– Извините, – буркнул тот в ответ.
Папа махнул на него рукой и продолжил говорить:
– Осталось десять минут до конца урока, можете собирать вещи. Посидите тихо, пожалуйста. Тихо! – он сначала посмотрел на Матвея, а потом перевёл взгляд на компанию Маришки, которая без умолку трещала весь урок.
Отец сел за стол и начал что-то искать в интернете.
– Извините, Алексей Васильевич, можно пересесть? – Агата привстала и указала рукой в направлении моей парты.
Он поднял голову, прищурился, рассматривая, кто сидит там, куда она показала и сказал:
– Да, конечно, я никогда не запрещал.
Агата одарила его сногсшибательной улыбкой, а потом такой же и меня. Даже Матвей отвлёкся от своего морского боя и не мог не засмотреться на то, как она идёт к моей парте и садиться рядом.
– Воровка чужих сердец, после её улыбки всем мужчинам конец, – внезапно пришло мне в голову.
– Да? Боже, ты меня прям смущаешь! – ответила смущённая Агата на мои мысли.
– Что? – недоумевал я.
– Что? – спросил Матвей.
– Что? – повернулась и Тася к нам.
– А что? – Агата захихикала. – Ты просто снова бурчал под нос приятности. Я подумала, что это относится ко мне.
– А, ну да, понял.
– А я не понял. – откликнулся Матвей.
– Да ты у нас априори непонятливый! Не вникай! – ухмыльнулась Тася.
– Девочки, не ссорьтесь! – хохотнул я.
Все засмеялись, кроме Матвея.
– Я тебе не девчонка! – огрызнулся противный рокер.
Тася встала, поставила рюкзак Матвея на пол, села на стул рядом с ним, спиной к учительскому столу и похлопала соседа по плечу:
– Не расстраивайся, я тебе лифчик подарю. Ничего страшного, что у тебя нулевой, носки можешь подкладывать, – поддержала мою шутку она.
Мы с Тасей снова загоготали как ненормальные.
Агата посмотрела на обиженного Матвея и сказала:
– Ребят, ну хватит, пошутили и будет. А ты на них забей, – она одарила его понимающей улыбкой и он сразу растаял. Мне стало противно.
Тася посмотрела на нас, потом на Матвея более жалостливо, чем пару минут назад. А потом она его погладила по спине и сказала:
– Ну, извини, я по привычке, ты же знаешь, что я до сих пор к тебе не привыкла, после твоих-то издевок, – с искренним сожалением произнесла Тася и посмотрела так сочувствующе и понимающе в глаза Матвею, что он посмотрел на неё ошарашенно в ответ, но потом в его глазах возникла искра. Я тоже был удивлён. Впервые за 35 минут, пока я с ними, впервые вижу, чтобы они не пререкались. Эти двое смотрели друг на друга таким взглядом, будто бы и метеорит упал на землю, и спустилась благодать одновременно с этим. Такое ощущение, что оба не ожидали такой доброты от Таси по отношению к Матвею. Потом наступила неловкая тишина между ними, поэтому он просто кашлянул и сказал: "Да". А потом уткнулся в телефон с глупой ухмылкой. Видимо, на его языке это означает "спасибо". Тася хмыкнула, наверное, недовольная реакцией Матвея, достала со своего стола книгу в мягкой обложке, открыла где-то на середине и тоже уткнулась в неё. На обложке я увидел название "Чувство и чувствительность".
– Серьёзно? Джейн Остин? – поинтересовался я.
– Угу, – произнесла она, не отрываясь от книги.
– Что, так интересно?
Она покачала головой, дочитала до конца абзаца и сказала:
– Да не особо, просто Агата втюхала её мне. И если она мне не понравится, то точно станет читать .
– О, как! А почему так?
– Потому что у нас разные вкусы на книги, – вмешалась Агата.
– Скорее на всё, – поправила её Тася и снова принялась читать. – Чем для меня скучней какой-то сериал или роман, – говорит она, ведя взгляд по строчкам. – Тем для неё интереснее. Остин по душе Агате больше.
– Ну, как и половине женского населения, – надменно сказал я.
Как по мне скучнее и абсурдней девчачьих романов, могут быть только музыкальные поп-группы, состоящие лишь из мужского пола.
– Точно. – ухмыльнулась Тася, стрельнула своими маленькими серыми глазками и повела плечом. – Но у каждого своего предпочтения.
– Это правда. Но я знаю несколько английских писателей того же века достойных твоего внимания, – вкрадчиво начал я.
А с этой девчонкой интересно вести беседу, сразу видно, что она не из тех, кто сутки напролёт болтает по телефону о мальчиках и косметике. Скорее, она стала бы обсуждать персонажей книг и об остроте сюжета, чем о всякой чуши.
– Ха, умора, говоришь точь-в-точь как… ой. – начала Агата, но потом о чём-то подумала и промолчала.
– Как Алексей Василич, только версия 2.0, – добавил Матвей.
Это было не то, чтобы грубо, но не хотелось бы, чтобы нас сравнивали. Решив проигнорировать его глупый комментарий, я молчал.
– Так, что ты там говорил про писателей, которые достойны моего внимания? – как бы невзначай сказала Тася и махнула рукой в мою сторону, но всё ещё смотря в книгу. – Продолжай.
– Так вот. Например, Ричард Бринсли, Уильям Блейк, Сэмюэл Ричардсон и… – Начал перечислять я, вспоминая писателей, которых мы обсуждали на первом курсе предыдущего института.
– Боже! Как же это всё возможно запомнить, – выдохнула Агата и облокотилась на стул.
– Так что запоминать-то. Бринсли, Блейк и Ричардсон, – спокойно повторила Тася, снова стрельнула глазками в мою сторону и улыбнулась.
– И Анна Радклиф, – дополнил свою предыдущую реплику я.
– И Анна Радклиф, – передразнивая меня сказала Агата и состроила рожицу. – Спелись тут, понимаете ли!
– Что-то не так? – уточнил я, недоумевая от её поддразниваний.