Лилит. Огненная душа куклы

– Врешь, конечно? – усмехнулся Диодор.

– Продаю за то, за что купил.

– Как ее зовут? – горячо спросил юноша.

– Мелисса, так мне сказали. – При этом имени сердце у юноши застучало в сто раз сильнее. – Что означает «пчела». Она жалит любовью и источает любовный мед. Но напиться этим медом означает познать все радости любви. Если тебе повезет, малыш, найди ее.

Юноша уже слышал это имя! У себя дома, в Афинах. Он подслушал разговор отца и одного бывалого полководца, который рассказывал о богоравной гетере Мелиссе из Коринфа. Но что было юноше до этой гетеры, откуда такое волнение? Он и сам не ведал. Но едва услышал это имя, все закипело у него внутри, и он сказал себе: «Я поеду туда! Добьюсь от родителей разрешения и поеду!»

– Но как мне найти ее? – стараясь не выдать своих эмоций, спросил юноша.

Бородатый капитан развел руками:

– Этого я не знаю. Слышал только, что она живет под горой, на которой стоит храм Афродиты, у нее небольшая вилла за высоким каменным забором и статуя фавна у фонтана. Она редко выходит на свет. – Он подумал и с таинственной усмешкой добавил: – А еще я слышал, что кожа ее светится в темноте. Она отливает то ли перламутром, то ли серебром, то ли изумрудно-золотым светом…

И вновь юноша задышал беспокойно.

– Как это? – вопросил он.

Полководец, друг отца, тоже говорил об этом! О светящейся золотом коже гетеры!

– Откуда мне знать? – пожал плечами капитан. – Как видно, служанки натирают ее особыми маслами, может быть, с пылью из серебра и золота, чтобы она казалась еще привлекательнее и походила на богиню. Не знаю, малыш.

– Бредни, – скривился Диодор. – Впрочем, от этого распутного города всего можно ожидать.

Скоро они попрощались с капитаном. Триера опустила паруса, подняла весла и пристала к деревянным бревнам, которыми была обшита длинная каменная пристань Коринфа. Кораблей тут были сотни, они едва нашли свободное место. Готовый к бою, Диодор вывел и в сопровождении еще трех слуг сопроводил молодого хозяина через строй вопящих торговцев, сводников и взывающих к плоти гостя портовых проституток, оголявших плечи и грудь, поднимавших туники так, что были видны не только бедра, но и все остальное. От этих картин у юноши чуть в глазах не потемнело. В скромных Афинах, откуда он родом, где жили философы и поэты, драматурги и скульпторы, такого дикого распутства не было. Нет, бордели в Афинах имелись, и предостаточно, их учредил еще мудрец Солон, чтобы укрепить семьи – совокупление с проституткой не считалось изменой. Но прилюдно смущать глаз горожан было нельзя. Они селились на окраинных улицах, в «кварталах любви», и там выставляли в окна свои достоинства, зазывали и смущали застенчивых новичков.

Носильщики и попрошайки тоже бросились в атаку на юного гостя Коринфа, но Диодор швырнул им горсть мелких медных монет, затем вторую, третью, и те принялись торопливо собирать их. По дороге, выложенной каменными плитами с пучками проросшего кустарника, гости поспешили в сторону города. Поймали повозку, запряженную двумя мулами, погрузили поклажу и двинулись к самому богатому гостиному двору в городе.

Ночью, после ужина, когда луна посеребрила белые колонны храмов, кругом легли ультрамариновые тени, а за стеной храпел усладивший снедью и вином утробу суровый Диодор, в дверь юноши постучались. Ему не спалось – разволновавшимися сердцем и плотью он предвкушал завтрашнее приключение. Поход в Акрокоринф, к подножию горы Афродиты, в дом гетер!

Юноша осторожно подошел к двери и спросил:

– Кто?

– Меня прислали за тобой, господин, – тихо и вкрадчиво ответил женский голосок.

– Кто?

– Моя госпожа. Она хочет видеть тебя. Отопри…

При словах «моя госпожа» его сердце екнуло. Юноша отодвинул щеколду засова и открыл дверь. На пороге стояла совсем юная рабыня, она низко поклонилась юноше.

– И кто твоя госпожа?

– Ты все узнаешь, мой господин, если пойдешь со мной.

– А ты не перепутала меня с кем-нибудь, милая?

– Нет, господин. Я получила точное указание от своей госпожи, куда и за кем должна сходить, кого должна привести пред ее очи. Тебя, мой господин. Ведь это ты прибыл из Афин сегодня днем?

– Я…

– Тогда все верно.

– Я разбужу своего слугу, и мы пойдем к твоей госпоже.

– Нет, со мной должен идти только ты, – строго предупредила рабыня.

– Хорошо, – неожиданно для самого себя согласился он.

Они шли по городу через ультрамарин ночи – лунный свет заливал белый камень, синие тени квадратами лежали повсюду, тянулись вдоль улиц. «Как же я глуп! – вдруг подумал юноша. – Даже не спросил, куда меня ведут! А вдруг возьмут в заложники и потребуют от отца выкуп? Или зарежут?! Как я мог поверить первой встречной девчонке!»

– Скажи, куда мы идем, – наконец повелел он. – Где живет твоя госпожа? Иначе я не пойду дальше.

– Мы идем в Акрокоринф, мой господин, – мягко ответила рабыня. – К подножию горы Афродиты, там живет моя госпожа.

Юноша затрепетал. Да что же он врал сам себе! Трус! Знал же, что это не просто вызов! Неужели приключения могут начаться раньше, чем он предполагал?! Но, боги, почему таким странным образом? И волнующим, от чего его сердце поет и трепещет одновременно! Ведь этот вызов ведет его к невидимым вратам, которые уже открываются для него.

Дорога вывела их к Акрокоринфу – «старому городу на горе», вокруг которого когда-то и разросся сам Коринф. Храм Афродиты, как показалось юноше, серебристо-золотой в лунном свете, вознесся высоко над головой в синеве ночи и сизых облаках.

Они беспрепятственно вошли в крепость и двинулись к подножию горы. Тут и там разносилась в ночи музыка – пели авлосы и флейты, нежные свирели, шел перестук тимпанов и звон цимбал, звучали кифары и лиры. Ночь полнилась звуками под горой Афродиты. Тут и там горели светильники, у домов и гротов, за кустарниками и садовыми деревьями. А еще разносились голоса и смех – шла любовная игра, предвкушали ласки и бурное соитие. Тут и там уже были слышны неистовые нотки в голосах женщин. Гора Афродиты жила своей повседневной жизнью – вызывающей, чувственной, манящей.

Они прошли по дорожкам и остановились у арочных ворот виллы, обнесенной высоким белокаменным забором, у деревянных двустворчатых дверей. Рабыня постучала, как было условлено, и ей открыл высокий старый привратник в грубом хитоне. Юноша сразу увидел, что тот одноглаз, его правое око намертво запеклось под сомкнутыми веками, но левое испытующе кололо, подобно острому шилу.

– Это мы, Ликург, – сказала рабыня.

– Она ждет вас, – кивнул тот. – Не слишком он юн?

– Ей лучше знать, – строго сказала она.

Долговязый слуга вновь кивнул:

– Во имя всех богов, Митра, ты права. Ступайте.

Они прошли через ворота и направились по аллее к дому. С замирающим в который раз сердцем юноша увидел за кустарником фонтан, посеребренный луной, мелодично журчавший, и статую рогатого фавна, обнимавшего сзади юную нимфу. Он сразу вспомнил рассказ капитана триеры! Неужели его привели в тот самый дом?! В который мечтали попасть многие, о котором он мечтал сам наяву и ночами, когда метался от страсти на скомканной постели, но просыпался в одиночестве? Сердце его разрывалось от тоски, болело, а душа пела горькую песню!..

Они поднялись по ступеням, миновали колонны, вошли в дом, так похожий на храм, только небольшой! Рабыня открыла двери, и они вошли в темный зал. По углам горели светильники. В храме Афродиты это место должен был занимать алтарь – тут стояло гигантское ложе. И на нем, растянувшись кошкой, укрытая легкой газовой тканью, лежала хозяйка. Она была обнажена, ее формы влекли, но она казалась неприступной – истинной богиней. Может, так оно и было? Ведь ее кожа мягко сияла золотисто-перламутровым светом, от нее шла великая сила, как показалось обомлевшему юноше, и даже благоухание…