса! Возьми, дочка, сначала одного. Да покорми как следует, сегодня вам выписываться.

– Муж-то приедет за вами? – спросила бабка, когда женщина приложила младенца к груди. – Небось, от радости до сих пор обмывает рождение двойни? У них это обычное дело.

– Он в курсе, что сегодня нас выписывают, – ответила Айна, вглядываясь в крошечное личико малыша, который сосредоточенно сосал мамин сосок.

– Родные-то есть, чтобы помогать тебе в первое время? Первые дети – и двойня, ты ведь сама еще почти ребенок! – заметила нянечка.

– Справимся, – она прикусила нижнюю губу и приняла второго младенца от старухи.

– Дай-то Бог, дочка, дай Бог, – вздохнула старуха. – Детей растить, это далеко не в куклы играть.

***

– Поехали скорее, у меня на работе сегодня комиссия, – муж открыл заднюю дверь машины.

– Сынок, езжай аккуратненько, младенчиков берегите! – нянечка бережно передала в руки Айны второго ребенка. – Ну, с богом, Айночка!

– Спасибо, – мужчина всучил в руки женщине несколько купюр и с треском захлопнул дверцу автомобиля.

Бабка недоуменно посмотрела в ладони и пожала плечами. Странный мужик. Другие бы места себе не находили от радости, а он будто за мешком картошки на колхозный рынок приехал. Видно ведь, не мальчик уже, за тридцать. Бог наградил его двумя прекрасными детишками. А он жену даже не поцеловал.

– Бедная девочка, сама приехала рожать на попутке, ничего не говорит о семье, только губки сжимает. Что-то тут не так, – прошептала про себя и вздохнула бабка-акушерка.

– Всем отделением провожали нас. Дежурная врач специально задержалась, чтобы выписать нам направление на молочную кухню. Говорит, моего молока может не хватить через месяц-другой, – сказала Айна в затылок мужу. Он промолчал, лишь ругнулся на перебегавшего через дорогу подростка.

«Нас», усмехнулась она своим словам. Пришла я сюда одна, на чудом встретившейся на шоссе попутной машине, сегодня «мы» уезжаем втроем. Теперь – нас, мы, нам. Только так, всегда, во веки веков.

МНЕ БЫ РАБОТУ НАЙТИ

Три, четыре, пять. Осталось всего пять тысяч. Айна еще раз перебрала несколько разноцветных купюр. Это было все, что осталось от денег, которые оставил муж, прежде чем опять уехать. Его нет уже больше двух месяцев. Она экономила ту небольшую сумму как могла. Покупала только самые дешевые продукты, а об остальном даже и не думала. Она могла бы посидеть на одном хлебе, но дети…

А деньги тают.

Егорке и Лизе теперь почти год, скоро сами начнут ходить. Одними бутылочками с молочной кухни их теперь не прокормишь, нужны разные фруктово-овощные и мясные пюре. Да где их возьмешь – детские консервы содержимым всего-то в две столовые ложки, а стоят ой как дорого! Поэтому она сама готовила детскую еду, покупая самые дешевые, порой просроченные продукты.

А еще когда они начнут ходить своими ножками, нужны будут туфельки-ботиночки, теплая одежка, зима уже не за горами. Вот Егорка из дешевых изношенных ползунков вырос, пришлось срезать носочки, чтобы хоть как-то натянуть их на него.

Пять тысяч. Этого хватит от силы на неделю; если уж очень постараться – дней на семь-восемь. А дальше, дальше-то что?

– Айночка, дома ли ты? – Айна обернулась на стук в дверь и пошла отворять.

– Здравствуй, милая, – вошла соседка Майя Петровна.

Поскольку муж был не из местных, купил этот дом накануне женитьбы, он ни с кем близко не поддерживал связи. Да и сами соседи не очень-то стремились познакомиться с ним. Они и Айну воспринимали как продолжение этого непонятного, угрюмого человека. Только вот тетя Майя, живущая через несколько дворов, как-то приблизилась к Айне, заходила, когда хозяина не бывало дома.

– Я вот решила навестить тебя, что-то давно не видела тебя на улице. Раньше хоть иногда гуляла с детками в коляске, а теперь что? – Старуха поставила на стол наполненный яблоками пластиковый тазик. – Вот поспели мои яблочки, угощайся. Деткам уже можно давать, протри через тёрочку и добавь немного сахарку, какие никакие, а витамины.

– Спасибо, тетя Майя, садитесь, – Айна освободила часть дивана от детских одежек и погремушек.

Лизка с Егоркой теперь не умещались в одной коляске. Муж поскупился на специальную сдвоенную коляску для близнецов, и теперь эта одинарная стала вроде как ни к чему. Не станешь же их по одному катать, а второго куда?

– Да, дочка, посижу с вами немного, – Петровна достала спицы и вязание. – Как вы тут живете? Муж не объявлялся?

– Нет, – Айна опустила голову к ползунку, который штопала.

– Сколько времени его уже нет, с середины лета, кажется? – спросила старуха. – Боже, Айночка, почему же ты вышла замуж за этого… этого нелюдя? Он вообще думает, что у него теперь двое малых детей и жена сидит дома без работы и денег?!

***

Когда мать и отец погибли во время снежного оползня, а четырехлетняя Айна чудом осталась жива, ее дальним родственникам пришлось взять девочку в семью. В их роду не принято было отдавать детей чужим или, упаси Господь, сдать в детдом! Это считалось позором на весь род.

Приемные родители хоть и были людьми неплохими, но у них и своих детей был полон дом. Оттого девочка росла сама по себе, полагалась лишь только на себя. После многочисленных хозяйственных работ времени делать уроки было у детей было не так уж много. Но Айна, благодаря цепкой памяти, в отличие от сводных сестер, всегда числилась в отличниках.

Но скоро ли, долго ли, школа кончилась. Несмотря на свои распрекрасные оценки, о поступлении в институт не могло быть и речи. Приемные родители были бы рады тут же сбыть ее с рук. Только вот желающих жениться на сиротке-бесприданнице все никак не находилось. Надо было что-то делать, не продолжать же кормить эту уже взрослую кобылицу. Тогда решили они: Айна должна пойти куда-нибудь работать, чтобы хоть что-то скопить себе на приданое. Похлопотав, приемная мать нашла ей должность помощницы мастера в швейном цеху в их поселке. Зарплата даже по их провинциальным меркам была совсем смехотворная, но все же лучше, чем ничего.