Смешные рассказы о нас с вами

– Вы долго там будете возиться? Поговорите дома!

Это на нас уже шикнули ценители прекрасного с соседних кресел. Подумаешь, цацы. Мы тут хотя бы попкорном не хрустим, а внимаем.

Маринка шлепнула меня по колену, но сама уже сдерживалась, чтобы не засмеяться.

– Вова, кончай. А то нас выведут под белые ручки в холл.

– Ну и хорошо, пойдем в буфет и нажремся шампанского по две тысячи за бутылку.

– Да щас. Бутылку грузинского вина за глаза.

– Две, – начал я торговаться. – Ты одна выпьешь полкило винишка в одно лицо.

– Ладно, две, – сдалась жена.

Сзади нас пнули ногами. Вот они, театралы от сохи. Никакой интеллигентности в поведении.

Еще тридцать минут мы смотрели театральное действие. Мужик доцеловал тетку в рюшках, потом умер. Прибежали посторонние люди и пытались его откачать. А может быть, они просто танцевали, я не понял. Тетка порозовела, схватила какую-то книгу со стола и убежала за кулисы.

За ней побежали все остальные, размахивая руками. Наверное, догнали.

Потом сцена сменилась, внутренний интерьер дома превратился в сарай. Там тоже целовались, уже на сене.

– А как называется спектакль, дорогая?

– Вообще-то, это классика, грех не узнавать сокровища литературы, – цыкнула Маринка.

– «Идиот» Достоевского?

– «Евгений Онегин» Пушкина!

Ох ты, святые бегемоты.

Я собирался найти в толпе актеров Онегина, и тут спектакль закончился. Я попытался вскочить, но Маринка дернула меня за джемпер.

– Погоди, сейчас будут выходить на финальный поклон! – шикнула она.

– Вино же до десяти продают, – шепнул я ей. – У нас всего двадцать минут до ближайшего «Ашана».

Мы начали пробираться к выходу по чужим ногам, вызывая бурю литературного негодования, в том числе нецензурного.

– Нет, ты видишь этих театралов? – возмутился я, уже в дверях. – Они и вина не пьют, и в кружевные платки сморкаются, однозначно.

Выскочив на улицу, мы рванули к машине, где прохохотались уже основательно.

– Две бутылки! – поднял я указательный палец перед носом жены.

– Да ладно, ладно. Но мне – красного полусладкого!

– Договорились.

В магазин мы заскочили в двадцать один сорок пять. Еще десять минут искали полки с алкоголем, а потом еще три минуты кассира, который где-то бродил.

В десять ноль-ноль нас снова проконтролировал сын.

– Ну как спектакль? – спросил он. Звуковым фоном шумели выстрелы и крики на английском.

– Кто побеждает? – поинтересовался я.

– Пока дед, – деловито ответил Пашка. – Но на последнем раунде я его сделаю.

– Только не убивай его до смерти. А спектакль – огонь! Ты «Евгения Онегина» помнишь?

– Ну… что-то такое в школе проходили.

– Так вот, он умер.

Но Пашка уже бросил трубку.

На свой шестой этаж мы поднимались по лестнице, прижимая к груди бутылки с грузинским вином. Я – с белым сухим, Маринка – с красным полусладким.

– А она ведь его не разлюбила, – задумчиво сказала Маринка уже на кухне, разглядывая в бокале винную жидкость.

– Возможно, – согласился я. – И знаешь, какая мораль у этого сюжета?

– Какая?

– Надо жить с тем, кого любишь.

И я поцеловал ее в розовые, пахнущим терпким винным ароматом губы.

Вера Шахова

Поход

– Судя по направлению, мы идем не в поход, а в гости к лешему.

– Или к кикиморе.

– Если, конечно, нас раньше комары не съедят.

– Не боись, все идет по плану! Папкин навигатор не врет! – подбадривал младших сестру с братом Юрка.

Прошли всего-то пара часов, как они в походе, а мелкие уже ноют. Юлька тащит в руках огромную плюшевую лису, на голову которой надета мамина парадная шляпа, а хвост спрятан под маминой же любимой плиссированной юбкой, цепляющей на себя все шишки и иголки. Создавалось ощущение, что за юбкой бежит и подпрыгивает выводок ежат. Юлька в это время бубнит на ухо брату Мишке, что Юрка решил их Бабе Яге скормить, чтобы остаться единственным любимым ребенком и не делиться конфетами.

Мишка потихоньку кидает на землю угольки для розжига из мешка, чтобы впоследствии найти дорогу домой, если Юрка его с сестрой и вправду в лесу оставит. Взять уголь для костра была идея старшего брата на случай, если дров не найдут, а костер разжечь надо будет.

Также с ними в поход увязалась Сонька, здоровенная бабкина овчарка, перегрызшая ради такого случая веревку, на которую ее обычно привязывали сторожить двор.