Худшие подруги

Пишу на эмоциях, с такой силой нажимая на экран, что он может треснуть в любой момент. Но это льется правда. Без шуток и прикрас. Чистая и разрывающая сердце правда.

Тася: «Хочешь как лучше – верни мне моего друга!»

Проходит минута. Две. Три. На дисплее светится «собеседник печатает», и я уже готова вылезти в окно и заорать во все горло: «Ну что там можно так долго печатать?!» Спасительный короткий сигнал звенит в тишине комнаты, пробегаю взглядом по строчкам, а затем еще раз. И еще… Пока ком в горле не превращается в сладкий зефир.

Глебка-Хлебка: «Я здесь. И я до сих пор твой друг, как и ты мой. Прости меня, Тась. Мне просто было обидно, что ты совсем забыла обо мне. И я подумал, что так будет лучше».

Чувствую, как дрожит нижняя губа. Взгляд размывает пелена слез. И это не слезы горечи, скорее радости и облегчения.

Хотела пореветь, Тася? Реви!

Тася: «Я о тебе никогда не забывала. То, что мы становимся старше, не означает, что мы больше не можем дружить. В следующий раз, когда решишь играть в обиженку, просто позвони мне, и я вправлю тебе мозги. Извинения приняты, мой свежий хлебушек. Бла-бла-бла… Забить. Забыть. Подпись, печать, и все дела» *смеющийся до слез смайлик*

Глебка-Хлебка: «Представим, что ты тоже извинилась…» *смайлик с недовольной мордочкой* «И я прощаю тебя, королева сгущенки. Бла-бла-бла… Забить. Забыть» *улыбающийся смайлик*

На одну проблему меньше. Но что-то прям сильно легче не стало…

Лампочка в подъезде зловеще мигает, как в фильме ужасов. Я долго стою перед дверью квартиры, не решаясь нажать на кнопку звонка. Чувствую, как на глаза набегают непрошеные слезы.

Домой заходить не хочется. У меня совершенно нет настроения рассказывать маме о том, как прошло торжество. А ведь она точно захочет обсудить вечеринку Рыжиковой. Обязательно спросит, кто в чем был одет, кто с кем танцевал, что Насте подарили… Мы всегда обсуждаем такое, это что-то вроде нашей девичьей традиции. В другой раз я с удовольствием потрепалась бы с мамой, но только не сегодня… Сегодня свершилось непоправимое. На мой мир обрушилась буря, сметая все на своем пути и вонзая острые молнии в самое сердце… Мы с Тасей запали на одного парня.

Лампочка мигает в последний раз и гаснет. Я нащупываю кнопку звонка. Раздается негромкая трель, а спустя минуту распахивается дверь квартиры.

– Снова лампочка перегорела? – возмущенно шепчет мама. – Что-то ты сегодня рано! Одна?

– Одна, – тоже шепотом отвечаю я и захожу в квартиру.

Из кухни умопомрачительно пахнет свежей выпечкой – сладкими булочками с корицей. Из комнаты доносятся напряженный голос комментатора и папины возбужденные выкрики. Отец – бывший хоккеист, сейчас тренирует молодежную команду. День, когда по телевизору показывают хоккей, – священный день в нашем доме. В такие вечера мы папу не трогаем. Если любимый клуб проигрывает, мы всей семьей «несем траур».

Дверь в комнату Мани плотно закрыта. Наверняка смотрит своих любимых блогеров на «Ютубе». Вот и хорошо. Если бы еще и она полезла с расспросами в духе «Кто там был?» – я б с ума сошла!

Мама внимательно разглядывает мою расстроенную физиономию и наверняка догадывается: случилось что-то неладное. В машине дяди Антона я очень старалась делать вид, что все в порядке, но дома эмоции рвутся наружу.

Материнское выражение лица вмиг становится сочувствующим.

– Алечка, солнце, что с тобой?

Я резкими движениями скидываю ненавистные босоножки и быстрым шагом направляюсь в свою комнату. Падаю на кровать, не снимая жакета и нарядного идеально отутюженного платья, зарываюсь лицом в подушку и принимаюсь горько плакать, не боясь, что меня услышат родители. Мама осторожно прикрывает за собой дверь и садится рядом на край кровати. Она ни о чем не спрашивает: знает, что в конце концов я сама ей обо всем расскажу, когда придет время. Она лишь осторожно гладит меня по спине, и от ее ласковых прикосновений мне хочется рыдать еще громче.

Постепенно слез становится меньше, хотя мне казалось, что они никогда не закончатся. Едва я приподнимаюсь с кровати, как мама заключает меня в объятия.

– Ну-ну, доченька, все хорошо, – гладя меня по голове, повторяет она. – Все хорошо.

Я и сама понимаю, что катастрофы нет, но ранее неизвестные мне эмоции захлестывают. Впервые я испытываю вселенскую несправедливость! Ну почему? Ведь нам с Тасей нравятся совершенно разные парни! И я не смогу поступить так ужасно с Тасей, не стану встречаться с Олегом… Ах, если бы я знала об этой симпатии с самого начала!.. Ведь навоображала себе всякого, дура!

– Мама, – снова всхлипываю я. – Мам, я влюбилась… И Таська – тоже. В Олега. Он в нашей школе – новенький…

И не замечаю, как быстро и эмоционально рассказываю обо всем. А ведь планировала держать в секрете. Хотя теперь понимаю, почему психотерапия столь популярна. После того как я выговариваюсь, становится намного легче. Мы с мамой долго беседуем по душам и приходим к выводу, что смазливый новенький не стоит многолетней дружбы с Тасей Козырь. Умом-то я понимаю, но сердцем… Сердце предательски дрожит при каждом упоминании об Олеге, и слезы опять застревают где-то в гортани…

Ночью, когда в квартире уже погас свет, я долго ворочаюсь и не могу уснуть. Прокручиваю в голове сцену, которая произошла в кладовке. Вспоминаю, как Олег обнимал меня и гладил по волосам. И как вокруг пахло его парфюмом и цитрусовыми.

Плетусь на кухню, чтобы выпить воды. По коридору гуляет сквозняк, холодя мои босые ноги. По пути в свою комнату я замечаю, что у Мани горит свет. Свихнулась так долго не спать? Сестра никогда не следит за режимом сна! Я, особо не церемонясь, без стука захожу в Манину комнату. Как я и думала, младшая сестра зависает в Сети. Перепугавшись, Маня поспешно захлопывает крышку ноута, но я успеваю разглядеть профиль, на котором торчит моя сестра. У меня от возмущения даже не сразу находятся слова.

– Тебя не учили в дверь стучать? – сердито пыхтит Маня.

– А тебя не учили, что подслушивать плохо? – шиплю в ответ я, боясь разбудить родителей.

Профиль в соцсети, который изучает Маня, принадлежит Дымарскому!

– Ты сама разнылась на всю квартиру, – ворчит сестра и нагло передразнивает рыдающую меня: – Ах Олег, Олег!.. Наверное, глухая баба Таня за стенкой расслышала твои причитания… Мне стало интересно, что там за Олег такой драгоценный, которого вы с Козырь не поделили.

– Ну ты и стерва, мелкая, – вздыхаю я, заваливаясь на кровать к младшей сестре.

Касаясь друг друга плечами, лежим рядом под приглушенным светом настенного светильника. Маня тянется к ноутбуку и кладет его на живот. Теперь мы молча перелистываем фотографии Дымарского, которые я и без того уже засмотрела до дыр.

– Симпатичный, конечно, – заключает наконец Маня. – Но Макар все равно красивее!

– Маня! – хмурюсь я. – Опять за свое?

– Что Маня? Я просто констатирую факт! – огрызается сестра.

Мы снова молчим и смотрим на экран. Вот Дымарский вместе с родителями отдыхает в Барселоне. Загорелый, стильный, с белозубой улыбкой и полюбившимися мне ямочками… У меня болезненно екает сердце.

– И теперь Макар никогда больше не появится у нас дома? – возвращает меня из мечтаний в реальность Маня – и опять вещает о придурочном Бойко!

– А зачем ему бывать у нас дома? – настораживаюсь я.

Раньше время от времени Макар захаживал к нам в гости. Одно время вообще как к себе домой повадился, чем страшно раздражал. А моя мама парня еще и встречала каждый раз радушно, угощая всякими вкусностями. Ее всегда умилял мой поклонник. Особенно в детстве, когда Бойко был пухлым, белокурым и ниже меня на полголовы. С цветами как-то притопал… Умора!

– Мало ли… – тушуется Маня.

Когда Макар появляется на пороге квартиры, сестренка сразу активируется и крутится рядом.

– То, что мне понравился другой парень, не означает, что Макарушка отклеится от меня, – самонадеянно говорю я.

– Не зна-а-ю, – тянет Маня. – Он уже отписался от тебя в «ВКонтакте».

Новость повергает меня в шок. Бойко всегда висел у меня в подписчиках, периодически напоминая о себе и присылая глупые надоедливые сообщения и тупые мемы. И вдруг – отписался… С чего бы? Конечно, мне до этого нет никакого дела. Пусть Маня отслеживает всякие подобные глупости и сталкерит Макара в соцсетях.

– Понял, видимо, что ты попала, – ехидно продолжает сестра.

А я вспоминаю наш с Макаром короткий разговор в коридоре о том, что я упускаю свое счастье…

Перед сном мне приходит привычное сообщение. «Доброй ночи, Аля!» Только теперь не от Бойко, а от Олега. Сердце учащенно и взволнованно стучит. Как ему сказать, что между нами ничего не может быть? И какую назвать причину?

Проваливаясь в сон, вновь с горечью прокручиваю в голове редкие встречи с Олегом… Возможно, все пройдет не так просто, как мне хотелось бы… Но обязательно пройдет.

И хотя мы с Тасей сходимся на том, что Дымарский во имя нашей дружбы нам не сдался, утром мы, как обычно, не списываемся. Хотя, возможно, Тася еще спит. А с моей стороны будить ее в законный выходной – просто свинство.

Тем не менее настроение у меня в воскресное утро, на удивление, отличное. Я – Близнецы по гороскопу, и ничего тут не поделаешь. Иногда кажется, что во мне уживаются сразу два человека – напускная и с виду беззаботная леди (образ, который я использую чаще всего в школе) и эмоциональная придурковатая Макарова (та льет слезы в три ручья или громко, похрюкивая, хохочет дома). В этот уик-энд явно лидирует вторая Аля.

Когда яркие лучи сентябрьского солнца бьют в окно, грустить больше не хочется. Родители с утра умотали куда-то по делам, а мне в записке, приклеенной на холодильник, велели вывести на прогулку старину Арни. На Маню в этом деле надежды никакой – слишком долго она обычно дрыхнет.

С верным бассет-хаундом мы гуляем дольше обычного, накручивая круги в городском осеннем парке, который находится через дорогу от дома. Утренний осенний воздух бодрит и вышибает вчерашнюю дурь из головы. И почему я устроила вечером такую трагедию? Наматывала сопли на кулак при маме, с ума сойти! Хотя я великодушно прощаю себя за вчерашнюю истерику. Мне всего семнадцать. И кажется, я впервые влюблена. Могу себе позволить.

Домой мы с Арнольдом возвращаемся слегка уставшие, но очень воодушевленные. Я даже не сразу могу расслышать приглушенные голоса, доносящиеся из кухни. Может, родители вернулись? Хватаю тяжеленного и флегматичного Арнольда на руки и тащу в ванную комнату – мыть лапы.

– Знакомьтесь! Госпожа Макарова – повелительница собачьих какашек! Не желаете ли сполоснуть пятки, старина железный Арни? – пыхтя от груза, вопрошаю я придурочным голосом у собаки, абсолютно не стесняясь.

Домашние ко всякому привыкли. А в школе бы явно удивились, лицезрев подобный спектакль. Волоча свисающего пса, я направляюсь к ванной, но замираю, когда прохожу мимо кухни: за столом восседают Бойко и моя довольная младшая сестрица.

– Что он здесь делает? – вспыхиваю я, подтягивая к себе сползающего Арнольда. И смущаюсь, вспоминая свои вопли. Хотя плевать! Это всего лишь Бойко.

Макар смотрит на меня насмешливым взглядом. Наверняка ведь слышал и про старину Арни, и про его железные пятки… Из-за чего переживала Маня? Что Бойко больше никогда не появится на пороге нашего дома? Ха! Как бы не так! Вот же он – притопал с первыми лучами солнца, довольный, как кот после сметаны, еще и чай дует… Я сразу замечаю рядом с Макаром чашку с недопитым чаем и вазочку с конфетами.

– Тебя дома не кормят? – спрашиваю я, не дождавшись ни от кого ответа.

– Вообще-то я думал, что тебе помощь нужна, – наконец отвечает Бойко. – Пришел, как только Маруся позвонила. Но, похоже, помощь моя тебе не требуется.

Я перевожу сердитый взгляд на младшую сестру. А Маня, конечно, растеклась от бойковского «Маруся».

– Все это мило, но о чем он? – строго спрашиваю у сестры.

Арнольда держать тяжело, поэтому я отпускаю собаку на пол. Теперь пес сидит у меня в ногах и тяжело вздыхает: мол, когда безобразие закончится? Помойте мне уже лапы и отпустите, пожалуйста, восвояси…

– А я сказала ему, что ты на вчерашней тусовке креветок поела! – сообщает Маня.

– Что-о? – задыхаюсь я.

На креветки у меня страшная аллергия. Как, в принципе, и на большинство других продуктов, которые люди обычно едят, а им хоть бы что.

– Зачем ты это выдумала? – продолжаю возмущаться я и лишь тогда замечаю, что Маня с утра пораньше сидит с накрашенными глазами.

Так сильно намазалась тушью, что ресницы склеились и напоминают паучьи лапки. Выглядит это одновременно смешно и нелепо.

– Но ты ведь страдала весь вечер, – ехидно отвечает сестра. – Тебе было очень-очень плохо, забыла?

Такое забудешь! Но ведь не от креветок же! От несчастной любви!

– Держи его! – И указываю сестре на Арни.

Раздосадованная Маня вылезает из-за стола и направляется ко мне. Устроила, блин, рандеву за мой счет! Сидят теперь, чаевничают.

– И косметику смой, – говорю я сестре, когда она подходит к собаке.

Маня одаривает меня таким ненавидящим взглядом, что даже не по себе становится.

Когда Маня вместе с Арнольдом скрываются в ванной, я наконец поворачиваюсь к Бойко. Развалился как барин за столом и смотрит на меня снисходительно. Устроили мы с Маней спектакль перед Макаром, ничего не скажешь!

– А ты уматывай отсюда, – сурово говорю я, кивнув в сторону прихожей.

– Это мне приказывает госпожа Макарова – повелительница собачьих какашек? – уточняет Бойко.

Внутри себя я просто взрываюсь от негодования! Теперь Бойко слишком много знает. И я бы с радостью его прибила.

Макар усмехается и встает со стула. Проходит мимо меня, едва задев плечом, и выходит в светлый коридор. Там нарочно долго возится со шнурками на «Вансах», привалившись спиной к стене. Я, нахмурившись, наблюдаю за каждым его ленивым движением.

Примечания