Нераскрытая тайна гибели Моррисона

Вскоре берег стал виден узкой полоской, вокруг простиралось бескрайнее море. Шхуна то зарывалась форштевнем в волны, то напротив задиралась, увеличивая ход. С лица Сэмюеля не сходила улыбка. Сколько времени было затрачено, сколько сил и вот оно… свершилось. Элис и дочка не выходили из каюты потому, как Сэмюель опасался за жизнь дочери.

Уже около пяти часов они находились в открытом море и ничего не предвещало беды. Моррисон не забыл о штормовом предупреждении и готов был ко всему. Но пока же всё шло по задуманному, погода благоприятствовала их предприятию. Ветер и тот дул в заданном направлении и им не приходилось лавировать, меняя галсы, что значительно замедляет продвижение вперёд. Экипаж шхуны занимался тем, что утром драил палубу, подтягивал ослабившиеся фалы и только. Изредка на зеркальной поверхности моря показывались летучие рыбы, что стремительно вылетали из воды и так же скрывались в пучине. Единственное, что им ещё ни разу не довелось увидеть чёрный треугольник плавника акулы, которыми славились эти места. Солнце, начищенной до блеска золотой монетой, продолжало палить, несмотря на то, что полдень остался давно позади. До этого момента всё шло, как нельзя лучше, но разве можно предсказать что-либо на море. Уже на самом закате дня всё вокруг стало стремительно меняться. Моррисон ещё надеялся, что как-нибудь да обойдётся и по единственно этой причине пытался сохранять хладнокровие. Но насколько долго хватит его выдержки, он и сам не смог бы сказать уверенно. Джеральд, зная все тонкости морских течений, выразил свой взгляд на происходящее: они захватили край шторма и вскоре всё переменится. Боцман приказал добавить паруса, чтобы насколько возможно увеличить скорость и покинуть район.

Поверхность моря преобразилась до неузнаваемости. Вечернее небо и без того тёмное, стало иссиня чёрным без единого просвета. Волны до этого мирно накатывавшие на борта шхуны, стали накатывать в хаотичном порядке и резко изменились в размерах. Не прошло и часа, как вокруг засверкали молнии, на некоторое время вытаскивая из тьмы мачты и паруса, а после вновь погружая в непроглядную темноту. В эти же мгновения можно было увидеть огромные волны, движущиеся на шхуну. К тому же в воздухе стояла сплошная стена из водяных брызг, дикий рёв пронизывающего ветра, сметающего всё на своём пути. Кроме матросов, несущих вахту, на палубу выходить никто не осмеливался.

Шхуну стало бросать с волны на волну, иная волна заливала палубу и без опаски быть смытым в море, становилось страшно выходить, семья Моррисона не покидала свою каюту даже ради ужина. В эти минуты Элис успела раскаяться, что настояла на своей просьбе идти вместе с Сэмюелем. Шторм оказался тем ещё зрелищем, о котором увлекательно читать, сидя у камина, и, рисуя в своём воображении захватывающие сознание картины. Только вот, что идти вперёд или возвращаться назад было одинаковым риском. Кто бы мог им сейчас сказать, что творится у берегов? Только ангелы Господни или сам дьявол, больше никто.

Они поначалу попытались уйти от шторма, подняв все паруса, но только едва ли это было возможно. Нагоняющие волны с кормы заливали палубу, проносясь с юта до самого бака. Большая скорость, заданная шхуне, зарывала нос в волны и, казалось, если не шторм, так сама скорость скоро унесёт их в глубину царства Посейдона или Нептуна. Необходимо было в срочном порядке что-либо предпринимать.

Оценив сложившуюся обстановку, капитану шхуны ничего не оставалось, как приказать держать курс на сорок-сорок пять градусов вправо от волнения, чем удалось добиться некоторого ослабления ударов волн в корпус шхуны, но одновременно с этим усилилась бортовая качка. Лампы, закреплённые на мачтах, при первых же резких порывах ветра были сорваны и унесены в море. Находиться в каютах или в рубке, при этом сохраняя вертикальное положение, не удерживаясь за что-либо, было практически невозможно. То, что не было закреплено, валялось там, куда закатилось или просто каталось по полу, как мяч по футбольному полю. И всё же, в этом стихией наполненном пространстве, матросы умудрялись оставаться на палубе, выполняя необходимую работу. Просто диву даёшься, как им удавалось оставаться на местах без страха и лезть на мачты.

Моррисон, опасаясь за жизнь супруги и дочери, ни на минуту не отходил от штурмана, единственного человека, сохраняющего благоразумие.

– Джеральд, когда всё это светопреставление закончится? – спрашивал он у штурмана.

– Господин Моррисон, всё в воле Господа. Я только могу сказать, что продлится не больше двух-трёх дней, как я могу догадываться, – отвечал на это штурман. Хотя, едва ли он был уверен в этом, но только что ещё он мог сказать.

На вторые сутки волнение немного уменьшилось, ветер стих до умеренного, а днём несколько раз появлялось солнце, вселяя в людей надежду, что жизнь продолжается. Элис с трудом держалась на ногах после бессонной ночи и пропущенного ужина. Её лицо осунулось, а что говорить о маленькой дочери. Шторм не щадит даже взрослых крепких мужчин, не то что хрупких женщин. Но и тогда Сэмюелю с трудом удалось уговорить её выпить крепкого кофе, придающего сил. Элис вырвало – последствие морской болезни. Шторм же прекратился окончательно лишь на третьи сутки. Волнение на море стихло, как если бы на волны накинули узды. Из серо-жемчужного цвета волны вновь стали голубовато-зелёными и притихли. С утра солнечные лучи проникая в каюту заиграли солнечными зайчиками на переборке, отделяющей каюты друг от друга.

Перемена погоды отразилась на лицах всех присутствующих на борту шхуны. Угрюмый боцман и тот расплылся в улыбке, увидев выходящего на солнце штурмана. Но довольство на его лице быстро исчезло. Капитан, осмотрев шхуну после пережитого шторма, принял задумчивый вид. Он подозвал боцмана, и они о чём-то долго говорили. Говорил больше капитан, боцман лишь кивал головой, соглашаясь с доводами капитана.

Через полчаса или быть может меньше, капитан вызвал к себе Моррисона.

– Да, кэптен, слушаю вас.

– Понимаете, мистер Моррисон, я предвижу ваше недовольство потерей нескольких дней, но должен заметить, в море главный капитан и всё подчиняется ему и хочу сказать вам, что нам необходимо пристать где-нибудь к берегу и произвести необходимый ремонт. В противном случае, я не обещаю, что мы достигнем конечной цели.

В этих словах была правда. Такелаж ослаб, рангоут тоже не избежал повреждений. Не слишком ощутимо, но всё же лучше принять меры заблаговременно, всё же не по озеру собираются прокатиться, а пересекать атлантический океан. Но пристать куда бы то ни было не представлялось возможным и единственно верное решение – попробовать заняться ремонтом прямо на воде.

Уже с раннего утра, едва забрезжил рассвет, экипаж принялся за капитальный ремонт. Одни матросы меняли спутавшиеся фалы, другие латали паруса, растянув на палубе. Боцман лишь только изредка повышал голос на кого-либо из матросов и то больше по привычке. К вечеру экипаж многое привёл в полный порядок, хотя и успели изрядно помучиться. Да ещё на их счастье море поверхность океана оставалась спокойной, ветер и тот, казалось, стих в этот день. Капитан, оглядев оснастку, остался доволен сделанной работой.

– С такими темпами мы через два дня вполне можем продолжить путь, – только и сказал боцман старшему помощнику капитана.

– Разумеется, – ответил старпом.

Элис с дочкой, да и сам Сэмюель в это время предпочитали оставаться в каютах, дабы не мешать выполняемым работам. Моррисон делился на страницах своего дневника о впечатлениях от похода. Только изредка он отрывался от письма, чтобы посмотреть в иллюминатор, где расплескалась синева, снизу доверху озарённая золотыми лучами солнца.

* * * * *

В одно раннее утро Моррисон вышел на палубу, окутанную туманом и остановился, растерянный представившимся зрелищем. У основания грот-мачты, обхватив колени руками сидел босоногий мальчишка. Первое, что пришло в голову Сэмюелю: «откуда он здесь взялся?» Следом возник второй вопрос: «мы уже которые сутки в море, пережили такой шторм. Чем он питался всё это время?»

– Мальчик, ты откуда здесь взялся? – громко обратился Сэмюель к мальчишке, который продолжал сидеть неподвижно, глядя под ноги. Ответа не последовало, но тем не менее мальчик поднялся на ноги и зашагал прямо к нему. Что-то неестественное происходило, но Сэмюель не мог даже сдвинуться с места, как если бы его ноги приросли к палубе. Он почувствовал, как волосы зашевелились на голове, хотя сказать, он не был человеком робкого десятка.

– Так всё же откуда ты здесь? – ещё раз обратился к нему Моррисон, когда тот был в двух-трёх шагах от него. Но мальчик, казалось, не расслышал или сделал вид, что вопрос обращён не к нему. Ни единым движением он не отреагировал на вопрос и более того, как ни в чём не бывало прошёл мимо Моррисона, обдав последнего холодом. Прошла минута или возможно чуть больше, когда Моррисон обернулся в ту сторону, куда направился мальчик и увидел, как тот растворяется в воздухе.

«Отче наш! Спаси нас от духов злых и душ неприкаянных», – только и смог подумать он. Следом приглядевшись, он увидел боцмана, появившегося из-за палубной надстройки. Как ни хотелось ему поделиться увиденным, он всё же сдержал свой порыв.

Поравнявшись с Моррисоном, боцман поприветствовал его и, желая продолжить разговор, обратился:

– Сэмюель, каков туман, а?

– Чисто парное молоко, – ответил Сэмюель, рассеивая остатки привиденного из сознания. – И часто такое происходит в море?

– Разумеется. Но лучше уж туман, нежели шторм. Вот совсем скоро солнце взойдёт и рассеется туман.

На восточной стороне небо обозначилось розовым цветом, что с каждой минутой становилось ярче и ярче.

Эта история так бы и осталась в тайне если бы не следующая встреча. Они к этому времени провели в море около полутора месяцев и Элис с дочкой как-то обвыклись с качкой морской, ежедневным пейзажем, когда вокруг на несколько десятков миль простирается безграничная вода и не на чем глазу зацепиться.

Одни матросы не испытывали никаких неудобств, проведшие в море большую часть своей жизни и не представляющие иной судьбы. С утра заступив на вахту, они могли до ночи простоять, не выдавая признаков усталости. В свободное же время матросы драили палубу, проверяли состояние такелажа. Ничего необычного не происходило на борту шхуны: день сменялся ночью, ночь в свою очередь днём.

Одни матросы не испытывали никаких неудобств, проведшие в море большую часть своей жизни и не представляющие иной судьбы. С утра заступив на вахту, они могли до ночи простоять, не выдавая признаков усталости. В одну из лунных ночей, когда самый отчаянный матрос стоял за штурвалом и нёс вахту, случилась непредвиденная история. Если бы матрос был любителем прикладываться к бутылке, можно было списать на пьяное видение, но так ведь он не пил. Время перевалило за полночь и только волны, бьющиеся о борт судна, нарушали тишину. Небо, полное высыпавших звёзд, и, кажущееся чёрным бархатным покрывалом, на которое высыпали алмазные камушки отражалось в океане. Судно шло заданным курсом, не сбиваясь ни на один дюйм.

В какую-то минуту внимание матроса привлекло что-то странное, происходящее на баке корабля. В отличие от многих своих собратьев он не отличался суеверностью и его едва ли можно было бы испугать выдуманной чертовщиной. Он иной раз сам любил подтрунивать над суеверными товарищами. Но сейчас происходило нечто загадочное, необъяснимое. Нет, никаких странных звуков оттуда не доносилось, но тем не менее матрос пригляделся внимательнее. Что за наваждение? На месте привычного бушприта он увидел вытянутое вперёд тело мальчика с разведёнными в стороны руками. Он даже разглядел его развевающиеся космы иссиня-чёрного цвета. Тело его в неверном свете луны отливало медью. Матрос от неожиданности перекрестился и протёр глаза. Страха он не испытывал. Тут было совсем другое. Он пытался понять: куда подевался бушприт? Не могло же его сорвать и унести в океан. Но и каким образом его место заняло тело мальчика, тоже оставалось непонятным. И ещё: каким образом он удерживается в этом положении и не падает? Даже самый подготовленный гимнаст едва ли способен удерживать себя на кончиках пальцев ног, уже не говоря о том, что тело мальчика оставалось недвижимо долгое время. Матрос отвёл глаза в сторону, чтобы развеять сомнение, но вернувшись к прежней картине, заметил, что мальчик не исчез, а продолжает находиться в том же положении. Он не прилагал никаких усилий, чтобы сохранять принятое положение, как если бы это было деревянное изваяние. Но всем, кто находился на судне была знакома чуть ли не каждая деталь и матрос никак не мог ошибиться. Всё было реально, как и то, что он держит штурвал, а за бортом бьются волны.

Идти куда-то матрос не мог, оставив штурвал и ему оставалось единственное: следить что же произойдёт дальше. Он ни на секунду не отвлекался, но всё одно он проглядел тот момент, когда мальчик исчез и на его месте был бушприт. Он был в том же виде, в каком уже матрос привык его видеть. Что это было? Об этом происшествии матрос предпочёл промолчать кто знает, как воспримет экипаж его слова. В свободное же время матросы драили палубу, проверяли состояние такелажа. Ничего необычного не происходило на борту шхуны: день сменялся ночью, ночь в свою очередь днём.

Как-то в один из погожих дней дочь Моррисона вышла на палубу одна. Может быть Элис задремала и осталась в полном неведении, дело не в этом.  Как и в других случаях, судно окутал туман. Это было удивительно, но так никто не мог найти логического объяснения данному явлению. Выйдя на палубу, она повстречала мальчишку, сидящего на палубе, скрестив ноги по-турецки. Ей стало интересно: а что он здесь делает и почему до сих пор она его не встречала. И она подошла к нему. Любой человек в этом случае поднял бы голову, хотя бы для того чтобы узнать: кто это может быть и что ему нужно. Но мальчик оставался недвижим, как восточные монахи во время медитации, когда они погружаются в одни им ведомые глубины сознания и реальности.

– Привет, – обратилась девочка к нему. В ответ полное молчание, только звук бьющихся о борта волн и хлопки парусов под дуновением ветра.

– Мальчик, на приветствие надо отвечать приветствием, – с ноткой обиды в голосе девочка попыталась вызвать ответное движение. Но вместо ответа мальчик встал на ноги и, не произнося ни слова, направился в сторону юта. Девочка решила не отставать. Когда до фальшборта оставалось не более двух шагов, кто-то из матросов успел заметить девочку и избежать её гибели.

Подбежавший, свободный от вахты матрос подбежал и подхватил её на руки:

– Куда это юная мисс направляется?

– Юная мисс хочет узнать, куда ушёл мальчик, – ответила девочка на вопрос.

– Мальчик? Какой мальчик? На борту никакого мальчика нет, – удивился матрос ответу девочки.

– Нет? Кого же я только что встретила? – не меньше матроса удивилась девочка и её удивление было не поддельным. Она смотрела на матроса своими большими голубыми глазами и не понимала происходящего. Она же воочию видела его, его босые ноги с потрескавшимися пятками, выцветшие от долгого пребывания на солнце, волосы. Его рубашонку от многократной стирки вылинявшую до серого цвета. И вот теперь говорят, что никакого мальчика нет. Ей казалось, матрос шутит таким образом и не воспринимает её слова всерьёз.

Матрос же занёс её в рубку, где в это время находился отец девочки и передал с рук на руки. Но и тут неугомонная девочка не желала успокоиться, не получив утвердительного ответа на свои вопросы. Она сразу же спросила у отца:

– Папа, а почему скрывают от меня мальчика? Почему он в плохонькой одежде? – вопросы сыпались как из рога изобилия сыпятся яства.

Сэмюель не сразу даже сообразил о чём речь, если бы не пришёл к нему на помощь матрос: – она говорит о каком-то мальчике, которого якобы повстречала на палубе.

– Не якобы, а действительно повстречала, – возразила девочка.

– Что за мальчика ты повстречала, мой ангелочек? – глаза Сэмюеля остановились на лице девочки. Сейчас эти глаза выражали самую яркую непосредственность и доверчивость.

– Он сидел на палубе в одиночестве, – начала говорить девочка, вызывая у отца воспоминания о недавней встрече его самого с таинственным мальчиком. Но он промолчал о той встрече, девочка же, лишённая взрослых предрассудков, сделала достоянием общественности, пусть даже только двух человек.

– Доченька, ты, наверное, устала от морской прогулки и тебе вполне могло привидеться, – начал объяснять Сэмюель дочери.

– Вот и ты мне веришь папа, – девочка надула обиженно свои пухленькие губки и насупилась.

– Пойдём к маме, она, наверное, уже успела потерять тебя и не находит себе места, – наконец нашёлся Сэмюель.

Вот мы и дошли до того места, когда можем раскрыть ещё одну сторону личности Сэмюеля Моррисона. Дело в том, что, будучи практикующим психологом, он иногда позволял себе исследовательские работы в сфере психологии человека, не менее интересного, чем окружающий мир. И сейчас он задумался над тем, по какой причине один и тот же мальчик привиделся двум разным людям. Завзятый книгочей, он знал, что владельцы некоторых замков распускают слухи для привлечения клиентов о таинственных призраках. На это откликаются легковерные туристы, которые в темноте благодаря подготовленной психике и вправду замечают нечто похожее на призраки. Но… то происходит в вечернее или ночное время суток, они же видели мальчика при свете дня, и в этом состояла нестыковка. Миражом назвать тоже никак нельзя, поскольку видения в этом случае находятся вдали и имеют размытые очертания.

С чем же в данном случае они столкнулись с дочкой? Что это было? Наука на данный вопрос не давала ответом, как не было ответов и в эзотерики. Тем не менее Сэмюель оба случая в мельчайших подробностях описал в своём журнале, который вёл с самого первого дня плавания. Когда они вернутся в родной порт, он хотел познакомить научный свет Америки с фактами таинственных видений. Пусть даже научные умы поднимут его на смех, как оно чаще всего и происходит. Лишь спустя годы, какие-либо энтузиасты случайно наталкиваются на такие записи и восклицают: так я же об этом говорил!

4 июля 1784 года было солнечно, и Сэмюель вывел дочку с собой на палубу. В безоблачном синем небе ярко светило солнце и море казалось одним большим серебряным зеркалом на котором скользила шхуна. Они любовались летучими рыбами, что резко и неожиданно выскакивали из воды и пролетев по воздуху несколько метров вновь скрывались в толще воды. Рыбки вызывали особый восторг у ребёнка, и она спрашивала у отца:

– Папа, а как они летают?

– Не знаю, дочка, – искренне отвечал Сэмюель. И это была истинная правда. Сэмюель не знал природы полёта этих рыбок, как не знал и того, что заставляет их покидать родную стихию на некоторое время, становясь лакомой добычей птиц. Изредка на поверхности моря возникали крупные волны с пенной шапкой, создавая на поверхности рябь. Едва ли найдётся что-то ещё, что способно захватить внимание человека на долгое время, как созерцание спокойной воды, простирающейся до самого горизонта.

Единственный, кто ни на что не обращал внимания, так это штурман. Он целыми днями сидел у себя в каюте, периодически выходя на палубу, и, выполняя необходимые замеры по солнцу, если днём и по звёздам в ночное время суток. И по его расчётам через пару дней они должны подойти к островам. Он даже назвал их, но Моррисон, погружённый в размышления о таинственном видении, как-то пропустил мимо ушей, а переспрашивать посчитал неуместным. Да и не столь важно, какие это острова, ему куда важнее конечный пункт плавания. А это ещё нескоро произойдёт.

И только история с загадочным мальчиком не желала завершаться и случилось следующее происшествие. Боцман стоял на юте и предавался своему излюбленному занятию, как он называл раскуривание трубки. Неожиданно выбежавший из-за палубной надстройки матрос, сломя голову, нёсся на него и будь боцман несколько лёгкой весовой категории и хрупкой комплекции, он вполне мог бы сбить его с ног. Глаза матроса выражали безудержное беспокойство, как если бы он увидел нечто выходящее за рамки разумного. Такие лица боцману доводилось видеть на одном каперском судне, когда на борту началась крупная потасовка между двумя группами матросов и одна из групп схватилась за ножи. Вот и сейчас медлить было никак нельзя.

– Что произошло? – спросил боцман, схватив за рукав свободной рукой у матроса, порывающегося вырваться из его цепких рук. Что разумеется было пустым занятием, учитывая, что боцман владел недюжинной силой.

– Там мальчик, – указывая за спину на море, ответил матрос.

– Мальчик? Тут никого не было, – но всё же боцман подошёл к фальшборту и посмотрел вниз, перегнувшись через леер.

Странное дело, на поверхности моря стало расплываться красное пятно, похожее на кровь, как если бы акула, захватив жертву, решила перекусить тут же. Ну не привиделось же, в конце концов. И, впору было поверить матросу, который не преминул заметить, что смерть мальчика целиком на совести боцмана. При этом замечании матрос с трудом успел увернуться от удара, способного положить быка замертво. Боцман хоть и не считал себя суеверным, но верил в морские приметы и сейчас оказался перед неразрешимой задачей. Чему верить: собственным глазам или разуму? Разум твердил, что никакого мальчика не было, но только вот матрос и пятно на поверхности моря говорили обратное. Самое же интересное, пятно расплывалось именно на том месте, где якобы мальчик и упал за борт, а поблизости никаких акул не наблюдалось. Разве упустишь чёрный треугольник плавника акулы при свете дня?

И всё же у боцмана хватило выдержки заявить матросу: – мальчика не было, тебе просто померещилось. Если же узнаю, что ты всё же не удержался и распустил язык, запомни: будешь болтаться в «клетке».

Про клетку он конечно же несколько преувеличил, сия практика давно уже не применялась даже в пиратской практике, но иначе как заткнуть рот матросу. Разговоры же о призрачном мальчике могли посеять панику, чего никак нельзя допустить на борту шхуны. Тем паче, что они сильно уклонились от намеченного курса из-за шторма и при самом попутном ветре и то не могли прибыть на место в назначенное время.

Об этом происшествии боцман конечно же доложил капитану после того, как проследил за матросом, которому приказал драить палубу до зеркального блеска. И как назло в этот день, в какой-то момент ветер стих и паруса, до этого наполненные ветром, словно белые облака, сейчас же повисли на реях безжизненно. Шхуна по инерции ещё немного продвинулась вперёд, остановилась. Все практически тут же почувствовали, какая стоит в воздухе невыносимая жара. Пока был ветер, она не ощущалась особо, да и шхуна была в движении, и не доставляла особых хлопот пассажирам.

Полный штиль, орифламмы и те висели вдоль мачты без признаков какого-либо движения. Наступившая ночь, навалившаяся будто плотное покрывало, также не принесла ожидаемую прохладу. Матросы, свободные от вахты, просто растянулись на палубе, желая отдохнуть. Элис и дочка, по просьбе Сэмюэля оставались в каюте, как бы ни было жарко и душно. Его пытливому уму всё ещё не давала покоя история с загадочным мальчиком. Не может же привидеться всем одинаково? Ладно он сам, пусть дочка.

Можно сослаться на живое детское воображение и фантазию, но как объяснить тот факт, что мальчика видел матрос. И не только, кроме матроса боцман видел на поверхности моря красное пятно, принятое им за кровь. Не могло же ему привидеться такое? Как это-то объяснить?

Когда наконец ветер наполнил паруса с громким хлопаньем и шхуна вновь начала рассекать волну случилось то, чего менее всего ожидали. Матрос Эухенио, которому привиделось, что мальчик выпал за борт, в тот день стоял за штурвалом. Шхуна, подчиняясь крепким рукам, шла ровно по курсу. Кто-то из отдыхающей смены, возможно и Юджин – вечный балагур, окликнул его: – Эухенио, не спи за штурвалом! Иначе опять чёрт те что привидится…

– Пошёл ты! – только и огрызнулся Эухенио в ответ, но было заметно, как чувство суеверного страха пробежало по его лицу. Отличаясь бесстрашием по отношению к реальному противнику, испанец терял всю свою смелость перед потусторонним и с этим он ничего поделать не мог.

Матросы, может быть и ещё бы препирались, но возникший старпом прервал их перепалку. Но ещё до этого вечера матросы подтрунивали матросы над несчастным, по глупости проболтавшемся о своём видении. И знал же, что подобное неизбежно, когда из всех развлечений на борту пустые разговоры или сон. Когда наступил вечер, и темнота накрыла всё кругом, до конца вахты матросу оставалось около получаса. А в этих широтах сумерек почти и не бывает, стоит солнцу скрыться за горизонтом, как всё погружается в кромешную тьму. Вахтенный только отошёл от Эухенио, тот отпустил штурвал. Кто мог подумать, что ему втемяшилось в голову. Чужие мысли прочесть не представляется возможным, иначе многих неприятностей можно бы было избежать. Никто ничего и понять не успел, когда заметили, как матрос разбежался и прыгнул в море.