Сохранить

– Ф-113, Ф-113! – раздаётся голос, отвлекая от чтения, и на панели передо мной появляется голографическая копия редактора моей газеты, – На северо-западе случился пожар в одном из жилых зданий. Столь редкое событие для нашего времени и отличная возможность запечатлеть работу наших доблестных спасателей. Поторопитесь и не оплошайте, как в прошлый раз.

Прошлый раз. Я прекрасно помню ту девушку.

Солнечное утро, лёгкий ветер развевает ветви пластиковых деревьев, пустая пластиковая дорога, по которой пару минут назад летел красный, как мой, пластиковый планер.

В этом мире нет ничего настоящего.

Сегодня утром на севере города возле границ купола произошла авария. Планер, за рулём которого была прекрасная жительница нашего города, вылетел с дороги и врезался в одно из растущих по обочине деревьев. Разумеется, никто, кроме планера и дерева не пострадал. Девушка выжила, и была доставлена в ближайшую больницу через несколько минут. Она отделалась лёгким ушибом, и к вечеру уже чувствовала себя замечательно. Дерево было восстановлено, а планер отремонтирован в кратчайшие сроки.

Именно так писали о том событии, на которое я опоздал.

Это жизнь, из которой убрали всё интересное и опасное, и тебе не о чем писать новости.

Твоя профессия становится ненужной профессией.

Я приехал на место происшествия и мог лишь наблюдать за последствиями самого события и рисовать картину только в своей голове.

Красный планер летит мимо деревьев, а за его рулем девушка, разумеется, в чудесном расположении духа. В кабине планера звучит фортепиано, затем добавляются нежные струнные, а следом громогласные духовые. Именно в этот момент мелодии планер вылетает с трассы, не сумев войти в крутой поворот, и под эпический рёв труб и пение скрипок медленно, словно в замедленном движении, влетает в дерево. Во время столкновения девушка наклоняется вперёд, ударяется об лобовое стекло, разбивает его и вылетает на красный капот.

В отличие от старых автомобилей, планер не оставляет никаких следов аварии на трассе. Ни следов шин, ни капель бензина, ни каких-либо отломившихся деталей. Ты лишь смотришь на трассу, на дерево и представляешь себе, как бы это могло быть.

В тот день я не успел прибыть вовремя и запечатлеть наших спасателей. Не собрал информацию для воодушевления наших жителей. Не написал статью с примерным названием: «Доблестные спасатели не позволили погибнуть бедной девушке».

Не вставил фотографию улыбающейся команды.

Фотографию ужасной аварии.

Фотографию счастливой спасённой от неминуемой гибели девушки.

Тебя не могут наказать, оштрафовать или уволить. В тебе могут лишь разочароваться, и это гораздо хуже. А самое страшное во всём этом то, что тебя могут перестать любить.

Я закрываю комнату воспоминания и перед дверью вижу девушку, которая была за рулём красного планера.

Уходи.

Она смотрит прямо на меня, а из её глаза стекает слеза.

Что тебе нужно?

Она открывает рот и говорит:

– Ф-113, подобное недопустимо, вы меня слышите?

Что?

– Ф-113? – говорит голубой человечек у меня на панели.

– Да?

– Слышите меня? Не подведите нас.

– Все будет отлично, – отвечаю я, улыбаясь, – я вас не подведу. Обещаю.

Человечек исчезает.

Мы пролетаем мимо пластиковых однотипных домов, заполненных точно такими же людьми. Мимо людей, уставившихся в свои ладони. Мимо бесконечного числа рекламных билбордов, продающих тебе больше счастья, больше здоровья и больше времени. Люди оборачиваются, улыбаются и машут в след настолько радостно, насколько это возможно. Они улыбаются друг другу, кланяются, приветливо кивают и вновь улыбаются. Улыбаются.

Улыбаются.

Никто никогда не сердится, не печалится, не расстраивается и конечно не злится. Это всё эмоции, которых в нашей жизни попросту не существует. Мы либо перестали это испытывать, либо тщательно это скрываем. Живём ради бесконечного продолжения, перед которым обязательно закатим вечеринку, и какой-нибудь парень или девушка скажет, что годы позади – лишь проверка перед настоящей счастливой бесконечной жизнью.

На одной из вечеринок ко мне подошла девушка в зелёном. Так близко, словно мы с ней давно знакомы. Она смотрела на всеобщее веселье и танцы, затем повернулась, посмотрела мне в глаза и спросила:

– В какой момент времени такое печальное событие, как смерть, вдруг стало радостным?

– Я никогда не задумывался об этом.

Она удивлённо посмотрела на меня, взяла стакан и с любопытством начала его разглядывать.

– Что чувствовал первый человек, согласившийся на это? – спросила она.

– На что именно?

– Что всю оставшуюся жизнь ему придётся пить лишь воду, и никакого алкоголя он не получит до конца своих дней, – она сделала глоток и начала смеяться.

– Думаю он расстроился этому факту.

– А когда соглашался умереть?

– Боялся.

Она кивнула и задала следующий вопрос:

– Что из сегодняшнего абсурда станет нормой завтра?

Я сделал глоток воды, и она продолжила, отстранённо глядя в сторону, не дав мне ответить.

– Социальная норма – всеобщее помешательство и постепенное, последовательное убеждение в абсолютной обыденности и нормальности того, что прежде казалось глупостью, и каким бы абсурдом происходящее не казалось тебе, если это принято обществом, значит, оно стало нормой. Это ли не смешно?

Я пожал плечами.

– А тебя как зовут? – спросила она.

– Эф, а тебя?

– Пи.

Взглянув в окно, я вижу бесконечные ряды пластиковых домов, пластиковых планеров и пластиковых людей. Они существуют бесцельно, беспричинно и бесконечно. Люди живут долгую жизнь ради ещё более долгой жизни. Планеры несутся из одной точки в другую, люди перемещаются из одной точки в другую.