Оценить:
 Рейтинг: 0

Тень гильотины, или Добрые люди

Год написания книги
2015
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 21 >>
На страницу:
6 из 21
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Что вам нужно? – Санчес Террон теряет терпение.

Собеседник невозмутимо выдерживает его взгляд.

– Ваша помощь для того, чтобы это путешествие не состоялось.

– И что от меня требуется?

– Видите ли, если за это предприятие возьмусь я один, все решат, что это дело рук ретроградов. Но, если в игру вступите вы, дело приобретет иной оборот. Мы сможем задействовать силы и ресурсы… Вы состоите в переписке с философами и французскими продавцами книг. Все это люди передовых идей. У вас друзья в Париже.

– Щипцы, вы хотите сказать?.. С одной стороны, вы, с другой – я?

– Отличное сравнение. Щелкнем это дельце вместе!

Они почти уже вышли – высокомерие под ручку с подлостью – к Пуэрта-дель-Соль, оживленной даже в этот час. Дилижанс останавливается на углу улицы Постас напротив палаток с витринами, задернутыми холстом. На площади, залитой красноватым светом фонарей, виднеются пешеходы, сопровождаемые носильщиками со свертками и чемоданами. Кучка зевак толпится возле здания Каса-де-Корреос, куда в это время приносят отпечатанные листки с новостями о войне с Англией и осаде Гибралтара.

– Есть у меня кое-кто на примете, – добавляет Игеруэла. – Этот субъект отлично подойдет для нашего дела. Расскажу о нем подробнее, если вы готовы сотрудничать. Достаточно сказать, что он свободно перемещается между Испанией и Францией и ему уже приходилось выполнять деликатные поручения, к полному удовлетворению своих нанимателей.

– Разумеется, за деньги.

– А с чего бы он иначе старался? Опыт, дорогой дон Хусто, показывает, что нет более верного союзника, чем тот, кому хорошо заплатили. Никогда не доверял энтузиастам или добровольцам, которые охотно берутся за то и за се, побуждаемые голосом совести или обычным капризом, а едва ослабевает порыв, улепетывают так, что только пятки сверкают. Зато человек нанятый – не важно, что у него за идеи, – будет вам предан до конца. Этот парень как раз из таких.

– Вы же не имеете в виду, что наши уважаемые коллеги…

– Конечно нет! Как вы могли такое подумать… За кого вы меня принимаете?

Они пересекают Пуэрта-дель-Соль, приближаясь к конным экипажам, стоящим у въезда в Карретас. Санчес Террон проживает в двух шагах отсюда, возле трактира «Пресьядос». Игеруэла делает знак извозчику, и тот зажигает на экипаже фонарь.

– Никто не собирается обижать наших дорогих библиотекаря и адмирала, – уверяет издатель. – Речь идет лишь о том, чтобы им помешать. Их задача должна усложниться настолько, что они вернутся с пустыми руками… Что вы на это скажете?

– В любом случае все нужно тщательно продумать, – осторожно отвечает Санчес Террон. – Кстати, кто он, этот ваш тип?

– О, это интереснейший экземпляр, и не сомневайтесь. У него есть даже своеобразный кодекс чести. Его зовут Рапосо… Паскуаль Рапосо.

– Вы говорите, он толковый?

Нога Игеруэлы уже касается подножки экипажа. Он подносит руку к голове, чтобы поправить парик, и в лучах масляного фонаря его гнусная улыбка выглядит сусальной.

– Толковый и очень опасный, – подтверждает он. – Как и его фамилия[7 - Рапосо – лисица (исп.).].

Знакомство с протоколами заседаний оказалось делом непростым. Они хранились за семью печатями в архиве Академии, и Лола Пеман, архивариус, утверждала, что подобная разновидность церберов идеально подходит для тех, кто стремится уберечь бумаги от желающих с ними ознакомиться. Однако в конце концов, оставив позади обычную бюрократическую волокиту, я получил доступ к оригиналам XVIII века.

– Осторожнее переворачивайте страницы. – Архивариус Лола восприняла мое вторжение как вызов. – Бумага в плохом состоянии, очень хрупкая. Можете случайно повредить.

– Не беспокойтесь, Лола.

– Так все говорят… А потом сами знаете, что бывает.

Я пристроился возле одного из библиотечных окон, где располагались ниши со столиками, за которыми обычно работали академики, получившие доступ в архив. Поистине, это была величайшая минута! Подробности каждого заседания, проходившего по четвергам, были изложены одна за другой в тяжелых томах с добротным кожаным переплетом: ясный, чистый почерк, почти как у настоящего писаря, который в один прекрасный день менялся: должно быть, один секретарь умирал и на его место заступал следующий. Почерк секретаря Палафокса был аккуратный, выразительный, легко читаемый: Все члены Академии, собранные в штаб-квартире последней, а именно, в доме, расположенном на улице Казны…

К моему разочарованию, протоколы не отличались излишней скрупулезностью. В те времена, несмотря на просветительскую политику правительства Карла Третьего, инквизиция все еще сохраняла могучую власть и благоразумные академики – даже в содержании протоколов угадывалась умелая рука секретаря Палафокса – по возможности старались оставлять на бумаге как можно меньше улик. Я обнаружил лишь самое первое упоминание, где обсуждалось, каким образом приобрести полное собрание «Энциклопедии» – Члены Испанской королевской академии большинством голосов одобряют… – а также вторую запись, где перечислялись имена академиков, избранных для путешествия: Поскольку некоторое время назад стало известно, что в продаже имеется полное собрание французской «Энциклопедии», Академия решила приобрести оное собрание в оригинальном издании, для чего уполномочивает сеньоров Молину и Сарате доставить его из Парижа.

Этого было вполне достаточно, чтобы начать распутывать нити дела. В документальной книге «Члены Испанской академии» Антонио Колино и Элисео Альвареса-Аренаса я сумел отыскать биографии уполномоченных, однако о поездке в Париж не было сказано ни слова. Первым из них был библиотекарь дон Эрмохенес Молина, выдающийся преподаватель и переводчик классиков, которому в то время было шестьдесят три года. О другом мне стало известно только то, что он отставной командир бригады морских пехотинцев по имени дон Педро Сарате, прозванный друзьями адмиралом, специалист по морской терминологии и автор подробного словаря на эту тему.

Получив основные данные, я начал потихоньку продвигаться дальше: библиографические справочники, «Эспаса», Интернет, библиографии. За несколько дней мне удалось довольно правдоподобно сложить одно к другому все, что только можно было узнать о жизни этих двух персонажей. Признаться, получилось не слишком много. Оба представляли собой скромных, почтенных сеньоров. Две не слишком яркие жизни: первая, посвященная переводу и преподаванию; и вторая, протекавшая в мирной гавани, где можно было обстоятельно изучать мореходное искусство, и удостоенная в конце концов чина академика. Единственная боевая операция бригадира Сарате, о которой достоверно известно, имела место в молодости, когда он принял участие в крупном морском сражении с британской эскадрой в 1744 году. Ничего из того, что мне удалось разузнать про одного и про другого, не противоречило словам, записанным в книге протоколов секретарем Палафоксом: два хороших человека.

Деревянный пол поскрипывает, когда вслед за десертами слуга приносит поднос с дымящимся кофейником, водой и бутылкой ликера, а также курительные принадлежности. Предупредительный Вега де Селья, директор Испанской королевской академии, ухаживает за своими сотрапезниками лично: чашка, наполненная доверху, и рюмка черешневого ликера – библиотекарю дону Эрмохенесу Молине; мускатель на самом донышке рюмки – адмиралу Сарате, чей аскетический нрав – он едва притронулся к молодому барашку и вину из Медина-де-Кампо – известен членам Ученого дома. Все трое сидят вокруг стола в отдельном кабинете трактира «Золотой фонтан». Через открытое окно виден поток экипажей и толпы людей, которые в обоих направлениях движутся по улице Сан-Херонимо.

– Настоящая авантюра, – говорит Вега де Селья. – Не хочу преувеличивать, но благодаря ей вы удостоитесь признательности всех коллег по Академии… Вот почему я решил отблагодарить вас, пригласив на этот обед.

– Не знаю, справимся ли мы с возложенным на нас долгом, – отвечает библиотекарь.

Вега де Селья несколько суетливо машет рукой – он абсолютно во всем уверен и чрезвычайно взволнован.

– Я нисколько в этом не сомневаюсь, – восклицает он с воодушевлением. – И вы, дон Эрмохенес, и сеньор адмирал – люди незаурядные, вы обязательно справитесь… Я в этом совершенно уверен!

Произнеся эти слова, он наклоняется над столом и подносит кончик своей гаванской сигары к огоньку зажженной свечи, которую слуга принес вместе с курительными принадлежностями.

– У меня нет ни малейших сомнений, – повторяет директор, откинувшись на спинку кресла. Его улыбающийся рот выпускает голубоватое облачко дыма.

Дон Эрмохенес Молина, библиотекарь Академии – близкие друзья обычно называют его дон Эрмес, – вежливо соглашается, однако заметно, что он не слишком уверен. Это толстенький добродушный человечек небольшого роста, овдовевший пять лет назад. Блестящий латинист, преподаватель классических языков. Его перевод «Параллельных жизней» Плутарха прочно занял свое место среди лучших литературных произведений Испании. Он явно пренебрегает своим внешним видом – камзол, затертый на локтях, покрыт пятнами шоколада, а лацканы кафтана усыпаны табачными крошками, – однако добрый нрав с избытком компенсирует все эти недостатки, и друзья его любят. Будучи библиотекарем, он позволяет им пользоваться редкими экземплярами, которые принадлежат ему лично, и даже приобретает за свои деньги нужные книги в букинистической лавке, не требуя возмещения расходов. В отличие от директора и других членов Академии дон Эрмохенес не носит парика и не пудрит волосы неровно подстриженные, но все еще темные, лишь кое-где тронутые сединой. Его густая борода – вероятно, ее пришлось бы брить дважды в день, чтобы вид был ухоженный, – делает лицо несколько мрачным, и только добродушные карие глаза, утомленные возрастом и бесконечным чтением книг, созерцают мир с лукавой искоркой и с неподдельным удивлением.

– Мы сделаем все, что в наших силах, сеньор директор.

– Не сомневаюсь, друг мой, нисколько не сомневаюсь.

– Я очень рассчитываю на нашего коллегу сеньора адмирала, – добавляет библиотекарь. – Он бывалый человек, много путешествовал. К тому же отлично говорит по-французски.

Тот, о ком идет речь, едва заметно кланяется – в кресле он сидит, как обычно, выпрямив спину, суровый и несколько чопорный, манжеты камзола касаются края стола, черный фрак безупречен, широченный шелковый галстук стянут аккуратным узлом, который словно бы заставляет адмирала еще прямее держать голову. Бросается в глаза контрастное сочетание этого вышколенного, подтянутого человека с добродушной неряшливостью библиотекаря.

– Вы тоже говорите по-французски, дон Эрмохенес, – сухо возражает он.

Смиренный библиотекарь отрицательно качает головой, а Вега де Селья, окруженный колечками дыма, бросает на адмирала проницательный взгляд. Он уважает старого моряка, однако, как и большинство академиков, предпочитает в общении с ним соблюдать некоторую дистанцию. Недаром за Педро Сарате-и-Керальто водится слава человека нелюдимого и эксцентричного. Отставной командир бригады морских пехотинцев, автор подробнейшего «Морского словаря», адмирал – высокий, худой человек все еще в отличной форме, с меланхоличным выражением лица и строгим, почти суровым образом жизни. У него умеренно длинные серые волосы, кое-где начавшие редеть, собранные на затылке в небольшой хвост, перевязанный лентой из тафты. Самая заметная черта его облика – светло-голубые глаза, водянистые и прозрачные, которые имеют обыкновение смотреть на собеседника с прямотой, иной раз тревожащей, почти неприятной для тех, кто рискнет выдерживать их взгляд слишком долго.

– Это не одно и то же, – протестует дон Эрмохенес. – Я силен главным образом в теории. Тексты, переводы, всякое такое. Латынь высосала всю мою жизнь, для других дисциплин попросту не осталось места.

– Зато вы бегло читаете Монтеня и Мольера, сеньор библиотекарь, – говорит Вега де Селья. – Почти так же хорошо, как Цезаря или Тацита.

– Одно дело – читать, другое – непринужденно беседовать на чужом языке, – робко возражает библиотекарь. – В отличие от меня дон Педро достаточно практиковался в этом деле: когда он плавал с французской эскадрой, у него была возможность как следует наговориться по-французски… И конечно, это была одна из причин, по которой его выбрали для поездки. Но я совершенно не понимаю, почему выбрали меня.

На лице директора появляется безупречно вежливая улыбка, чуть опечаленная из-за того, что приходится объяснять столь очевидные вещи.

– Потому что вы порядочный человек, дон Эрмохенес, – наконец отвечает он. – Мудрый, всеми любимый, заслуженный библиотекарь нашего Ученого дома. Человек, которому можно доверять, как и нашему сеньору адмиралу. Коллеги не ошиблись, возложив на вас свое доверие… У вас уже назначена дата отъезда?

Несколько напряженных секунд он переводит взгляд с одного на другого, каждого удостаивая равным количеством внимания с заботливой любезностью воспитанного человека. Эта незначительная особенность поведения, в которой деликатность Веги де Сельи проявляется самым естественным образом, стала причиной того, что его величество Карл Третий сделал его своей правой рукой в вопросах чистоты, фиксации и тщательной шлифовки кастильского языка, который называют также испанским. Поговаривают, что грудь директора вот-вот украсит орден Золотого Руна, которым его наградят за бесценные услуги.

– Организацию путешествия я доверяю моему спутнику, – поясняет библиотекарь. – Он военный, а значит, хороший стратег. К тому же никогда не теряет присутствия духа. Для меня все это сложновато.

Директор поворачивается к дону Педро Сарате:

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 21 >>
На страницу:
6 из 21