Трансформация. Африканская история

Классная руководительница 11-го Б гневно ходила взад-вперед в узком пространстве между доской и своим столом.

– Уму непостижимо! Это просто уже за гранью! – гневно восклицала она.

– Пользоваться тем, что вы близнецы, этим божественным природным даром, ради того, чтобы зло смеяться над Генрихом Карловичем! Он, конечно, староват, но он самый лучший учитель физики, который когда-либо преподавал в нашей школе.

– Зачем ты, Элла, выдавала себя за Аллу, когда он вызвал ее к доске? – хищно сузила глаза классная.

Элла, тоненькая девочка с голубыми глазами и волосами, цвет которых сочетал в себе смелое решение из розового, салатового и светло-синего, скромно потупила свой взор и тихо произнесла:

– Мы просто хотели поднять ему настроение этим веселым каламбуром. Представляете, он думал, что к доске вышла Алла, а на самом деле вышла Элла. Ну разве не весело?

– А зачем было потом изображать перед ним, что ты забыла, кто ты, Алла либо Элла, и, перепутав, вышла отвечать? От мозговых противоречий у Генриха Карловича поднялось давление, и пришлось срочно вызывать ему «скорую»!

– Будьте снисходительны, мы же всего лишь дети! Дети часто абсолютно не осознают того, что они делают, – откликнулась сестра Алла, которая представляла собой точную копию Эллы.

Классная сняла очки и устало произнесла:

– Прочь с глаз моих.

Девочки шустро взяли рюкзаки и направились к выходу.

– И чтобы я больше не видела вас в таких коротких юбках! – крикнула учительница им вслед.

– Конечно, как скажете, – лучезарно улыбнулась ей Элла.

Классную передернуло. Ей часто было страшно идти домой после Эллиных улыбок, приходилось оглядываться и опасаться, что сейчас выскочит кто-нибудь из-за угла, и учительская жизнь оборвется на пике профессионального роста и успехов в личной жизни.

Близняшки, весело болтая, шли по коридору, как внезапно сзади раздался сиплый голос:

– Стоять, клоны!

Алла обернулась:

– А, это ты, Шуруп!

Длинный подросток пролетарского вида, прозванный Шурупом, стоял, поигрывая кастетом. Возле него, вальяжно жуя жвачку, стоял громила в спортивных штанах.

– Да, это я, а теперь, микробы, гоните законную дань. Уже как второй месяц кормите меня завтраками, а у меня растущий организм, мне нужны денюжки, чтобы расти и ввысь и вширь, верно, Слон? – ответил Шуруп с кривой ухмылкой.

– Агась, – весело ответил Слон, надвигаясь на девочек.

– Позвольте поинтересоваться, мальчики, вам уже исполнилось по 16 лет? – деловито спросила Алла.

– Нам уже и по 17, – гордо расправил плечи Слон.

– Ну вот и славненько, – ответила Алла и сбросила рюкзак.

Выпрямившись и поклонившись перед растерянным Слоном, она вдруг резко подлетела вверх и мощным ударом двинула ногой ему прямо в грудь. Верзила от силы удара отлетел назад и с грохотом врезался в металлический шкаф для одежды. Со стоном он осел на землю и завалился набок.

– Ах вы, твари! Всех покромсаю! – с безумным выражением лица кинулся вперед Шуруп.

Элла ловко подставила ему подножку, и он плашмя упал на бетонный пол.

– Это беспредел, – стонал Слон, пытаясь подняться.

– Форменный беспредел, – перевернулся, охая, на спину Шуруп.

– Вы же бросили заниматься тайским боксом еще в четвертом классе, – просипел он.

– Бывших бойцов не бывает! – ответила ему Элла.

– А детей бить нельзя, а мы школьники, значит, дети – жалобно подал голос Слон.

– Вам уже по 17. А значит, вы уже давно не дети, – хмыкнула Алла.

– Счастливо отлежаться, малыши, целуем! – перешагнула она через Шурупа и быстро пошла по коридору. Подобрав рюкзак и пискляво хихикнув, Элла поспешила вслед за сестрой.

– Еще встретимся! – натужно прохрипел вслед Шуруп.

– Встретимся, встретимся! – кинула, не оглядываясь, Элла.

– И почему все плохие персонажи все время говорят одинаковые пафосные фразы? – спросила она, догнав сестру.

– Детские комплексы. Злодеи всегда хотят поставить точку последними, – нахмурилась Алла.

Сестры шли по вечернему летнему городу, который постепенно погружался в ночной полумрак. Было спокойно и радостно на душе. Слишком спокойно и слишком радостно.

– Мыкола, ты апяць зъиy маё сала!?? – возмущался старший сержант Грынько с нескрываемой ненавистью глядя на своего напарника ефрейтора Горбанюка.

– Тебе жалко? У тебя этого сала полный холодильник! Скоро компот будешь из него варить, не то что просто есть, – небрежно ответил Горбанюк, худощавый парень лет двадцати пяти.

Грынько, невысокий, коренастый контрактник среднего возраста, опешил от такой наглости.

– Вин ты, маскальская морда, як забалакаy! Ще раз побачу, прыбью! – ощетинился он.

– Ты забыл добавить «Слава Украине!» – отвернулся от него Горбанюк.

– «Слава…» тьфу… Йди ты куды подалей… Занесло мене сюды, в глушыну, дзе адни кляты маскали и маё сала жруць! – выпалил Грынько и вышел с КПП на улицу. Под глушью он имел в виду Чернобыльскую АЭС, где взвод, в котором служили два «товарища», выполнял функции боевого охранения закрытого печально известного четвертого энергоблока. Ворча, порывшись в кустах возле КПП, Грынько предусмотрительно забрал все свои запасы сала и водки из тайника, который мог быть обнаружен Горбанюком.

Весь этот конфликт с милитаристским душком свежего сала наблюдала большая серая крыса. У военных никогда не было чем поживиться. Вот приезжали как-то японские волонтеры, вот там было разгуляй душа. Несмотря на то, что у одного члена крысиной стаи с непривычки от переедания японского риса случилась кома, в целом хвостатые грызуны были довольны дружбой братских украинского и японского народов.

Крыса, вздохнув, посеменила к ангару, на котором оптимистично был нарисован веселый череп и на нескольких языках написано «Опасность радиоактивного заражения! Входить строго запрещено!». В ангаре хранились радиоактивные отходы.

Главный инженер уже несколько месяцев закидывал главное управление в министерстве энергетики, чтобы прислали спецтранспорт и вывезли отходы с территории станции на захоронение. Кроме обещаний, он так ничего и не дождался. Тогда он написал новое письмо с просьбой обеспечить специальными герметичными контейнерами для хранения этой гадости, потому что бочки еще советского производства уже совсем проржавели, стали сильно фонить и дали течь. В ответ пришло гневное письмо, в котором, если перевести с сухого канцелярского языка, было сказано, что если главный инженер будет и дальше докучать занятым чиновникам своими мелкими прошениями, то он не то что главным инженером не будет на станции – он даже не сможет нигде устроиться обычным дворником. Прочитав данный циркуляр, главный инженер сказал «ну вот и славненько!», написал заявление по собственному и с облегченной душой укатил в Одессу к любовнице. А бочки как стояли, так и остались стоять, фонить и течь. Уже никому до них не было никакого дела.

Крыса ловко протиснулась в щель, которая вела в подвал ангара. Спрыгнув на бетонный пол, серый зверек принюхался. Появился какой-то сладковатый металлический запах, которого тут раньше не было. Пойдя по следу запаха, крыса вышла на солидную лужу, которая преграждала путь дальше. Жидкость из бочек с радиоактивными отходами, стоявших над подвалом, целеустремленно просачивалась в щели в полу и звонкими каплями стекала вниз. Крыса попробовала обогнуть лужу по небольшому выступу возле стенки, но, пройдя пару метров, ее лапки предательски соскользнули, и она с тонким писком плюхнулась в смертоносную жижу. Наглотавшись воды из лужи, крыса выползла на сухой бетон, проползла немного и внезапно задергалась, упав на спину. Затем она затихла и на мгновение замерла.

Грынько шел по потрескавшейся асфальтовой дорожке и про себя клял своего напарника. Он, в принципе, был не жадный, но вот сала почему-то ему было для остальных жалко. И еще хлебушка, колбаски и водочки. А в остальном он был широчайшей души сослуживцем. Жаль, что другие в упор не замечали его щедрую натуру, и это Грынько угнетало, поэтому он при всяком удобном случае писал рапорты начальству на своих товарищей.