Домик Кэти. По ту сторону тумана

Многие годы, а может – и несколько столетий? кто знает – прошли с того дня, когда погасли окна тех домов. Жители города были опечалены: их близкие и друзья просто исчезли. Но появлялись новые. Там, где прежде был двор с яркими окнами, теперь зияла дыра, шрам между мирами. Он образовал воронку, которая то почти исчезала, превращаясь в крохотную точку, то становилась похожа на водоворот в океане. И тогда в городе появлялся новый человек.

На этот раз воронка привела в город ребёнка. Последнее время такое стало происходить всё чаще. Некоторые были тихими и застенчивыми, другие бывали злыми и агрессивными, словно маленькие звери. Но всегда испуганные детские глаза искали знакомые лица и не находили их. Каждый раз новый ребёнок с надеждой озирался вокруг. Вновь прибывшая девочка была до смерти напугана и очень слаба. Несколько дней она ни с кем не говорила и почти не ела.

Всегда, когда в городе появлялся новенький, его отправляли к хранительнице города. Так же поступили и в этот раз, и ребёнка приняли, обогрели. Никто уже не помнит, как давно эта семья оберегает город и его жителей. Пожалуй, так было всегда. Но после того взрыва, который местные называют Вспышкой, хлопот явно прибавилось.

Как помочь человеку, если он не знает, кто он и почему оказался там, где оказался? Каждый, кто прибывал сюда, становился перед выбором – кем быть? Никто здесь не принуждал другого, все могли выбирать себе дело по душе. Хочешь быть пекарем? Прекрасно! Там, за углом, есть прекрасное уютное помещение. Можно повесить цветные огоньки на окна, чтобы всем было веселей. А можно стать башмачником или художником. Можно строить новые дома или ремонтировать старые. Словом – можно быть тем, кем пожелаешь. Это было основой существования всего города. Так было до Вспышки, и так будет всегда. Есть лишь один момент – нужно знать, кто ты или кем хочешь быть.

Молодые и сильные со временем, как правило, находили себе применение. Так на одной из улиц появилась пекарня. Проходя мимо неё, вы бы обязательно завернули на аромат корицы и ванили, и были бы унесены воспоминаниями о беззаботном детстве и морозном утре в выходной день. А хозяином пекарни был молодой, если не сказать юный, Питер. Высокий и худощавый, с веснушками по всему лицу и добродушной улыбкой. Он сновал между столиками, участливо беседовал с клиентами. И, что уж совсем удивительно, успевал проконтролировать очередную порцию булочек с маком или корицей. Это была его мечта.

Кто бы мог подумать, что в своём мире он был беспризорником и задирой, сторонился людей, а те пророчили ему беспросветное будущее. И никто не замечал, как иногда, проходя мимо освещённых витрин пекарен и маленьких кафе, он весь вдруг начинал светиться благоговейным восторгом. Но в темноте сырых улиц никто этого не видел, а сам Питер ни за что не признался бы в своей слабости.

Даже старики находили себе достойное применение. Кто-то ухаживал за кустами в парке, кто-то присматривал за детьми. Грум -сухой и сутулый старичок в старой фетровой шляпе – чинил обувь, и это у него хорошо получалось. Работа не требовала от него дара красноречия, и это вполне устраивало доброго и застенчивого старика.

Старая история

С той ночи больше никто не шаркал и не качался в кабинете, словно бы ничего и не было. Но меня не покидало ощущение своей причастности и ответственности. Я пока не понимала, что происходит, и в какую историю ввязалась, но разобраться было необходимо. Очевидно, что всё происходящее фокусируется на этой девочке. Странно, что Грета мне ничего не сказала. А может, она сама не знает?

Мне надоело гадать, и я отправилась за объяснениями к Грете. Далеко идти не пришлось: ферма, доставшаяся ей по наследству, находилась в десяти минутах от моего дома. Прогулка оказалась даже приятной, так как дорога пролегала через настоящие заросли ароматного шиповника. Согретые августовским солнцем, они наполняли воздух сладковатым ароматом, который уносил меня в детство. Точно по такой же просёлочной дороге я частенько ходила вместе с родителями в магазин, и эта дорожка навсегда врезалась в мою память. Так же пахло нектаром и теплом, весь воздух был наполнен жужжанием трудящихся пчёл и дребезжанием крыльев стрекоз. Чудесное было время!

К дому Греты я подошла в хорошем настроении: казалось, нет и не может быть никаких таинственных скрипов в ночном доме, потаённых дверей и прочих необъяснимых вещей. Может быть, повернуть назад, пройтись ещё раз по ароматной тропе? Но здравый смысл подсказывал, что всё это мне не приснилось, а поговорить с фермершей всё-таки стоит.

Грета жила в небольшом одноэтажном доме, который издали напоминал скорее фабрику или придорожную заправку. Как такового крыльца не было, вместо него вокруг дома тянулась длинная терраса с парой деревянных шезлонгов, изрядно потрёпанных временем и непогодой. День был, и хозяйка дома была полностью погружена в работу.

Издали было видно, как женщина, активно жестикулируя, что-то объясняет своим работникам. Как обычно, в будний день на ней был рабочий комбинезон с кучей карманов, откуда торчали ключи и отвёртки. Меня она заметила не сразу: несколько минут я оставалась незамеченной в тени куста акации. После смерти родителей Греты ферма была полуразрушена и требовала твёрдой руки. Грета явно была хорошей управляющей, ферма за последние годы поднялась с колен и даже почти процветала. Тут и там ходили конюхи, садовники и другие работники. Всё крутилось и функционировало, как хорошо отлаженный механизм.

– Ну как так можно! – возмущалась Грета. – Ты что же, совсем не видишь, что это больной саженец. Его только в мусор, иначе проблем не оберёшься, он потом весь сад погубит. И тогда влетит нам с тобой от клиентов. Всё самой нужно контролировать, не положиться на вас!

Грета разбушевалась не на шутку, и я даже понимала её. В одиночку она подняла ферму, наладила производство, к ней обращались за саженцами для сада, и сделать всё в лучшем виде было для неё делом чести. Улучив момент затишья, я вышла из своего убежища и поздоровалась с хозяйкой. Удивительно и приятно, но Грета мне очень обрадовалась, лицо её просветлело:

– Анна! Здравствуй! Ты уж извини за эту сцену. Никакого терпения не хватает с этими лентяями. Пойдём-ка в дом, у меня есть на редкость вкусное варенье, сама варила в том году.

Пока Грета готовила чай и тосты, у меня было время рассмотреть её жилище. Всё было очень просто, сквозило во всём очарование уединённой деревенской жизни. Деревянный рубленый стол, домотканые дорожки в прихожей, плетёное кресло. Грета не была замужем и не имела детей, зато вложила всю себя в развитие фермы и воспитание двух племянников. Они приезжали к ней летом и, по её словам, за пару недель превращались из замученных и избалованных дошколят в упитанных и – воспитанных – пупсов. В последнем я почему-то ничуть не сомневалась.

За чаем Грета внимательно выслушала мой рассказ и надолго замолчала. Лицо её приобрело озабоченное выражение:

– Я надеялась, что это не вскроется. Наивно было с моей стороны, но я хотя бы попыталась. Мне следует извиниться: я сознательно не рассказала тебе эту историю и пойму, если ты решишь уехать, – она взглянула на меня сквозь свои двойные очки. У Греты была привычка носить сразу двое очков, она говорила, что только так видит всё чётко. Из-за этого лицо её принимало весьма комичное и обеспокоенное выражение одновременно. – Сейчас я всё расскажу, а уж после ты сама решишь, как тебе поступить. Только налью ещё чаю: это долгая история.

И Грета рассказала мне длинную историю, а я передам её вам.

Пятьдесят лет назад в доме на холме поселилась семейная пара с девочкой лет восьми. Родители работали в городе, и девочка подолгу оставалась одна, если не считать пожилой кухарки, которая за ней иногда присматривала. Городок был спокойный, все друг друга знали, а потому родители девочки могли спокойно уезжать на целый день. Детей в округе было много, и дочке было, с кем поиграть. Правда, она была не слишком общительна. Нет, вы ничего не подумайте, она была обычным ребёнком и так же играла в догонялки и прятки, в дочки-матери с соседской девочкой. Но больше всего любила читать или рисовать в одиночестве.

Лето в тот год выдалось жаркое, почти без дождей, и сено золотистыми снопами уже стояло в полях. Солнце во всю сверкало на ярко-голубом небе, несмотря на то, что не за горами был сентябрь. Никто уже и не ждал дождей, поэтому раскаты грома вдалеке стали настоящей неожиданностью. Сначала гром доносился глухими раскатами с горизонта, а затем небо резко потемнело, и началась гроза.

Моя новая знакомая вновь замолчала и пристально смотрела в окно. Тучи на горизонте были уже совсем тёмными, и мне показалось, что я смотрю фильм или книжку с поразительно красочными иллюстрациями к рассказу. Удивительно, ведь ничего не предвещало дождя. Заставив себя оторваться от вида за окном, Грета продолжила:

– В тот вечер буря была сильная. Ветер гнул деревья, листья летали вперемешку с мусором. Все старожилы уж очень хорошо тот день запомнили, потому что ни до, ни после такой грозы не случалось. Казалось, того и гляди, крышу сорвёт. В доме на холме девочка, как назло, была одна, родители должны были вот-вот вернуться, поэтому кухарка ушла пораньше. Только по всему выходит, что из-за непогоды они – родители-то – задержались, а дочка их так одна и сидела, в грозу-то. Натерпелась, бедная.

Мимо дома в тот вечер как раз проезжал мальчик-почтальон. Он-то и был последним, кто видел её. Вокруг было уже темно из-за туч, а в доме горел свет, и силуэт девочки чётко вырисовывался на его фоне. Потом сверкнула молния, да такая, что мальчик зажмурился и в испуге поспешил на своём велосипеде домой. Позже оказалось, что молния как раз в дом ударила и не раз, всю электропроводку вывела из строя, хорошо, что пожара не случилось.

Ранним утром вернулись родители, но девочки нигде не было. Подняли на уши всю округу, полицию, перевернули весь дом, а ребёнка не нашли. Только в кабинете отца, рядом с обуглившейся лампой нашли детскую книжку, её любимую. В рабочем кресле отца девочка любила читать. Больше её никто никогда не видел.

Теперь и я внимательно смотрела в небо и словно наяву увидела, как маленькая девочка стоит в проёме двери, вокруг бушует буря, чёрное небо с рваными тучами. Тут и там небосвод озаряется яркими всполохами молний. Охрипшим голосом я спросила:

– А как её звали?

– Кэти. И дом этот с той поры у нас зовётся «Домик Кэти». Конечно, потом расследование было: думали, украл кто. А кому красть-то? Да ещё в такую бурю. Всю округу обыскали, да куда там, всё без толку, как в воду канула. Да и дверь, дверь-то, – Грета взволнованно тыкала пальцем в сторону своей входной двери, – закрыта была изнутри!

– А кухарка? Может, она что-то знала?

– Нет, – Грета покачала головой. – Она в тот день раньше ушла, думала, хозяева скоро вернутся, а оно вон как вышло.

И правда, история вырисовывалась странная и мрачноватая. Очень жаль было эту Кэти. Куда она, в самом деле, могла деться? Я даже оглянулась.

Моя знакомая решила добавить:

– Если вдруг передумаешь, только завтра сможешь съехать, сегодня уже в город ничего не идёт.

После этой истории родители девочки уехали, и дом опустел на долгие годы. Только спустя лет тридцать его слегка отремонтировали и стали сдавать в аренду, но и тут не всё гладко получалось. Приезжие частенько съезжали через неделю-другую. Говорили, будто в комнатах ни с того, ни с сего зажигался свет, и по всему дому по ночам раздавались непонятные шорохи!

Я рассказала Грете о недавних событиях в доме и о том, что видела девочку, но её это не особо удивило.

– Однажды остановился там один нервный профессор, так он тоже заявил, будто видел девочку. Он, дескать, ночью отправился на кухню воды попить, а в коридоре – она. Нет, не в белом и на привидение не похожа. Представляешь, говорит: стоит перед ним, словно как и не видит его, а сама смотрит по сторонам, будто место ей незнакомое. Постояла так и пропала, как туман. Но даже если и она это была (упокой, Господь, её душу), то никому зла не сделала.

Спорить я не стала, а на обратном пути задумалась об этой истории. Как же тяжело было родителям Кэти. Сколько раз, должно быть, прокручивали они в своей голове, что бы было, если успеть. Если оставить в тот день все дела на работе и вернуться до грозы. Может быть, они даже что-то чувствовали в тот самый момент, но не прислушались к своему сердцу. Как бы то ни было, а случилось то, что случилось, и теперь я имею к этому непосредственное отношение.

Страшно мне не было, напротив – после разговора с Гретой я уверилась, что всё происходящее не плод моего воображения, а лишь отголосок давних событий, который почему-то никак не желает успокоиться. Вы можете посчитать меня сумасшедшей, но я приняла случившееся за знак и свидетельство того, что я могу что-то сделать для этой девочки. Пока не знаю, что и как, но обязательно придумаю.

Этот вечер я провела на удивление хорошо. За окном было по-прежнему пасмурно, и я с чистой совестью позволила себе остаться дома и побездельничать. В моем случае это означало просидеть целый день с кружкой чая и блюдцем с печеньем. Других продуктов по дороге я не купила, а в доме едва ли можно было найти что-то съестное. Оставалось пить чай, тем более, что на кухне нашлась на удивление красивая кружка. На ней были изображены две девочки на природе. Пасторальные мотивы свидетельствовали в пользу внушительного возраста кружки.

Находка

Старые вещи я всегда любила, в них есть что-то загадочное. А какой молодой писатель не любит загадок? Оставалось отыскать чайник, потому как кастрюля сильно диссонировала с такой красивой кружкой, и я смело принялась за поиски.

Отыскать такую простую вещь в большом доме оказалось непростой задачей. В кухне его не оказалось, как и в зале, и в других комнатах. Зато мне обнаружилась масса других интересных вещей: детская скакалка, которая доставала мне до колена, несколько засохших карамелек, чьи-то тапки, весьма неплохие, с помпонами, а ещё несколько гаек и деревянная шкатулку без половины крышки. Все эти богатства я оставила на прежних местах, за исключением тапок, которые с удовольствием надела. Сразу стало теплее и радостнее.

В конечном счёте, чайник я нашла совершенно случайно, когда пыталась открыть чулан в коридоре. Дверь чулана мне не поддалась, зато сверху прямо на голову свалился чайник. Хорошо, что сначала упала его крышка, и я успела отскочить в сторону, иначе бы заработала внушительную шишку.

Очистившись от остатков паутины и непонятных трав, я отправилась заваривать долгожданный и честно заслуженный чай. Чайник, кстати, оказался очень симпатичным: такой же пузатый и с изящно выгнутым носиком был у моей бабушки. Каждые выходные она тщательно начищала его до блеска и заваривала травы. Я обожала эти дни: в доме пахло мятой, смородиновым листом и немного ревенем. Ревень бабушка тоже добавляла в чай, совсем чуть-чуть, для аромата и кислинки.

Ничто не сравнится с ароматом чая – настоящего, со свежими или сухими травами, ягодами земляники, брусничным листом. Мне сложно было бы выбрать что-то одно, поэтому я запасаю всего и побольше. Но сейчас в моем рюкзаке был лишь небольшой мешочек с мятой. На мой вкус, это самый базовый и универсальный ингредиент для хорошего чая. Было бы здорово добавить что-то ещё по случаю счастливого обретения настоящего чайника, и я провела ревизию буфета. К моему удивлению и великой радости, в дальнем углу обнаружилась жестяная банка с сушёной малиной. Ягод было меньше половины, но выглядели они вполне пристойно. Долго я не могла отвести взгляда от этой горстки тёмных, сморщившихся ягод: сколько литров чая с сушёной малиной выпила я в детстве? Тогда мне казалось это настоящим наказанием, и бабушке приходилось уговорами и вазочкой с мёдом заставлять меня. Много позже, когда бабушки не стало, я бы многое отдала за возможность ещё раз посидеть с ней за столом, поговорить о какой-нибудь ерунде, послушать её песни. Пела она редко, но всегда от всего сердца, а в её глазах стояла тихая печаль. Времени с самыми близкими и родными людьми всегда будет недостаточно, и каждый раз мы будем сожалеть, что уделяли им мало внимания. Сегодня – я проведу вечер с воспоминаниями.