Хранитель слёз

– Спасибо… – Никита зарумянился ещё сильнее и быстро вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Он спешил в ванную. Заперевшись там, посмотрел в зеркало. «И чего ты покраснел, придурок? Она просто сказала, что вкусно, а ты уже весь распылился, раскраснелся! Уф! Как ребёнок пятилетний! И она всё это видела!»

Но зато и он увидел её…

Стоя перед зеркалом, он вспоминал Лизу и понимал, что она не похожа на Соню… Светлые локоны до плеч, грустно-усталый взгляд, большие глаза с синяками, как бывает у невыспавшегося человека, слегка пышные щёки… Да, лицо Лизы он запомнил отчётливо. Она всё ещё стояла перед ним в достающем до самых колен вязаном жёлтом свитере и чёрных шерстяных колготках, прислонившись к книжному шкафчику…

Никита включил холодную воду и сполоснул лицо. Затем вышел из ванной комнаты и отправился на кухню, чтобы и самому перекусить после работы. За окном уже стемнело, и он зажёг свет. Кажется, снова начинался снег. Ну что ж, последний день осени – неудивительно. Уже завтра декабрь и… Зима.

Вот он и прожил почти две недели с Лизой. А что будет дальше? Родителям он позвонил в тот же день после похорон и сказал, что подробно объяснит всю ситуацию с завещанием по приезду на новогодние праздники, поскольку не понимал, как по телефону можно изложить все те обстоятельства, с которыми он был вынужден столкнуться. Родители не настаивали, поняв, что их сыну, и правда, что-то досталось от Светланы Алексеевны, и стали дожидаться Нового года, чтобы узнать все детали.

Закончив с ужином, Никита сидел за столом и смотрел в окно. Там медленно суетился снежок, но сильного снегопада пока не было. Налив себе горячего чая, он вдруг вспомнил о кофеварке и твёрдо решил, что завтра же обязательно её купит.

Подойдя к окну, Никита посмотрел вниз. Девять этажей – высота значительная. Внизу бегали детишки, кидая друг в друга снежками. Кругом всё было белым-бело, навалило за последние дни как следует. Но сегодня – ещё тридцатое ноября. Последний выдох осени. Вот и Никита, находясь в предвкушении наступающих выходных, расслабленно выдохнул и даже чуточку улыбнулся.

VI

Как и обещал, Михаил приехал через несколько дней. Это было ещё задолго до того момента, когда Никита стоял у окна и провожал осень, глядя на начинавшийся снегопад.

Зайдя в прихожую из сквозившей морозным воздухом лестничной клетки, нотариус пожал Никите руку, вручил несколько пакетов с продуктами и поинтересовался, как прошли эти несколько дней. Затем сразу отправился в комнату к Лизе и поздоровался с ней. Но та, как обычно, не проронила ни слова, продолжая неподвижно сидеть в кресле.

На кухне, за чашкой чая, после того как нотариус закончил дела с разными бумагами о наследстве, первым разговор начал Никита.

– Касательно ещё некоторых моментов… – заговорил он. – Правильно я понимаю, что Соня – как родная дочь – после смерти матери всё-таки каким-то образом тоже может претендовать на эту квартиру?

– Вы мне нравитесь всё больше и больше, Никита! – улыбнулся уже заросший щетиной Михаил, одетый в серый джемпер. Сегодня он выглядел гораздо расслабленнее. – Конечно, при большом желании Соня может попытаться оспорить завещание. Но по документам – ей не досталось ничего. Всё дело в том, что в свои пятнадцать лет она ушла из дома, поступила в колледж и стала жить в студенческом общежитии. Проще говоря, начала самостоятельную жизнь. А после совершеннолетия, вероятно, чтобы обрезать последнюю связь с матерью и Лизой, отказалась от своей доли в этой квартире. То есть ей изначально по документам полагалась 1/2 этой жилплощади. Но она подписала соответствующие бумаги и лишила себя таких прав. С тех пор она здесь только официально прописана, но никакой долей жилья не владеет. Не знаю, зачем она это сделала… Видимо, для того, чтобы показать свою независимость. Мол, смотри, мама, мне даже твоя квартира не нужна; не то что Лиза – ничего не делающая и требующая постоянный за собой уход.

– Тем не менее, она неслабо разозлилась, когда узнала, что мама ничего ей не оставила… – подметил Никита.

– Да, это точно. – Михаил поджал губы. – Но всё же странно… Она сама отказалась от своей доли. Собственноручно подписывала документы. А теперь почему-то злится… Думаю, где-то в глубине души она надеялась или, даже может, сильно желала, что мама сама сделает это – сама оставит ей половину квартиры. Но этого не случилось. И денег тоже не было в завещании.

– Что ж… – Никита задумался, осмысливая полученную информацию. – А теперь расскажите, пожалуйста, всё, что можете о тёте Свете. Я её почти не знал.

Нотариус кивнул, сел удобнее и стал говорить:

– Когда ко мне пришла Света, я сразу же заметил, что она опустошена. Да что там опустошена… измучена. По старой дружбе она обратилась именно ко мне, как к человеку, который может профессионально ей помочь в данном деле. Она хотела как можно скорее написать завещание. Я объяснил ей все детали и нюансы этого процесса, и мы принялись составлять документ. Она рассказала, что оставляет одну половину квартиры младшей дочери – Лизе, а вторую – племяннику.

Я заинтересовался таким решением и спросил её об этом. Тут она мне всё и поведала. А именно то, что боялась оставлять квартиру обеим дочерям, так как считала, что к добру это не приведёт. Она как будто предчувствовала конфликт между ними и всяческими усилиями старалась его предотвратить. Ведь одна из них намного слабее другой: и душевно, и физически. «Однако если оставлять квартиру только Лизе, то это и приведёт к самому крупному конфликту между ними», – предупредил я её тогда. Но она ответила, что пусть лучше так, чем несамостоятельная Лиза останется жить где-то на улице. Она очень переживала за неё…

Девочка с детства замкнутая, не разговаривает и жутко, просто до истерики боится снега. Зима – это то время, когда она по квартире-то ходит редко, а про улицу и вообще речи быть не может. О школе Лизе, конечно же, в отличие от своих сверстников, пришлось забыть. У неё было домашнее обучение, к ней приходили педагоги. Света работала в хорошей компании, и так или иначе ей удалось вырастить обеих дочерей в достатке. Мужа у неё, насколько я знаю, никогда не было… Вот. Что я ещё могу сказать?..

Про Соню она говорила мало. Старалась обходить эту тему стороной. Сказала лишь, что поступает так, чтобы спасти слабую Лизу. Что Соня может содержать себя сама, так как уже стала самостоятельной и взрослой. И ещё… Света говорила, что очень надеется на вас, Никита. Что когда Лизе будет угрожать что-то плохое, вы сможете её защитить и вывернуть напряжённую ситуацию в нужное, спасительное русло. На вас она возложила такую миссию. А я лишь передаю вам это.

Никита молчал, подперев подбородок руками. Его взгляд был направлен в стол. Михаил с сочувствием посмотрел на парня.

– Я понимаю, это необычно и неожиданно… Но так, и правда, лучше. К тому же, я смотрю, ты уже немного освоился в этой квартире, – осмотрев кухню и появившиеся здесь нововведения, сказал нотариус. – Ты – это лучшее, что может быть у Лизы сейчас.

«Он всё же перешёл на "ты"…» – вздохнул Никита. Та стена формальности, которую он усердно возводил перед Михаилом, треснула. А раз уж это случилось, подумал он, то, наверное, было бы неплохо разломать и все остальные барьеры. Чтобы не держать больше в себе неукротимые мысли, что рвались в эту минуту наружу.

– И правда, необычно это всё… – сказал Никита тихим голосом, слегка покачивая головой. – Постоянно кажется, что кто-то придёт и скажет, что всё это чья-то нелепая ошибка, и укажет мне на дверь. И тогда я, вновь собирая все свои вещи, буду обзванивать риелторов в поисках жилья. Только вряд ли я сейчас смог бы позволить себе риелторов – денег уже почти и не осталось. На работе пока не щедрятся молодым работникам, но говорят, что после Нового года, возможно, будет повышение зарплаты. У родителей просить – уже стыдно, если честно. Они, конечно, дай я им только намёк, сразу же пришлют нужную мне сумму, но я этого не хочу. Я уже способен сам зарабатывать… И у меня есть желание самому построить вокруг себя то окружение, которое я хочу видеть в своей жизни. Правда… порой мне кажется, что это почти невозможно.

– Почему же невозможно? – Михаил размешал сахар и положил ложку рядом с чашкой, всем своим видом показывая, что внимательно слушает.

Никита не мог не заметить этого.

– Ну, посудите сами, – продолжил он. – Если у меня нет богатых родителей и если я – как это мягко можно выразиться – провинциал, то в таком большом городе как Петербург мне будет сложно добиться наличия собственной квартиры, автомобиля и ещё зарплаты, удовлетворяющей более-менее мои потребности. Да, если у меня будет стабильный средний заработок, я могу приобрести квартиру в ипотеку и до конца лучших своих лет горбатиться не покладая рук, только чтобы выплатить этот долг перед банком. То есть квартиру-то я получу, но вместе с ней – и огромное чувство вины: я кому-то что-то должен.

С другой стороны, я могу этого элементарно не замечать и просто работать и платить долг банку, особо не расстраиваясь из-за нравственных мелочей. Но тогда большая часть моей зарплаты будет уходить на эту ипотеку, и мне, чтобы как-то оплачивать нужды в городе, придётся задуматься о куда более оплачиваемой работе. По принципу: если зарплата высокая – то и нечего беспокоиться. Но здесь открывается уже новый вопрос. А как найти такую работу, чтобы ещё и получать много, и при этом проявлять свои способности лучшим образом? Ведь очень часто, если у тебя нет влиятельных знакомых, то устроиться в хорошую фирму (я имею в виду именно в одну из самых хороших, где можно реально зарабатывать такую сумму, чтобы платить и за квартиру и, если хочется, за машину, да ещё и жить нормально) – практически невозможно. Там везде места уже забронированы.

Но можно пойти по другому пути: быть очень смелым и открыть своё собственное дело. Но и в этом случае нужен хороший вклад. Ведь создать и запустить производство – тоже затратный процесс. Тут вообще все пути обрезаются на самом только подступе к ним. И вот мне кажется, что некоторым людям просто не суждено жить так, как они хотят. Ведь для государства я, по сути, – пустое место. Мои интересы и желания попросту не учитываются. Я – никто, потому что у меня нет денег. И при этом я могу видеть, как кто-то – кто. И ещё какое Кто! – с деньгами, связями и хорошими возможностями. То есть государство обходит стороной тот факт, что я могу задумываться о своем ущербном положении перед другими и расстраиваться по этому поводу. Никого это, в общем-то, особо и не волнует.

Михаил несколько мгновений помолчал.

– Я хотел бы сказать, – начал он, – что, на самом деле, так было всегда. Но ты, Никита, как я погляжу, действительно умный парень и рассуждаешь очень даже здраво. Это вообще бесконечная тема в нашем обществе – как пробить себе дорогу в нормальную жизнь. Иногда для этого ничего не нужно делать, если имеются, как ты выразился, связи, богатые родители. Но бывает, что и просто везёт, как, например, тебе с этой самой квартирой. Это же везение, согласись? Раз – и у тебя своя жилплощадь в Петербурге. А скоро ещё появится неплохой капитал. Теперь тебе не нужно задумываться об ипотеке, теперь ты можешь переключиться на что-то другое.

– Так-то оно так, – проговорил Никита, но всем своим видом показывая, что не может согласиться до конца. – Но мне кажется, что даже наличие этой квартиры и хорошей суммы денег не сильно изменит мою жизнь… Тут всё зарождается от осознания собственного местонахождения в обществе. Если нет основы внутри, то и снаружи её не построишь. Хотя согласен – положение дел в моем случае очень даже позитивно изменилось. Правда, я просто не осознал этого. Скажу проще – я этого не заслужил и не знаю, смогу ли в полной мере принять такой подарок судьбы…

– Но разве те, у кого есть богатые родители, заслужили то, что у них есть? – удивлённо спросил Михаил. – Ведь это досталось им просто так.

– В том то и дело: у них есть осознание того, что они это заслужили, потому что они росли с этим с самого начала. Это их мировоззрение, что они на материальном уровне стоят выше других людей. В них с детства взращивается семя этого понимания, которое потом вырастает в огромное неприступное дерево, и его не так-то просто срубить.

– И ты хочешь быть как они?

– Ни в коем случае. – Никита покачал головой. – Я считаю, они в ещё более ущербном положении, чем бедные. Если нет осознания необходимости собственного движения, собственного развития, если человек стоит на месте и у него уже всё есть – то это болото. Но в то же время сплошные страдания из-за бедности – это тоже болото. Как не угодить в это с обеих сторон болото – вопрос для меня актуальный. Я нахожусь где-то посередине и боюсь, что вот-вот рухну в какую-то из этих половин.

– Как метафорично ты поставил эту ситуацию! – Михаил восхищённо улыбнулся. – Мне непривычно видеть людей в твоём возрасте, которые бы так рассуждали.

Никита давно ждал подобного момента, когда сможет выговориться. Именно эта тема не давала ему покоя всё последнее время.

– Хорошо. – Парень положил свои ладони на стол и встал. – С этой минуты предлагаю больше не разбираться во всех этих деталях, как и почему я здесь оказался. Я живу в этом доме и приглядываю за Лизой, раз этого хотела тётя Света. Родителям обо всём расскажу, когда поеду домой на Новый год. По телефону не объяснишь, что ты теперь владелец квартиры на пару со своей двоюродной сестрой, о существовании которой прежде и не знал…

– Молодец, – кивнул Михаил и снова улыбнулся. Но в следующую же секунду нечто примагнитило его взгляд. На кромке стола совсем мелко и криво было что-то высечено. Так, что и заметить-то практически невозможно. Однако дерево старательно хранило память прикосновения острого предмета. Два слова, точно крошечные шрамики. Первое:

Соня

А рядошком – зачёркнутое несколько раз:

Не подавая виду, нотариус незаметно прикрыл клеёнкой эту область стола, приложил сверху свой локоть и задумчиво поморщился. За весь оставшийся день он ни разу больше не улыбнулся.

VII

На календари пришла зима. А вместе с ней – продолжение спокойной и размеренной жизни в квартире номер «50» в тихом петербургском дворе.

В первое декабрьское воскресенье Никита сидел в своей комнате за столом и сосредоточенно глядел на экран ноутбука. Пытался что-нибудь написать. Да, для того он и поступал на филологический, в надежде, что в будущем начнёт наконец-то писать свои книги. Но с последним у него почему-то всегда не складывалось: то времени не хватало, то просто не мог себя заставить начать. Лишь иногда выпадали редкие вечера, когда после просмотра какого-нибудь окрыляющего сознание фильма он вдруг чувствовал в себе что-то необычное – и садился сочинять.

До книги дело так и не дошло – бросал на полпути. Вернее, на четверти. Да что греха таить: даже до одной восьмой ни разу не добрался. Не мог придумать ни одной адекватной строчки кроме тех, что были написаны под воздействием минутного вдохновения.

Вот и теперь, сидя перед белым чистым экранным листом, он не понимал, о чём вообще можно написать. Вроде бы начнёт: вобьёт в текстовый редактор пару строчек, остановится, окинет их скептическим взором – и начисто удалит. Всё не то. Нужно что-то другое!..