От неожиданности Павел поперхнулся «Мартелем». Откашлявшись, тоже перешел на русский, чувствуя себя так, будто переоделся в новую необношенную одежду:
– Я сразу понял, что вы не француженка. Русский акцент неистребим.
– Сколько ты в месяц зарабатываешь на заправке? Только не надо, что вопрос неприличный, мы говорим о деле.
– Когда как. Тысячи по полторы евро. Иногда две, как повезет.
– Будешь получать три. Моему мужу нужен хороший водитель. Ты подходишь.
– В Москве?
– В Москве.
– Но я совсем не знаю Москву, никогда там не был.
– Есть навигатор. И у него всего пять-шесть маршрутов, разберешься.
– А где я буду жить? Московские отели, я слышал, дорогие.
– Снимем тебе квартиру, за счёт фирмы.
– Очень неожиданное предложение. Могу я подумать?
– Можешь. Минуты три. Хватит?
– Согласен, – решился Павел.
Месяца через полтора он получил рабочую визу и вылетел в Москву. Ему понравилась московская жизнь. Машина была первоклассная, «Мерседес S 500 L», хозяин не доставал разговорами, за день иногда обходился всего несколькими фразами, денег хватало и на ночные клубы, и на женщин. Ирэн он видел нечасто, только когда она ехала с мужем. Она держалась с подчеркнутым безразличием, лишь изредка Павел ловил её испытывающие взгляды. Он чувствовал, что долго так продолжаться не будет, и оказался прав.
Однажды рано утром она приехала в его однокомнатную квартиру на Патриарших прудах, велела выпроводить подружку, которую он прошлой ночью закадрил в баре на Тверской, неодобрительно осмотрела стол с початыми бутылками шампанского и армянского коньяка.
– Много пьёшь, Паша. Завязывай, тебе нужно быть в форме. Ты изучил привычки мужа. Он всегда ездит на переднем сиденье и никогда не пристегивается. Так?
– Так, – подтвердил Павел.
– Ты уже понял, что нужно сделать?..
Три дня потратил Лежнёв на составление заявления в Генеральную прокуратуру России. Писал по-русски, хоть и путался в грамматике. Ничего, разберутся. Море за окном накатывалось на берег, шелестело галькой, у причала посёлка раскачивались мачты рыбацких фелюг. Иногда боль заставляла прерываться, он нетерпеливо ждал врача. Тот делал укол, боль отступала.
Наконец работа была закончена. Он перечитал заявление и остался доволен. Теперь тебе, тварь, не выкрутиться. Не без труда нашел в Интернете электронный адрес Генпрокуратуры, ввёл его в строку «кому». В строке «тема» не без злорадства написал: «чистосердечное признание». Письмо было готово к отправке. Он уже был готов дать команду «доставить», но в этот момент лэптоп звякнул и во «входящих» появилось новое сообщение.
Лежнёв прочитал:
«Мэн, до нас дошёл слух, что ты попал в передрягу. А нечего таскаться по подозрительным барам. Ирэн готова вернуть тебе бабки, все двести штук…»
XI
Игорю Касаеву не пришлось долго раздумывать над тем, как убедить генерал-лейтенанта Сибирцева добавить в ордер на арест Ирины Керженцевой её второе имя и при этом не рассказать, при каких обстоятельствах об этом стало известно. На другой день после его возращения из Марселя к нему в кабинет заглянула секретарша начальника Интерпола Зиночка и сообщила:
– Вызывает на ковёр. Он весь, как Божия гроза. Что ты натворил, Касаев?
– Ничего такого, что вызвало бы гнев начальства, – ответил Игорь.
– Ты только не спорь. Он выкричится и остынет.
– Разве я похож на человека, который спорит с начальством?
– Смотри, я тебя предупредила, – сказала Зиночка и процокала каблучками к себе в приемную.
Она была из милицейской семьи, заочно училась в юридическом институте и была горячей патриоткой Интерпола, радовалась успехам и огорчалась неудачам НЦБ в целом и отдельных сотрудников. При том что личико её в обрамлении белокурых кудряшек было очень симпатичным, а фигурка девичьей, стройной, никто из молодых офицеров, не очень стесненных моральными нормами, даже не пытался подбивать к ней клинья. Она было хорошим товарищем и только. Так сложилось, что саму Зиночку иногда огорчало. Но свой образ она создала сама и была обречена ему соответствовать.
Игорь закрыл программу, с которой работал, и отправился на ковёр.
– Приглашали, Владимир Сергеевич?
– Вызывал! – буркнул Сибирцев. – Садись и докладывай, за каким чертом тебя понесло в Марсель.
– Хотел посмотреть замок Иф, – попытался отболтаться Игорь. – Тот, где сидел Дантес. Из «Графа Монте-Кристо». Я столько о нём читал.
– Посмотрел?
– Не успел.
– А я тебе скажу почему. Потому что попал в кутузку и был выдворен из города!
– Это что, по радио передавали? – удивился Игорь.
– По телевизору! В специальном выпуске Си-Эн-Эн! Вот, читай!
Сибирцев перебросил по столу факс. Он был на французском. Помощник комиссара главного полицейского управления Марселя ставил в известность начальника Российского НЦБ о неподобающем поведении оперуполномоченного Интерпола месье Касаева, который устроил пьяный дебош в баре Le Grand Marin, за что был арестован и провёл ночь в тюрьме Сент-Анн. Не желая омрачать этим прискорбным инцидентом взаимоотношения между полициями наших стран, было решено обвинений месье Касаеву не предъявлять и отправить его в Москву первым же самолётом.
Телега – вот как это называлось во все времена.
– Так и было? – спросил Сибирцев, когда Игорь дочитал факс.
– Так и было.
– Ты же не пьешь, Касаев, никогда этого за тобой не замечалось.
– Иногда пью, под настроение.
– Что ты пил?
– Марсельское Пино Гри.
– Это сухое вино, – проявил Сибирцев осведомленность в этом специфическом вопросе. – Сколько же его нужно выпить, чтобы набраться?
– Мне хватило бутылки. На двоих, – чтобы быть точным, добавил Игорь. – Вторым был инспектор Фернан, он меня и арестовал.