Графиня поневоле

А как к нему отнесётся похищенная невеста? Относительно этого, он как-то был спокоен, первую-то тоже когда-то выкрал, а сколько лет прожили душа в душу, и супруга ни намёком не упрекнула его в похищении. По своей воле, кто разберёт: пошла бы за него или не пошла, а он выбора уже не оставил.

Как и в прочих других случаях, с собой он прихватил Ефремушку, направляясь в гости к барону с визитом. С ним как-то спокойнее и сподручнее было ездить по ночным улицам, где не ровен час, нарваться можно на лиходеев, которым вообще наплевать граф ты или простолюдин, главное, чтобы мошна была полной звонких монет. Ефремушке же, таких бродяг раскидать, раз плюнуть, глазом моргнуть не успеешь.

* * * * *

Да и не пристало дворянину схватываться с уличной босотой, принижая себя. Со шпагой в руке против равного – он готов любое время, а Ефремушке что? Ему что дворянина уложить, что кого другого – разбираться не станет. Но до сих пор его эта напасть обходила стороной, но ведь раз на раз не приходится, конь о четырёх ногах, и то, бывает, спотыкается.

Приехав к барону, Апраксин оставил Ефремушку в людской, а сам направился в апартаменты, как он выразился, для душевных переговоров, но Ефремушка знал, что за переговоры предстоят барину и уверен был, что граф своё вытянет: не мытьём, так катаньем.

Безропотно подчинившись хозяйскому наказу, он пошёл к домишке, располагавшемуся в глубине двора, то бишь, в людскую, где обитала прислуга дворовая, картишками ли перекинуться или поговорить за жизнь, в чём он тоже не уступал иным краснобаям своей речистостью. Разумеется, если требовалось молчать, он мог часами сидеть каким-нибудь языческим истуканом, не проронив ни слова и, только моргая своими хитрыми глазёнками.

– Доброго Вам, здоровьица, люди, – сказал он, пройдя в помещение, пропитанное дымом от махорки, да и в настоящую минуту тоже нещадно чадили. Дым в комнате стоял, хоть топор вешай или, как говорят в таких случаях, хоть святых выноси. От двери с двух сторон, оставляя небольшой проход, стояли топчаны, возле окна стол, сколоченный из грубо обработанных досок с нехитрыми пожитками.

– И тебе доброго здоровья, мил человек, коль с добром пришёл, – откликнулся ближний к дверям человек, продолжая кашлять надсадно, и только с дальнего угла, прищурившись присмотревшись, давний знакомый воскликнул:

– Так то ж, Ефремушка, Апраксина человек, – чем вызвал некоторое оживление в людской.

– Так и есть, Ефремушка, – отозвался он, так же узнав собеседника, – как живётся-можется, люди? Вы б, хоть не курили здесь, что ль? Продохнуть и то нельзя…

– Какие мы нежные, – не преминул кто-то из дворовых, подтрунить над ним.

– Какие новые события произошли у вас, как меня не было? – не обращая внимания на подковырки, продолжил он интересоваться. Интерес-то праздный, не сколько чтобы выведать, сколько побалагурить, коротая время, что ни для кого не было секретом.

– Ну чего такого у нас может произойти, всё по старинке. Мы, чай, барина не сопровождаем, как отдельные элементы, – намекая на Ефремушкино особое положение, ответили ему.

– Так то, не моя прихоть, а барская, – в оправдание произнёс Ефремушка. И дабы не продолжать этот неприятный разговор, он предложил:

– Может быть, в картишки перекинемся? Чего нам понапрасну ссориться? Чай, не равные люди. Да ещё на ночь глядя, душе перед сном спокойствие надобно…

– И правда, чего нам делить, раздавай Ивашка, у тебя рука лёгкая. Пущай Ефремушка, домой дурачком поедет. – предложил до этого лежавший мужичок с серым, как давно не стираная холстина, лицом, протягивая карты.

За игрой время летело незаметно и если Ефремушка где-то и ловчил, всё одно два раза остался в дураках, причём один раз с погонами, за что игроки подкалывали его:

– Ну вот, Ефремушка, как царский генерал с эполетами на плечах поедешь. Да смотри, не потеряй в дороге, – и шумно смеялись. Смеялись, чтобы сбросить грусть с души, мрачные мысли из головы прогнать прочь. Он уже сделал попытку отыграться, когда прислуга барона доложила, что Ефремушку требует барин. Накинув на голову свою лохматую волчью шапку, Ефремушка попрощался с игроками и, пожелав доброй ночи, покинул помещение.

– Ну что, Ефремушка, повидал товарищей? – спросил довольный граф, сияющей улыбкой, по которой он понял, что барин дело уладил и теперь остальное зависит только от его сметливости и ума, ну и сноровки, конечно же, куда без неё.

– Повидал, – ответил Ефремушка, удручённый тем, что не дали отыграться, но граф либо не заметил, либо счастливый от того, что собственное дело выгорело, не стал расспрашивать.

– Ну вот и ладненько, – с распахнутыми полами шубы, граф направился к карете, а забегая наперёд него, Ефремушка открыл дверцу кареты. И уже затворив за ним, устроился на козлах, намереваясь отправиться в путь. Дворовые барона, нетерпеливо ожидали у раскрытых ворот их выезда, дабы закрывать их на ночь, и поёживаясь от холода.

* * * * *

Уже добравшись до собственного дворца, когда Ефремушка передал вожжи дворовым и собрался идти к себе, его окликнул Апраксин:

– Ефремушка!

– Да, Ваше Сиятельство, слушаю-с, – мгновенно обернулся он.

– Куда пошёл?

– Да, Ваше Сиятельство, слушаю-с, – мгновенно обернулся он.

– Куда пошёл?

– Так ночь же, Ваше Сиятельство. Почивать надобно, – ответил Ефремушка, не понимая, к чему клонит граф.

– Ты мне, Ефремушка, зубы не заговаривай. Предприятие надо бы обсудить…

– Ваше Сиятельство, утро вечера мудренее…

– Зато вечер утра удалее, – отбрил граф Ефремушку, – зайдём ко мне.

Делать нечего, Ефремушка поплёлся за барином, не до конца понимая, чего тот от него хочет в столь позднее время. Не глядя на вечер, уже съездили. Что ещё-то могло приключиться? В зале, где пламя камина отбрасывало отблески на стены с картинами, отражающими сцены из жизни олимпийских героев, с обнажёнными наядами, на плотные портьеры, выхватывая из полумрака отдельные предметы, граф скинул шубу на руки подоспевшей Даше и, устраиваясь в массивное кресло, протянул руки к огню. Ефремушка остался стоять у порога в ожидании приказаний.

Протянув руку к каминной полке, граф взял сигару и прикурил, медленно выдыхая дым, потянувшийся в сторону открытого огня. Устоявшаяся привычка Апраксина, перед началом любого разговора, закурить сигару, приводя мысли к порядку. Была ли какая-то связь между ними, Ефремушке, никогда не познавшему этого занятия, было не понятно.

– Дашка, приготовь кофейку, да покрепче на две персоны.

После всех приготовлений, когда две чашки, с дымящимся кофе, уже были на столе и все были удалены из зала, граф подозвал Ефремушку.

– Ефремушка, поди-ка сюда, кое-чего явить хочу пред твои глаза бесстыжие, – произнёс граф, в надежде на благоприятный исход задуманного.

– Да, Ваше Сиятельство… – с некоторым страхом и полный любопытства, подошёл Ефремушка к камину.

Граф, взяв со столика, лаковую миниатюру поднёс к лицу Ефремушки, второпях забывшего даже снять шапку с головы.

– Шапку-то свою снимай, аль через него будешь рассматривать, олух? Чай, не коня покупаю, а спутницу себе, соображать должен, – назидательно сказал он, глядя на него или через него, оторопевший Ефремушка, так и не осознал, но на всякий случай ответил:

– Виноват, Ваше Сиятельство.

– Ладно, на сей раз, так тому и быть, прощаю, ибо в этом предприятии, мы с тобой сообщники, едва ли, не на равных. – Чем польстил Ефремушке, что чувствовал себя чуть ли не на седьмом небе от радости.

– Ваше Сиятельство, так я завсегда готов услужить, – не упустил случая подчеркнуть своё положение дворовый. Как бы ни был к нему расположен барин, Ефремушка всё равно оставался прислугой, пусть и на особом счету, а сам присматривался к портрету девушки на миниатюре.

Ничего такого особенного он в ней не заметил: красива, тут даже спорить нечего, молода, глазки вон какие вострые и с изюминкой, но не более того. «И чего такого в ней барин сыскал?» – про себя только подумал он.

– Как тебе, зазноба? – словно прочитав его мысли, обратился граф.

– Хороша… – а сам вспомнил девушек, что доили коров барских в имении, тоже хорошенькие. Вспомнил как они меж собой переговаривались: «А хлопчик-то видный из него вырастет», да только не очень-то и обращал внимания на их пересуды, по малолетству. Сейчас-то понял, о чём они говорили, да уже другими заботами нагружает барин, не до этого. И всё одно, умудряется порою побаловаться с дворовой Меланьей, пусть и не такая уж красавица, что на портрете, так и он не барин. Но про то он умолчал. У Ефремушки тоже ить должны быть свои небольшие секреты.

– Не то слово, Ефремушка. Это тебе не девки площадные, самородок, – подняв вверх указательный палец, дабы больше подчеркнуть достоинства девушки, произнёс граф. – Дорогой бриллиант дорогой оправы требует, так ведь? Хотя, откуда тебе знать такие тонкости…

– Ну что, Ефремушка, рассмотрел? Сможешь провернуть? Дело-то, непростое, тем паче, основную часть, самую главную, провести надо ночью. А коли она не одна, не спутаешь?

– Ваше Сиятельство, как Вы можете во мне сомневаться?

– Сомнения всегда необходимы, без этого никак. Ежели всему подряд доверяться, что тогда получится, а, Ефремушка? – вопросительно посмотрел на него граф.