Собака семьи Баскервилль

Они проскакали милю [18 - 1 английская сухопутная миля = 1609,34 м.] или две, когда увидели на пустоши ночного пастуха, и крикнули, не видел ли он охотников со сворой собак?

И этот человек, как рассказывают, настолько был без ума от страха, что едва не лишился дара речи, но, в конце концов, он всё же сказал, что и в самом деле видел несчастную девицу, по следу которой гнались гончие собаки. „Но я видел больше, – сказал он. – Мимо меня проскакал Хьюго Баскервилль, он пронёсся на чёрной кобыле, а за ним молча гналась собака такого адского вида, что у меня, спаси, Господи, вся душа ушла в пятки“. И пьяные сквайры, осыпав пастуха проклятьями, поехали вперёд. Но вскоре они похолодели от страха, потому что, когда они скакали галопом через пустошь, они увидели чёрную кобылу, покрытую белой пеной, с болтающимися поводьями и пустым седлом. Тогда гуляки сбились в кучу, поскольку смертельный ужас объял их, но они всё ещё скакали через пустошь, несмотря на то, каждый из них, будь он здесь один, счёл бы за благо повернуть свою лошадь домой. Таким образом, они медленно ехали, и наконец, они догнали пущенных по следу гончих. Собаки, несмотря на то, что они были хорошей породы и отличались известной храбростью, подвывая, сбились в кучу в низине, или „goyal“, как мы её называем, которые бывают в нашей пустоши, некоторые ускользнули прочь, а другие, выпучив глаза, уставились на узкую долину, лежащую перед ними, и шерсть на загривках стояла у них дыбом.

Вся компания начала соображать лучше и была уже более трезвой, чем вы можете себе представить, по сравнению с тем, когда она выехала из Баскервилль-Холла. Большинство из них было, без сомнения, разумными людьми, но трое – самые храбрые или, может быть, самые пьяные – спустились вниз в лощину. И тут они оказались на широкой долине, на которой стояли два больших камня, те, которые и сейчас можно здесь видеть, они были тут поставлены в старину людьми, чьи имена, без сомнения, уже давно забыты. Луна ярко сияла над пустошью, и там посередине лежала несчастная девушка, которая упала замертво от страха и усталости. Но не к ней были прикованы их взгляды, а к телу Хьюго Баскервилля, лежащему около неё, и встали дыбом волосы на головах этой бесшабашной троицы гуляк, ибо было так, что над Хьюго стояло и терзало его горло, некое нечистое создание, большой и чёрный зверь, подобный гончей собаке, но больше, чем любая из гончих собак, которых когда-либо видел глаз смертного. И, прежде, чем они увидели, как это создание порвало глотку Хьюго Баскервилля, и то, как оно повернуло свои пылающие пламенем глаза и сомкнуло на нём челюсти, все трое с ужасными воплями, спасая свою жизнь, поскакали через пустошь. Один из них, как рассказывают, умер, не пережив этой ночи, двое других остались в живых, но повредились умом.

Таков мой рассказ, дети мои, о появлении собаки, которая, как говорят, до сих пор преследует нашу семью. И, если я пишу об этом, то лишь в качестве предупреждения, ибо нам несомненно ясно, что известная опасность может причинить гораздо меньше вреда, чем различные вымыслы и догадки. Никто не может отрицать того, что многие члены нашей семьи умерли насильственной смертью, которая была внезапной, кровавой и загадочной. Пока мы можем поручить себя бесконечной доброте Провидения, которое не может вечно карать невиновных после третьего или четвёртого поколений, как сказано в Святом Писании. Этому Провидению, дети мои, сим я препоручаю вас, и я настоятельно рекомендую и предупреждаю вас о том, что вы не должны выходить на пустошь в те часы, когда там во тьме беспредельно царит отец Зла.

[Это послание от Хьюго Баскервилля к его сыновьям Роджеру и Джону, с условием о том, что они ничего не скажут сестре своей Элизабет.]».

Когда д-р Мортимер завершил чтение этого оригинального повествования, он сдвинул очки себе на лоб и пристально посмотрел на Шерлока Холмса. Тот зевнул и бросил окурок сигареты в камин.

– Ну, и что? – спросил он.

– А вы не находите эту историю интересной?

– Да, для собирателей сказок о феях, волшебниках и эльфах.

Д-р Мортимер вынул из кармана свёрнутую газету.

– А теперь, мистер Холмс, обратимся к событиям, несколько более современным. Это «Хроника Графства Девоншир» за 14 мая этого года. Здесь кратко изложены обстоятельства смерти сэра Чарльза Баскервилля, которая случилась за несколько дней до этой даты.

Мой друг наклонился немного вперёд, выражение его лица стало заинтересованным. Наш гость вновь утвердил на носу очки и начал читать:

«Неожиданно случившаяся недавно смерть сэра Чарльза Баскервилля, которого прочили в кандидаты от Либеральной партии на предстоящих выборах в Среднем Девоншире, погрузила во мрак скорби всю нашу округу. Несмотря на то, что сэр Чарльз относительно недолго прожил в Баскервилль-Холле, его приветливый характер и невероятная щедрость завоевали любовь и уважение со стороны всех, кто был знаком с ним. В наши дни процветания нуворишей отрадно было видеть отпрыска самой родовитой семьи графства, пришедшей в упадок в трудное время, и который смог своими силами воссоздать капитал и восстановить увядающее великолепие своего рода. Сэр Чарльз, как хорошо известно, сделал солидное состояние на биржевых спекуляциях в Южной Африке. Но в отличие от тех людей, которые продолжают игру до тех пор, пока колесо Фортуны не начинает работать против них, сэр Чарльз проявил большую мудрость и свой выигрыш обратил в наличный капитал, с которым и вернулся в Англию. Прошло всего два года, как он поселился в Баскервилль-Холле, но уже всему графству стали известны те грандиозные планы ремонта и реконструкции поместья, которые были прерваны его смертью. Сам, будучи бездетным, сэр Чарльз не раз публично выражал пожелание, что вся округа должна, покуда он жив, пользоваться его большим состоянием, и поэтому многие люди должны иметь личные основания для того, чтобы сожалеть по поводу его безвременной кончины. Про его щедрые пожертвования на нужды благотворительности как местной, так и всего графства, мы часто писали на страницах нашей газеты.

Обстоятельства, связанные с кончиной сэра Чарльза, нельзя назвать до конца ясными, но, по крайней мере, было достаточно сделано для того, чтобы избавиться от тех слухов, которые породили местные суеверия. Нет серьёзных указаний для того, чтобы подозревать злой умысел, и невозможно представить себе, чтобы его смерть могла стать следствием каких-либо не вполне естественных причин. Сэр Чарльз был вдовцом и человеком, которого можно было назвать, в некотором смысле, эксцентричного стиля мышления. Несмотря на его значительное богатство, он был прост в своих личных вкусах, и штат прислуги в Баскервилль-Холле состоял из одной супружеской пары по фамилии Бэрримор, муж исполнял обязанности дворецкого, а жена – кастелянши. Их показания, подтверждённые показаниями нескольких друзей покойного, сводятся к тому, что здоровье сэра Чарльза в течение некоторого времени было неважным, особенно следует отметить заболевания сердца, обнаруживавшие себя в изменении цвета лица, одышке и острых приступах нервной депрессии. И д?р Джеймс Мортимер, друг и домашний врач больного, показал то же самое.

Причины смерти просты. Сэр Чарльз имел обыкновение каждый вечер перед сном прогуливаться по знаменитой тисовой [19 - Тис – вечнозелёное хвойное дерево до 20 м высотой или низкорослый кустарник, медленнорастущий род растений семейства тисовые (лат. Taxaceae). Ядовит, проявляет бактерицидные свойства. Известно около 10 видов тиса, многие из которых могут выращиваться в качестве декоративных растений.] аллее Баскервилль-Холла. Это было его привычкой, как следует из показаний Бэрримора. Четвёртого мая сэр Чарльз объявил о своём намерении отбыть на следующий день в Лондон и приказал Бэрримору собрать чемоданы. В ту ночь сэр Чарльз, как обычно, вышел на прогулку, во время которой он всегда выкуривал сигару. Он не вернулся. В двенадцать часов ночи Бэрримор, увидев, что дверь всё ещё открыта, всполошился, зажёг фонарь и отправился на поиски хозяина. В тот день погода была сырой, поэтому следы сэра Чарльза можно было видеть совершенно отчётливо, и они вели в сторону аллеи. В середине аллее в живой изгороди из тиса имеется просвет, здесь в стене есть калитка, которая выходит на пустошь. Следы показывают, что сэр Чарльз простоял здесь некоторое время. Затем он пошёл дальше по аллее, в дальнем конце которой и было обнаружено его тело. Имеется один факт, который так и не был объяснён, это утверждение Бэрримора, что следы его хозяина после того, как он побыл у калитки, выходящей на пустошь, отличались от тех, которые были до того, было похоже, что дальше он шёл как будто на цыпочках. Некий торговец лошадьми по имени Мэрфи, цыган, в это время находился невдалеке на пустоши, но, по его собственному признанию, он был пьян. Он утверждает, что слышал крики, но не может сказать, откуда они доносились. На теле сэра Чарльза не было обнаружено следов насилия, и всё же доктор констатировал, что лицо покойного было искажено такой, почти невероятной гримасой, что доктор Мортимер не сразу поверил, что перед ним на самом деле его друг и пациент – разгадка, очевидно, в том, что это один из симптомов, который нередко встречается при диспноэ [20 - Диспноэ – одышка, затруднённое дыхание (мед.).] и смерти от сердечной недостаточности. Этот факт был констатирован на вскрытии, которое показало застарелое органическое заболевание, и следователь коллегии присяжных при коронере [21 - Коронер (англ. coroner) – полицейский чин в Великобритании, следователь по убийствам.] сделал заключение о смерти в соответствии с медицинским диагнозом. Нас радует, что данное дело разрешилось, поскольку крайне важно, чтобы наследник сэра Чарльза поселился в Баскервилль-Холле и продолжил те добрые дела, которые были прерваны этим печальным случаем. Если же прозаическое заключение коронера не положит конец всем известным романтическим рассказам, которые шёпотом передаются из уст в уста в связи с этой историей, может случиться так, что будет трудно найти человека, который захочет жить в Баскервилль-Холле. Известно, что ближайшим родственником покойного является мистер Генри Баскервилль, сын младшего брата сэра Чарльза. В соответствии с последними слухами, этот молодой человек проживает в Америке, и сейчас делаются запросы с целью уведомить его о том, что он является наследником большого состояния».

Д-р Мортимер снова свернул газету и засунул её обратно в карман.

– Таковы факты, которые стали достоянием гласности, мистер Холмс, в связи со смертью сэра Чарльза Баскервилля.

– Я должен поблагодарить вас, – сказал Шерлок Холмс, – за то, что вы поведали о фактах, которые, несомненно, представляют некоторый интерес. Я кое-что читал в газетах об этом случае, но я был чрезвычайно занят одним маленьким казусом, который известен как дело о Ватиканской камее, и так как я был занят делами папы Римского, то вынужден был пропустить несколько интересных случаев здесь, в Англии. Эта статья, если я вас правильно понял, содержит общеизвестные факты?

– Общеизвестные.

– Тогда расскажите мне о том, что не известно широкой публике, – Холмс откинулся назад, сложил вместе кончики пальцев, и на его лице появилось выражение бесстрастного судии.

– Что ж, для этого, – сказал д-р Мортимер, который начал выказывать признаки сильного волнения, – мне придётся рассказать вам то, что я ещё никому не рассказывал. Я ничего не сообщил об этом следователю, поскольку человек науки не должен опускаться до такого уровня, чтобы поддерживать в народе различные суеверия. Я исхожу из того, что Баскервилль-Холл, как правильно пишут в этой газете, может действительно остаться необитаемым, поскольку некоторые события, объективно говоря, сделали кое-что для того, чтобы усилить его и без того достаточно жуткую репутацию. По этим двум причинам я подумал, что имею право говорить значительно меньше, чем я знаю, поскольку никакой практической пользы из этого всё равно не вышло бы, но в разговоре с вами у меня нет причин быть недостаточно откровенным.

Наша пустошь являет собой малонаселённые места, следовательно, соседям приходится держаться друг за друга и поддерживать хорошие отношения между собой. Поэтому я часто виделся с сэром Чарльзом Баскервиллем. Исключая мистера Фрэнкленда из Лефтер-Холла и натуралиста мистера Стэплтона, у нас на много миль вокруг нет ни одного образованного человека. Сэр Чарльз был человеком, склонным к уединению, но его болезнь давала нам поводы для частого общения, и наши общие интересы в науке помогали этому. Из Южной Африки он привёз много научных сведений, и мы провели много восхитительных вечеров, обсуждая сравнительную анатомию бушменов и готтентотов.

На исходе последних нескольких месяцев мне стало совершенно очевидно, что нервная система сэра Чарльза была на пределе и находилась на грани срыва. Он принимал чрезвычайно близко к сердцу ту легенду, которую я прочитал вам – настолько близко, что, хотя он и был не прочь прогуляться по своим владениям, ничто не могло заставить его выйти на пустошь ночью. Вам может показаться невероятным, мистер Холмс, но сэр Чарльз был на самом деле убеждён в том, что ужасный рок тяготел над его родом, и, несомненно, старинная легенда, которая записана в манускрипте, который достался ему в наследство от предков, никоим образом не могла исправить ситуации. Им овладело ощущение присутствия в наших местах чего-то жуткого, и он несколько раз спрашивал меня, не видел ли я во время ночных вызовов к больным какого-либо странного создания или не слышал ли я собачьего лая. Последний вопрос он задавал мне несколько раз, и всегда голос его при этом дрожал от волнения.

Я хорошо помню один прискорбный случай, который произошёл, когда я ехал к сэру Чарльзу вечером домой, примерно за три недели до его кончины. Это произошло у двери, ведущей в холл. Я вылез из моего шарабана [22 - Шарабан (от франц. char ? banc, досл. «повозка со скамейками») – открытый экипаж с поперечными сиденьями, одноконный кабриолет.] и стоял прямо перед сэром Чарльзом, как вдруг я увидел, что его взгляд непроизвольно скользнул поверх моего плеча и замер, его глаза с выражением неподдельного ужаса застыли на чём-то, что находилось у меня за спиной. Я моментально обернулся, и в то же мгновение увидел быстро промелькнувшее какое-то существо, которое я принял за большого телёнка чёрного цвета, пересекавшего дорогу вдали от нас. Сэр Чарльз был так возбуждён и встревожен, что мне пришлось сходить туда, где мы заметили это животное, и всё внимательно там осмотреть. Животное исчезло, тем не менее, этот инцидент оказал очень плохое влияние на рассудок сэра Чарльза. Я провёл у него весь вечер, и тут мне представился случай узнать, отчего он так прореагировал на это событие, потому что именно тогда сэр Чарльз мне доверил на хранение тот документ, который я вам прочитал. Я упоминаю об этом небольшом эпизоде, поскольку он приобретает некоторое значение в свете той трагедии, которая произошла вслед за этим, но тогда я был убеждён, что вся описанная в старинном документе история совершенно тривиальна, и что для страхов не было никакого повода.

Это по моему совету сэр Чарльз собирался поехать в Лондон. У него было, как я установил, больное сердце, и жизнь в атмосфере постоянной тревоги – не важно, обоснованной или нет – могла серьёзно отразиться на его здоровье. Я думал, что несколько месяцев в городской атмосфере смогут несколько развеять сэра Чарльза, и он вернётся домой другим человеком. Мистер Стэплтон, который дружил с сэром Чарльзом, был того же мнения. Но в самый последний момент произошла эта ужасная катастрофа.

В ночь смерти сэра Чарльза дворецкий Бэрримор, который обнаружил тело, послал грума [23 - Грум (англ. groom, конюх) – зд.: конюх и кчер; в классическом варианте – слуга, сопровождающий верхом всадника или господский экипаж.] Перкинса верхом ко мне, а поскольку я поздно лёг спать, то мне удалось прибыть в Баскервилль-Холл в течение часа с момента происшествия. Я проверил и подтвердил все факты, которые были упомянуты в заключении, которое было сделано. Я прошёл по следам, которые вели в тисовую аллею, я осмотрел место возле калитки, которая выходит на пустошь, где стоял сэр Чарльз, я видел, как изменились следы, когда он вернулся назад, я отметил, что на мягком гравии не осталось других следов, кроме следов Бэрримора, и, наконец, я тщательно осмотрел тело сэра Чарльза, которое не трогали до моего приезда. Сэр Чарльз лежал ничком на земле, раскинув руки, пальцы его вцепились в землю, а на лице застыло такое выражение ужаса, его черты были искажены до того, что при других обстоятельствах я с трудом бы смог узнать сэра Чарльза. Но было несомненно одно: на теле не было никаких физических повреждений. Но Бэрримор сделал следствию одно неверное заявление. Он сказал, что около тела не было никаких посторонних следов. Он просто не всё осмотрел. Но я-то осмотрел всё место происшествия, и я нашёл отпечатки – да, на некотором расстоянии от тела, но свежие и отчётливые.

– Это были следы?

– Да, это были следы.

– Мужские или женские?

Доктор Мортимер как-то странно посмотрел на нас одну секунду, и его голос понизился почти до шёпота, когда он ответил:

– Мистер Холмс, это были следы лап огромной собаки!

Глава 3. Загадка

Признаюсь, при этих словах меня охватила дрожь. Голос доктора вибрировал, показывая, что он тоже был глубоко взволнован той историей, которую только что рассказал нам. Холмс возбужденно нагнулся вперёд, и в его глазах появился жёсткий, сухой блеск, который всегда появлялся в тех случаях, когда он бывал сильно заинтересован чем-либо.

– Вы сами их видели?

– Так же ясно, как вижу вас.

– И вы никому об этом не сказали?

– А какой в этом был смысл?

– Почему же никто, кроме вас, их не заметил?

– Следы были на расстоянии двадцати ярдов [24 - 1 ярд ? 91,44 см.] от тела сэра Чарльза, и никто не задумывался над фактом их появления. Не могу утверждать, что я бы сам обратил на них внимание в том случае, если бы не был знаком с этим старинным документом.

– У пастухов на пустоши, конечно, много собак?

– Я не сомневаюсь в том, что это не были следы овчарки.

– Вы говорите, следы были очень большими?

– Огромными.

– Но они не приближались к телу?

– Нет.

– Какая погода была той ночью?

– Влажная и сырая.

– Но дождя, всё-таки, не было?

– Нет.

– Что представляет собой эта аллея?