Светом двух миров

«Что это он?» – подумал Семён, поспешив стыдливо отвернуться.

Хотелось сжаться, раствориться, потеряться. Уж лучше бы исчезнуть на время из мира. Пока не разберёшься с этой ситуацией.

Семён начал бояться, что его разоблачат. Идущая навстречу женщина с сумкой продуктов, сидящие на скамеечке напротив бабки. Горбун Квазимодо так не боялся людей, как теперь он в своём нелепом плаще.

Он быстро свернул в проход между домами и вышел на широкий тротуар шумной проезжей улицы. И тут же упёрся взглядом в чужие глаза, замедлил шаг, задержав на секунду сбивчивое дыхание. Перед ним стоял один из местных городских сумасшедших, коих Семён знал в количестве четырёх человек. Они всегда привлекали к себе его внимание. Тихие или экспрессивные в своих реакциях, но всегда непредсказуемые. И тем интересные. В детстве Семён даже представлял себе, а как это: быть сумасшедшим? Вот бы стать таким хотя бы на день или два, а потом обратно.

Этот был коренастым. Округлым, самым широким местом в талии и низеньким, как гном. Большой овал пухлых щёк на лице, острый крючковатый нос, тонкие губы, растянувшиеся в постоянной глуповатой улыбке. Длинные, сильно ниже плеч, спутанные и, кажется никогда им не чёсанные, непонятного цвета волосы.

Семён периодически видел его в городе, стремительно летящего по прямой проспекта. Слегка нагнувшись вперед, забрасывая петли рук за спину, он быстро перебирал ногами, отчего волосы бились о плотную кожу его старой потёртой чёрной куртки, прикрывавшей фланелевые клетки рубахи. Во всякое время года, даже зимой, куртку он не застёгивал. То ли молния на ней сломалась, то ли по другой причине. И всегда был с непокрытой головой, от чего волосы путались ещё больше. Он быстро проносился мимо, стремясь вперед. Иногда Семён замечал его и за городом, на трассе, вырывающейся с окраин в поля и леса. И там он всё также стремительно шёл куда-то.

А теперь же он стоял и смотрел, криво улыбаясь, в глаза Семёна. А Семён замер от неожиданности. Всего пару секунд длился этот взгляд. Лёгкие потребовали нового вдоха, и Семён шумно задышал, а потом опустил глаза в асфальт, сжал голову в воротник плаща и побежал в сторону проезжей части. Слишком много встреч на сегодня!

Не останавливаясь, пронёсся между летящими в обоих направлениях автомобилями, и затем – в арку другого двора. Побежал вдоль домов к не облагороженному, поросшему низким глухим кустарником, склону. Там – на узкую грунтовую тропку. Вылетев на повороте из-за густой зелени, он чуть не сбил молодую женщину, гуляющую с коляской. Та охнула, но Семён лишь шарахнулся в сторону, влетев в жёсткие ветки куста, и побежал дальше. Туда, где не должно было быть столько людей.

Впереди возвышалась сияющая на солнце стена городской больницы, а правее её – такой же стеной – большой роддом. Семён в нём родился, и помнил первым своим воспоминанием полуторагодовалого ребенка как мама из окна показывала им с отцом кулёчек, оказавшийся потом его младшей сестрой.

Теперь он, запыхавшись, спешил мимо. Там, ещё дальше по склону в глубине березовой рощи, – боксы инфекционного отделения, куда однажды заперли и его. Он тоже навсегда запомнил, как плакал, стоя на подоконнике окна, высунув нос в высокую для него форточку, потому что на улице стояла мама.

За этим, страшным для него, местом, задвинутое на приличном расстоянии в глубину высоких деревьев, низенькое строение морга. Семён всегда обходил его стороной. Не потому, что боялся умереть. Он сторонился смерти вообще. Ведь она уже забрала всех, кто был ему хоть как-то дорог в этой жизни.

Оббежав стороной морг, Семён оказался у старой теплотрассы, которая протянулась прямой линией на границе города, отделяющей его от густого соснового леса на высоком хребте, что тянулся вдоль долины. Семён подлез под толстые трубы и затем стал взбираться прямо сквозь шершавую траву, в гору.

Шаг его замедлился, он стал дышать глубже и ровнее. Прохладный лесной воздух проникал под плащ, где щекотал вспотевшую спину. И оказалось, что Семён чувствует даже шевеление тонких пушинок на перьях крыла.

Тяжёло дыша, он взбирался без тропы, в лоб штурмуя крутой травянистый склон поросшего сосняком хребта. И это помогало ему привести в порядок свой разум. Столько событий и новых ощущений. Надо бы разобраться со всем этим. Но мыслей не было.

Совершенно точно, – и это Семён уже осознал, – произошло что-то невероятное. Факт тяжёлого крыла за спиной не вычеркнешь. В голове висели два вопроса: как это возможно и что теперь делать? Причём от ответа на первый, как это казалось теперь Семёну, зависел ответ и на второй. Но как бы не крутил в голове он все произошедшие с ним события, ясности не добавлялось. Своих мозгов явно не хватало. А эксперт в этом вопросе так пока и не объявился. Хорошо, что вихрь первых эмоций уже улёгся, и можно было прислушаться к себе, попытаться найти новый путь мысли.

Но вот как бы Семён не старался, пути не было. А крыло оставалось. Всё так же, за спиной.

Запыхавшись, он сел на ковёр из рыжих сосновых игл, приладился к длине крыла, упершегося в землю позади, закрыл глаза. Потом снова открыл и вгляделся вдаль, в голубеющие волны далёких хребтов, расплывающиеся в полуденном мареве. Этот простор притягивал взгляд и вытягивал сиюминутное из головы, оставляя внутри тишину. Покой, которого никогда не доставало, но теперь пришедшего в дар.

И ещё чистота. От того, что не нужно бояться, притворяться. От того, что застыл в отрешенности перед будущим и прошлым, знание о которых оказалось слишком тяжёлым, за гранью отказывающего ему теперь ума.

«Не важно, что впереди! И какая разница, что у тебя уже за спиной!» – подумал Семён.

Это, конечно, относилось к прошлому. Не к одинокому крылу за плечом.

Семён почувствовал на губах лёгкую улыбку.

Это потому, что чистота принесла покой, а он – смирение. И от того она и родилась. Несмелая пока, но настоящая улыбка.

«Разберёмся, потихоньку» – подумал Семён.

Он привалился в каком-то блаженном состоянии к стволу мощной сосны, держащей толстыми корнями крутой склон. И почувствовал тёпло её коры, солнечность её токов, бегущих по жилам ввысь, к самому небу. Закрыл глаза. Утонул в оранжевом свете солнечных лучей, льющихся сквозь веки. Они напитали его душу и убедили в одном: всё будет хорошо.

А потом время замедлилось, и всё вокруг перестало существовать. Остался только свет, тёплым маслом текущий в груди и согревающий сердце.

Так прошло несколько часов, как это показалось Семёну. По крайней мере, солнце теперь перекатилось за полдень. И он встал на слабых своих ногах, разомлев от внутренней теплоты и долгого сидения на солнце. Нужно было возвращаться и как-то жить дальше.

Но сначала вновь пересечь дворы и широкие улицы, заполненные теперь людьми, чтобы оказаться в уединении своей холостяцкой комнатки.

В кармане Семёна зашуршал взятый им для прикрытия перед соседом Колей пакет. И в голове вдруг появился несколько идиотский план: заполнить его травой, шишками и цветами, и, закинув за спину, как-то замаскировать горб под плащом. Может, хоть так было бы спокойнее внутри.

Всё ещё сомневаясь, но не видя других вариантов, Семён так и сделал. Закинул за правое плечо набитый до отказа пакет и направился в сторону ближайших многоэтажек.

Прошёл дворами, вышел к центральной улице, которая действительно кишела уже людьми, перешёл на светофоре дорогу. То ли пакет помог, то ли в целом умиротворенное состояние принесло результат: паники внутри не было. Лишь один раз Семён заметил, что на него обратили внимание, и это был ребенок в той же песочнице его двора, что и раньше этим утром. Нет, конечно же, ребёнок был другой. Странно было бы, если б тот, первый, целый день сидел, дожидаясь его. Но и этот, новый, тоже бросил вдруг неумело возиться в песке и поднял свой открытый взгляд прямо на Семёна. На личике ребёнка сама собой медленно распустилась улыбка, а глазки солнечно заблестели.

Семён от какой-то внутренней полноты улыбнулся в ответ. Он сам не понимал, как же раньше он стыдливо отвёл глаза от детского взгляда, будто тот его обличал, поймав на внутренней безрадостности. Теперь улыбалось легко и светло. И было не больно.

Поднявшись на свой этаж в общежитии, он толкнул всё ещё незапертую дверь комнаты. Телевизор работал. Коля, наискось расплывшись в кресле, спал.

Семён оглядел комнату. Ничего ценного: стол, шкаф, кровать и кресло перед телевизором. Во всю стену – книжные полки. Вроде, в какой-то фантастической книге он читал про людей с крыльями, которые когда-то жили на земле, но двуногие люди с поверхности их просто всех перебили. Потому что те могли летать и видеть дальше их. Завидовали, наверное.

Семён залез в шкаф и, достав старый вместительный рюкзак, набил его своими вещами. Вытянул из под матраца пакет с деньгами и документами. Потом закинул рюкзак за плечо, выключил телевизор и вышел из комнаты, не запирая дверь.

Ему теперь в общаге абсолютно не хотелось быть. Теперь он шёл на окраину своего района, где прямыми рядами располагались гаражные кооперативы, в одном из старых боксов которых была оборудована мастерская по изготовлению мебели, где работал Семён. Он делил этот маленький бизнес со своим одноклассником Витькой. На самом деле, это Витька был бизнесменом. Он предложил Семёну идею. Он нашёл гараж, поставил станок и крутился теперь на снабжении, одновременно подкидывая заказы и контролируя продажи. Семён же целыми днями возился с деревом и ламинатом в гараже. На жизнь хватало, и ладно.

За годы гараж превратился в уютный угол: на самодельных антресолях расположилась небольшая офисная комнатка, где помимо всего прочего стоял мягкий удобный диван и кухонный гарнитур. Даже тут книжная полка была полна пухлыми и тощими томами, – книги, которые читались в перерывах и вечерами и никак не хотели покидать гараж. Электричество, плита на баллонном газу, холодильник. Проблема была лишь с водой. Питьевую надо было приносить, а чтобы помыться – текла в ста метрах от гаража в виде широкой извилистой реки. И зимой, и летом Семёну не проблема было притащить на себе пару ведер. А в тёплый сезон так и вовсе купаться в реке.

Теперь же было лето в самом разгаре.

Так прошла целая неделя. В гараже жилось комфортно и достаточно изолированно, чтобы не попадаться на глаза опасных теперь людей. Семён запирался изнутри, раздевался, привязав к торсу широкой тесьмой своё крыло, чтобы не мешало, и без устали работал. Надо же было как-то жить дальше, пока так, как умел. Вечером, уже ближе к полуночи, когда летний день наконец-то затухал и темнело, он пробирался к реке, погружаясь в прохладную воду почти до носа, смывал с себя опилки и пот, а вместе с ними и усталость. После живой воды тело вибрировало внутренней силой и радостью. Возвращаясь тёмной тропкой в гараж, Семён забирался с ногами на диван, закрывал глаза и долго прислушивался к этим внутренним токам, пробегающим из глубины до самых кончиков плоти. Так проходил час, второй, третий. Казалось, что тело перешло на новое питание. Спалось всего пару часов в сутки, наедался он тарелкой гречки и душистой зеленью. И при этом – неизбывное ощущение легкости внутри.

Через неделю такой жизни он стал замечать, что левая лопатка его округлилась, кожа на ней натянулась и начала приятно зудеть. Что-то в глубине его плоти менялось: тянуло, гудело, жгло. Да-да, в совершенно разных местах вдруг нестерпимо обжигало и покалывало кожу. То на стопах, то на ладонях, но больше всего – в груди, искрил неведомый внутренний жар. Начиналось всегда неожиданно, и Семён останавливался, замирал перед этой, пробегающей по телу волной, прислушивался к ней. Проходило всё минут через пять. Само собой, без последствий. И Семён снова начинал работать.

А ещё, иногда ранними утрами, он, как и в первый раз, уединялся на соседних горных хребтах, откуда взгляд улетал вдаль. Здесь белоснежное крыло за правым плечом само собой расправлялось и радостно ловило ветер. И что-то щекотало на левой, ещё более вытягивающейся в сторону, лопатке. Семён бесцельно бродил, сидел на камнях, разглядывая город, что лежал где-то снизу. Отсюда, с вершин, – светлый и чистый. Без суеты и шума.

В душе Семёна был покой. Лишь иногда, и он это стал замечать, растущее на спине новое крыло ломило и стреляло острой болью, когда он позволял себе потерять тонкое внутреннее равновесие. Когда под ложечкой скребла нечистота, а сердце чего-то боялось и сжималось от малодушия. А ещё беспокойно метался ум, потерявшийся в своих же сомнениях.

При этом он уже как-то научился управлять собой и свыкся с новым своим положением. Пока оставался один. Но стоило событиям резко измениться, или кто-то из его прошлой жизни врывался в них, как тонкая внутренняя настройка сбивалась.

Однажды, без предупреждения, в железо ворот постучали. Семён быстро накинул плащ, испуганно выглянул наружу. Оказалось – это был Витька.

– Чё, испугался? – толкая в сторону дверь и отстраняя Семёна, шагнул он в гараж. – Это всего лишь я.

– Ага, – не зная, как быть, ответил Семён.

– Я тут заказ привёз. Обсудить детали надо, материалы обсчитать. Чё это с тобой?

Витька замер с круглыми глазами, глядя на нелепый плащ напарника, из-за плеча которого торчал ещё и какой-то массивный горб.

– Да… Ничего такого… – мялся Семён, легко поведя плечами, но пряча от Витьки глаза. – Я просто спину тут надорвал случайно. Вот… компресс себе сделал лечебный.

Он врал, и ему было больно. Он даже поморщился, прогнув на секунду спину. Получилось натурально, как будто спина была действительно травмирована.

– Такой большой компресс? – удивился Витька. – И чё, помогает?