У него ко мне был Нью-Йорк

Я смотрю на тебя из будущего и поверить не могу, что судьба – такая колючая, несправедливая, беспощадная и непостижимая в тот момент – приведёт тебя в результате туда, где ты находишься сейчас.

Что ты будешь жить в далёком городе со взрослеющей дочерью, что рядом с вами будет твой Д., что тебе будут под силу крутые, волевые решения.

Что ты станешь самостоятельной. Что ты нарастишь свой профессионализм, научишься зарабатывать деньги, узнаешь, что такое привязанность, дружба, сострадание, поддержка, сила, слабость, глубина, энергия.

Сейчас это не получится осознать.

Но в итоге ты не то что не будешь ни о чём жалеть. Ты будешь поражаться остроумию Бога, будешь чокаться с ним игристым и благодарить за то, что всё сложилось именно так.

А пока тебе двадцать три, будущая мама, у тебя круглые щёки, каре каштанового цвета, грустные глаза, серое шерстяное пальто и замёрзшие пальцы, ты наступаешь в слякоть злой Москвы и ты беременна, кто бы тебя обнял.

Прямо в кровь

Летним утром того же года станешь мамой. Слёзы смоет чистейшим высококачественным окситоцином, впрыснутым прямо в кровь. А молоко увлажнит подушку.

Природа неспроста положит тебе в объятия именно крохотную бархатную девочку, С.

Глядя на неё, ты впервые почувствуешь, как много значит твоё присутствие на земле. Ты увидишь, что оно началось с прозрачной, чистой беззащитности. И поймёшь, насколько высока твоя цена, раз ты можешь наполнить собой целую маленькую жизнь, мама. Чем так важна твоя роль. Ты молодец. Впереди – много благородной, созидательной работы.

И какое это искажение, сбой в системе – считать, что беременность, роды и молоко – это главы, которые не жалко пропустить, что это страницы, которые мужчине можно пролистать. Которые всегда будут важны только женщине. Что в отношения можно вернуться только пару лет спустя, когда ребёнок подрос.

Будешь вспоминать месяцы, когда осталась с грудным ребе?нком одна, как самые важные в жизни. Сюжето-образующие. Личность-формирующие. Душу-раскрывающие. Сознание-расширяющие. Возможности-дарящие.

Материнство – это сила, радость и свет. Свет, сила и радость. Радость, свет и сила.

В школьной раздевалке

Мы с Д. познакомились, когда мне ещё было тринадцать, он был немного старше. Мы вешали мешки для физры в одной школьной раздевалке. А потом как-то встретились глазами и разговорились.

И стали дружить. Это был возраст и время, когда отношения просты. Моя дочка С. утверждает, что взрослым подружиться трудно, а детям достаточно заговорить друг с другом. Так и случилось с нами, в какой-то позапозапрошлой жизни.

Всё, что царило тогда в нашей распускающейся подростковой вселенной, было выражено музыкой. Клипы на MTV, группы «Blur», «Radiohead», «Smashing Pumpkins», «Faith No More», «Garbage», «Red Hot Chili Peppers». Мы много пели, мы запоминали слова наизусть, мы разрешали этим мелодиям определять нас и менять наше сознание, мы были гибкими, как растопленный пластилин.

Жадно взрослеешь, стремишься как можно скорее обрести независимость, вырваться из родительского гнезда, найти собственный мир и систему координат, а потом – опыт-опыт-опыт, мудрость, уроки, гнев, смирение, переломанные крылья.

И вот взрослой встречаешь того, с кем душа зацепилась ещё в детстве, в начале начал, и хочется плакать.

Я хотела делить с ним наушники.

Так странно. Мы ходим на концерты этих групп двадцать лет спустя в Нью-Йорке. Допустим, на «Radiohead» в Мэдисон-сквер-гарден. Это наш способ прожить те годы, что мы были порознь?

Он – взрослый мужчина с сигаретой в зубах, я – женщина, которая чудом не погибла. Кошка, что исчерпала свои девять жизней, но стала так мудра, что хоть библию пиши, свою, кошачью.

Наш роман вышел рваным и непутёвым, а потом он улетел в Америку. Нам тогда, в школе, было отведено всего три года. И мы встретились снова в следующем веке.

Меня греет мысль, что мы с ним с детства. А с другой стороны, это не имеет значения. Можно всю жизнь за одной партой просидеть и так и не совпасть.

Концерт «Radiohead»

Кстати, после того концерта мы, абсолютно пьяные, горланили песни «Radiohead» в каком-то рандомном баре на 34-й улице.

Во всех барах вокруг Мэдисон-сквер-гардена после концерта «Radiohead» щедро ставили Тома И?орка, вот мы и орали до часу ночи. И танцевали. Нашеи? раскованностью заразился весь бар, и незнакомые люди тоже пели. Даже видео про нас, психов, сняли.

Это я когда-то дала Д. аудиокассету с их альбомом «The Bends», сердито уверяя, что «Radiohead» лучше, чем «Oasis». Именно эта группа нас соединила, её мы слушали детьми. Наше поколение слушало «OK Computer», изучая слова и последовательности аккордов наравне с науками в школе. Выход этои? пластинки совпал с вылетом в открытыи? космос пубертата.

Том И?орк рос и развивался вместе с нами, как любимыи? умныи? старшии? брат. Вторым таким братом был Дэймон Албарн из «Blur».

Когда я поступила в университет, я так увлеклась электронной музыкой и трансовыми вечеринками, что мне было не до «Radiohead». Потом было техно. Потом мне опостылели танцы, и я снова вернулась к гитарной музыке. Но уже было не до того. Я не могла попасть на концерт Тома Йорка в Праге в 2008-м, потому что только родила и было не до поездок. Я не могла попасть на его концерт в Берлине в 2015-м, хотя уже были куплены билеты, но жизнь диктовала новые правила.

И как-то ни один человек вокруг не догадался, как мне важно было на них всё-таки попасть в этои? жизни. А Д. догадался.

«Fake Plastic Trees» из альбома «The Bends». И «Karma Police». И «Exit Music». И «No surprises». И «Idioteque». «There There». «Daydreaming». «The Numbers».

Я даже видео снять толком не смогла, потому что моя душа была слишком занята. А потом мы накидались коктейлями в первом попавшемся баре и пели песни до утра.

А я позже тоже догадалась впервые отвести Д. на концерт Пола Маккартни на стадион «Barclays». Мы сидели так близко, что пели «Hey Jude» и видели мимику сэра Пола. Она была всё та же. Узнаваемая. Он как будто навсегда остался мальчиком.

Сохрани в себе мальчишество

Сохрани в себе мальчишество, my love. Пронеси его морским стёклышком, спрятанным в кармане, через бурю, зной, метель и засуху. Достань его в конце странствия и дай мне увидеть: оно всё ещё с тобой, оно ни на минуту тебя не покидало.

Береги этот изумрудный камень в сердце, как ребёнок бережёт вовсе не дорогую гоночную машину в пластиковой упаковке, а шишку, палку и ракушку – находки, добытые самостоятельно в диалоге с миром, подаренные природой.

Твоё мальчишеское – клад. Вижу искры озорства в твоих больших глазах, несмотря на седину у висков. Такие же точно, какие я улавливала в твоём взгляде в девятом классе. Во дворе около школы. Когда мы ловили снежинки ртами. Сохрани в себе худенького, ранимого, ласкового, колючего мальчика с запада Москвы.

Эти преображения вечером дома – из делового джентльмена в костюме-тройке тонкой шерсти в дурашливого шалопая в клетчатых пижамных штанах. Эти танцы со шваброй под треки Канье Уэста. Наша эйфория перед сном, когда смеёшься, пока не выключится сознание.

Сохрани в себе мальчишеское, даже когда судьба заставит взрослеть.

Даже когда она навесит грузы ответственности на твои плечи и прикажет действовать увереннее, быстрее и жёстче. Думать об инвестициях, фьючерсах и налогах. Когда бахнет коронавирус. Когда в тебе проснутся все разом предки по мужской линии и захочется стукнуть кулаком по столу. Когда придёт время выбирать, как надо действовать, чтобы не ударить в грязь лицом, и как стоит жить, чтобы не было потом мучительно стыдно.

А ты закрой глаза, вспомни о стёклышке на дне кармана джинсов и спроси себя четырнадцатилетнего с плеером, двенадцатилетнего с мячиком, пятилетнего с мамой за ручку: как он там?

Как вырасти из мальчика в мужчину и не потерять связи с собой? Как не затвердеть, не утратить чувствительности, не стереть способности слышать и слушать. Сопереживать. Владеть эмпатией как инструментом.

Сохрани в себе мальчишеское. Обнаружь его в песке на пляже Южной Каролины, куда я уехала от тебя в командировку и скучаю, донеси в кармане до дома, положи в коробку, спрячь на далёкую полку и храни – до мига, когда судьба заставит взрослеть.

Оголяясь перед ним

Она вообще существует? Любовь, от которой не больно?

Это правда, что, любя, мы непременно страдаем? Живём на самом изломе, на острие ножа? Что мы не можем иначе?

Оголяясь перед человеком, мы снимаем с себя защитные оболочки. Отдаваясь ему эмоционально, рискуем получить удар прямо в сердце. Занимаясь с ним сексом, сбрасываем заслонки, кожа к коже, и моментально входим в зону предельного риска – уязвимости.

Каким ты выберешь быть со мной? Какой я выберу быть с тобой?

Элинор