Десятый сосед

Его брать было нельзя. Ни в коем случае.

Я ела его всего два раза в жизни.

Когда купила на первую свою настоящую работу в офисе два стаканчика, поставила в холодильник, один съела в обед, другой собиралась завтра. Но вернувшийся из командировки в Лас-Вегас большой босс, проигравшись там в пух и прах, решил сократить всех «дармоедов». Офис-менеджер попадал в этот список по определению.

Уходя я убрала второй стаканчик в сумку вместе с конвертом, в котором лежали мои «отступные».

Мутноглазый парнишка-наркоман, который приставил к моему горлу лезвие ножа в подъезде, десерт брать не стал. Только конверт.

Второй раз я взяла «Эрбу», чтобы перекусить, пока ждала жениха – свою попытку номер шесть, у загса. Он опаздывал с работы, я очень хотела есть. Орехово-шоколадный десерт был очень вкусным.

Меня долго потом тошнило им в ближайшем перелеске после разговора с глубоко беременной блондинкой, которая подошла ко мне, сверяясь с фотографией в телефоне. Ей было совершенно непонятно, почему мой шестой и очень любимый мужчина хочет жениться на мне, а не на ней. Ведь она носит его сына.

Больше я никогда даже не смотрела в сторону этого десерта.

Я не собиралась рисковать даже для того, чтобы проверить – совпадение это или правда злой рок?

В одну-единственную открытую кассу уже выстроилась длинная очередь, и я со вздохом встала в ее конец. Почему днем здесь всегда три скучающих кассирши, а вечером зашивается одна?

Но сейчас у меня было подозрительно хорошее настроение. Стоять в длинной очереди в кассу в «Пятерочке» и чувствовать себя хорошо – это что-то нездоровое. Так не бывает.

Что со мной? Разговор с начальством обрадовал? Вроде не очень. Рабочий день закончился? Но Сергей Андреевич прав – домой я не слишком рвалась. А уж встреча с «Эрбой» и воспоминания, которые она пробудила и вовсе не годились.

И тут поняла.

Вместо привычного затхлого запаха подгнивших овощей и промокших коробок, меня окутывал мой любимый мужской аромат – «Homme» от Dior. Я однажды купила его в дьюти-фри в аэропорту кому-то в подарок, и не смогла отдать – так и оставила себе. Тонкий, необычно-мужской, с нотами ириса и древесины. Чуть отстраненный – и очень дорогой.

Передо мной в очереди сейчас стоял живой человек, пахнущий этим парфюмом – и он был мужчиной той породы, что не часто встретишь в эконом-магазинах.

Темные волосы, уложенные так, что кажется – он просто пригладил их после душа.

Песочного цвета свитер крупной вязки и такого же оттенка джинсы.

Треккинговые ботинки стоимостью с весь мой зимний гардероб.

Он так неуловимо отличался, что сразу и не скажешь, что именно выдавало разведчика из другого мира ступеней на сто повыше нашего нищебродского района.

Только набор продуктов у него в корзинке снизил пафос: бутылка пива, нарезка колбасы и подозрительно вздувшийся салат в пластиковой коробочке.

Если бы я была не я, а кто-нибудь, кто выглядит как я, но намного-намного смелее, этот кто-нибудь сейчас обязательно бы сказал пришельцу из лучшего мира, что такой салат есть не стоит. Возможно, после этого завязалась бы непринужденная беседа: «А что вы посоветуете из ассортимента в это время суток?» и, чем черт не шутит, обмен телефонами. Нельзя ведь оставлять человека одного в таком враждебном окружении, он ведь совершенно не приспособлен к существованию в наших краях. Вряд ли в тех местах, где он бывает обычно, водятся несвежие салаты.

Но ведь такой человек может и нафиг послать, если честно. Рявкнуть, что и без сопливых неудачниц разберется. И что лучше бы я думала о доме и о том, что у меня там уже есть не самый худший экземпляр мужского рода. Этот, конечно, покруче будет – на вид ему лет сорок, но очень удачные, голливудские сорок с сияющей кожей, крепкой, но стройной фигурой и уверенными движениями.

Пока я мучилась, подошла наша очередь, и кассирша, которая тоже залипла на роскошного разведчика, только ей больше повезло – она его еще и спереди видела, вопреки всем внутренним правилам торговли в дешевых магазинах, кивнула на салат:

– Испортился.

– Что? – растерянно переспросил мужчина, и я чуть не мурлыкнула от почти физического удовольствия, которое доставил мне его голос. Словно кто-то погладил меня по руке кусочком меха норки.

– Салат ваш испортился, говорю. Не берите.

– Да? – он удивленно поднял коробочку и оглядел ее. – А срок годности вроде нормальный.

– Ну так хранили неправильно, – пояснила она. – Возьмите другой.

– Нет, я лучше пиццу закажу, – вдруг ослепительно улыбнулся кассирше мужчина. – Спасибо вам большое за помощь!

Его улыбка моментально подняла температуру в окрестностях градусов на пять. Кассирша, попавшая под направленный луч обаяния, подняла руку, пытаясь поправить прическу и смущенно опустила ресницы.

Досада спартанским лисенком свернулась в животе и начала усиленно грызть меня изнутри. Ну что мне стоило сказать всего два слова, а? И вот этот прожектор харизмы был бы сейчас направлен на меня, и я бы пунцовела под благодарным взглядом и не решалась поднять глаза, что-то неловко бормоча. А потом вышла бы с ним на улицу…

Да что ж со мной сегодня такое-то!

Салат мужчина оставил на кассе и вышел из магазина, а кассирша так и осталась под гипнозом его феерического обаяния. По лицу ее блуждала мечтательная улыбка, а движения были медленными и плавными. Что не ускоряло работу, конечно же. Но я могла ее понять.

Когда наконец все мои йогурты и авокадо были сложены в пакетик, а я вышла на улицу, прекрасного незнакомца там уже, конечно, не было. Наверняка сел в свою многомиллионную машину и отправился по лунному лучу обратно в сияющие небеса.

Ветер из другого мира

От магазина до дома у нас метров сто, но я решила пойти длинной дорогой, обогнув дом с той стороны, где нет подъездов. Зато есть яблони, пахнущие густо и медово, развесистые кусты черемухи и сирени и клены, которые пока еще не перекрасились в желто-оранжево-рубиновый, но уже примериваются, и желтые растопыренные кораблики скоро будут, кружась, укрывать россыпь опавших яблок.

Здесь почти никто не ходил, даже собачники предпочитали гулять ближе к лесу. Только дворники в оранжевых жилетах иногда стригли траву в июльский полдень.

Этот маленький кусочек одиночества всегда помогал мне отгородиться от рабочих проблем и подготовиться к встрече с домом. Превратиться из Евы замотанной в Еву заботливую.

Я шла и думала, что должна быть счастлива. У меня сейчас есть все – хорошая и нужная работа, здоровая мама, верная подруга, любящий мужчина. Я собрала все ингредиенты спокойной счастливой жизни.

Но вот такие осенние вечера, когда я возвращаюсь в темноте с работы, захожу по пути в магазин, а потом мой мужчина открывает мне дверь, целует, забирает сумки и помогает готовить ужин – они будут всегда, до самой старости.

Так живут все вокруг, так всегда стремилась жить и я. Молодость нужна, чтобы перебрать все варианты и прийти в итоге к той же самой картинке, к которой пришли миллионы людей до меня. Работа, вечер, ужин, сбросить туфли, налить вина…

Я скривилась, словно воображаемое вино оказалось кислым.

Что-то изменилось после встречи в магазине.

Сдвинулся один-единственный камушек в самом нижнем ряду тщательно выстроенного будущего. Я вдруг поняла, что всегда возвращалась по этой аллее не только ради запаха осенних яблок. Мне уже очень давно не хочется возвращаться в свой мир.

Но другого я никогда не представляла.

А сейчас этот инопланетный разведчик дал мне шанс туда заглянуть… Нет, даже не заглянуть – почувствовать его ветер на своей коже.

Ветер мира, где нет затхлого запаха «Пятерочек», нет работы с девяти до шести с обеденным перерывом, нет одной и той же дороги от остановки автобуса до магазина, и от магазина до подъезда. Одинаковой, одной и той же квартиры на всю жизнь: на следующие пять лет с бежевыми обоями, потом еще на десять с зелеными в полоску и потом уже до самой смерти – с синими цветами. И дело даже не в том, что мне это все не нравится. А в том, что оно – навсегда.

В этом дворе я живу почти тридцать лет, с рождения. Вон там моя школа, а вон та дорожка ведет к детскому саду, где я помню каждый бетонный вазон у ворот и уверена, что в левом, в самой глубине, все еще закопан пластмассовый синий солдатик, которого я украла у друга детства Сашки.

И оставшуюся половину жизни проживу здесь же. Где родился, там и пригодился – утешительная мудрость для таких, как я.

Когда бабушка с дедушкой умерли и завещали маме квартиру, она оставила эту мне, а сама уехала жить на северо-запад Москвы, где и экологическая обстановка получше, и живут люди побогаче и поприличнее. А я осталась в своем родном пролетарском районе. Иногда я жалею, что у меня есть своя квартира – если бы мне приходилось жить на съемных, я могла бы менять районы. Хоть что-то менять.