Фокусник

– Я не могу… – простонала я, продолжая заливаться.

Я подняла глаза. На нас таращился весь ночной автобус.

– Вы что, охренели?! Нас заберут сейчас!

Рядом со мной Чингиз закрывал лицо и чуть не плакал, стараясь сдержать смех.

– Ну в натуре! – Нервничала напуганная Яна, – А вдруг менты?

– Мадам, это измена.

– Сам ты измена, мужик-дурак вшивый! – Завопила Яна на весь автобус.

– Э, ну матом-то зачем? – Обиделся Чингиз.

– А что вы тупые такие?! – Продолжала кричать Яна.

Я снова провалилась в свои мысли, а вынырнув, обнаружила, что рядом никого нет.

– Эй! – Вопили они мне откуда-то издалека, – Ася, давай к нам!

Я огляделась. Мы сидели в самом конце, и, чтобы спуститься, нужно было пройти половину салона, лавируя между рядами кресел. Голоса доносились от выхода.

Я встала и начала путь.

– Давай, Ася, ты сможешь! – Орали от дверей, – Мы верим в тебя!

Автобус стоял, терпеливо ожидая, когда мы соблаговолим слезть. Я сделала шаг. О Боже, там была ступенька. На меня с ожиданием уставились все пассажиры. Кто-то качал головой, многие смеялись.

– Давай! Немного осталось!

Я потеряла равновесие и врезалась в кресло. На мое счастье, в нем оказался доброжелательный молодой англичанин. Он показал мне оттопыренный большой палец и, взяв за плечи, развернул к выходу. Я снова пошла вперед. От сознания всей абсурдности ситуации меня разбирал хохот. Каждые пару шагов я останавливалась, чтобы вдоволь отсмеяться, прежде чем продолжить путь.

– Ася! Мы здесь! Иди к нам! – что есть мочи голосил Чингиз.

Наконец я была у дверей. С невероятным облегчением оставляя позади смешки и советы обитателей ночного автобуса, я выпала в грязную снежную лужу.

Еще с полчаса ушло на обсуждение моего приключения.

– Почему вы мне не сказали?! – возмущалась я.

– Что?!

– Что вы выходите!

– Так мы пытались!

Наконец, мы были у Влада дома. Я успела заметить, что там все было синее: ковер, обои, занавески. Мы упали на спины поперек односпальной кровати – Яна ближе всех к окну и изголовью, Чингиз рядом с ней, дальше Петя, и, у самого изножья, я. Комната Влада располагалась на первом этаже, и в большое окно можно было наблюдать любопытное зрелище. Подсвеченный фонарем снег как раз на уровне нашего взгляда таял, и продолжал свой путь до земли уже в виде дождевых капель. Они стучали по карнизу и клумбам снаружи. Какое-то время я рассматривала их, погруженная в свои мысли. Снова придя в себя, я обнаружила, что Чингиз и Яна бесстыдно и горячо целуются.

– Ну? – Как могла громко подумала я, обращаясь к Пете, – И?

Спустя приблизительно вечность он меня услышал, и, поёрзав на иссиня-сером покрывале, вытянул руку, так, что она как будто бы случайно оказалась на моем плече.

– Ну вот, – мысленно одобрила я, – другое дело.

Все эти мимолетные «отношения», завязывающиеся под травой, безразлично рассуждала я, пока теплый и насквозь пропахший косяками Петя целовал мою шею и грудь, это все бессмысленно и смешно, и напоминает школьные влюбленности, незрячие и бездейственные, как инвалиды, головокружительные в своей однообразности, как будто кто-то размахивает перед глазами пестрой тряпкой. Секс под наркотиками лишен всего ценного, взрослого, чуткого, это сплошная водянистая искрящаяся зыбь впечатлений и недомолвок, и, по большому счету, безразличия. Человек нечеток, преувеличено ярок, раздробленный и искаженный во взгляде через грань хрусталика. Все в детстве любили хрусталики. Мушкины глаза. Расторможенность движений, рассеянность и туманность мыслей, тотальное и категоричное невнимание ни к чему, кроме себя и своих ощущений – это все на любителя. Муть, рябь, рассыпающаяся мозаика.

Я так и не смогла вспомнить, и так и не могу, чем закончились наши с Петей судороги на кровати. Яна и Чингиз сонно сношались в паре футов от нас, в комнате концентрированно и головокружительно пахло марихуаной, влажной землей, чем-то гнилым и сладким. Мягкая Петина рука беспощадно потела, на подоконник капало, перед глазами плыла зелень и синь, круги и квадраты.

Я проснулась от многоэтажного мата. На пороге стоял Влад.

– Вот мы попали, – успела подумать я, прежде чем Яна, стремительно вскочив, не утянула с собой покрывало, и мы все не грохнулись на пол.

Чингиз продирал глаза. До него, кажется, только начинало доходить, что он стоит перед нами совершенно голый и ослепший от внезапного пробуждения, и нещадно трет кулаками красные веки и опухшее лицо. Петя на четвереньках отполз к окну и там тихонько поднялся на ноги, всем своим видом выражая совершенную непричастность к происходящему.

– Это что за?.. – Спросил Влад вполголоса.

Яна молчала.

То, что говорил Влад, было не просто непечатно, это было в пять, десять, сто раз сильнее и выразительней, чем «непечатно». Первой цензурной фразой, слетевшей с его уст, было:

– Да вы все… Да чтоб я… Ах ты…

И он продолжил свою матерную тираду.

– Я… – слабо начала Яна.

Первым из комнаты под шумок выскользнул Петя. Ему повезло – он был относительно одет. Забыв сумку и на ходу застегивая брюки, он проскользнул мимо бушевавшего Влада в прихожую. Послышался грохот и скрежет, пока он боролся с входной дверью. Через пару секунд он уже, прихрамывая и пошатываясь, улепетывал в сторону автобусной остановки. Мы с Яной вжались в противоположные стены и благоразумно молчали.

Влад направился к Чингизу.

– Ты шо творишь, сука? – грозно поинтересовался Влад.

– Ты что орешь? – слабо оборонялся Чингиз, – Да ничего не было, да я что, мы дунули с девками, легли спать, что ты орешь?!

– Трындец – одними губами прошептала мне стоящая напротив Яна.

Я вдохновенно закивала. Ситуация становилась все неприятней с каждой секундой.

– Ты какого рожна ко мне в дом этих… – он назвал нас пренеприятным древнерусским словечком – привела?! У тебя вообще совести нет?

Она открыла рот, но Влад не дал ей продолжить.

– Да… трахайся ты с кем душе угодно, меня это вообще ни в коей мере не… колышет, но чтоб эти… дряни у меня в доме были!.. Это вообще уже… конец!

– Э! – Возмутилась я.

Влад обернулся ко мне, и я тут же пожалела, что издала хоть звук.