Принц, принцесса, белая роза

Ждём минуту, две…

– Лен, – осторожно говорит Юля. – тут дел ещё…

– Я всё понимаю, Юлечка, иди…

– Нет, я тебя одну не брошу. Пойдём, я тебя в газельку отведу. Папа нам её на весь день дал. Вместе с Колей. За продуктами ещё ехать, шашлыки вечером. Поляну чистить, костёр жечь… Посидишь там, поплачешь в газельке… Там и умывальник есть. И даже биотуалет, хотя он противный.

– Но как же…

– Лен, ты на себя в зеркало посмотри, – перебивает Юля меня. – И поймёшь, что я права. Ты во всеоружии быть должна! Прекрасная! Как яблоко это… Летнее!

– Как румяное летнее яблочко… – я невольно улыбаюсь, вспоминая эти слова Вячеслава Игоревича.

– Вот именно! А то даже висюлька твоя на сосульку похожа стала. Пойдём. В одном городе живёте, в конце концов. Телефоны есть. Как дети…

И мы уходим…

Славик

Вернувшись обратно, встречаю Наталью Алексеевну. Она выкладывает на Еленин ватман пластмассовые тарелочки с сыром, колбасой… Говорит, увидев меня:

– Пришла вот вас подкормить, Вячеслав Игоревич. Корифеи разошлись, но немного продуктов осталось. Крепкого, правда, ничего нет. Может быть, вы вина со мной выпьете?

– Спасибо, Наталья Алексеевна…

Начинаю свою типовую отговорку, но одёргиваю себя. Ты зачем возвращался, Слава? Вино ещё и лучше. У крепких напитков резкий запах всё-таки. А от ста грамм вина – никакого запаха.

– А вот и выпью! – неожиданно заканчиваю фразу.

– Здорово! – радуется она. – Хоть старушечьи причитания послушаете. А то эти всё: за процветание!, за корифеев!, за алгоритм совместной работы пера и молота!.. Слушать противно.

Наливаем, чокаемся.

– За выпускников!

– Да-а, – задумчиво говорит Наталья Алексеевна. – Очередные птенчики из гнезда выпорхнули. Им теперь клювы, перья, когти растить… Жить-поживать – в жизни выживать. Красивые все, милые такие. Юлечка, Верочка, Леночка, Данилка, Серёжка, да все… Как-то их судьба сложиться?..

– Поживём – увидим! – отвечаю.

Посидели немного, поговорили. Придумать я ничего не придумал, но успокоился вроде. Хотя «не ничего» – есть призрачный шанс, что наше свидание для похода в столовку она вспомнит. Сегодня оно и лишнее по всему, но вдруг… Остаётся подождать.

Наталья Алексеевна, немного посидев, тоже собирается домой.

– Вы, Вячеслав Игоревич, как всегда ещё остаётесь? Умрёте вы на работе… До свидания.

Собираюсь выйти в коридор на дежурство. А вдруг! Надежда-то – она всегда в сердце… Возвращается Наталья Алекеевна.

– Забыла передать: вас же, как молодого и перспективного, на доску почёта решили повесить.

– Помню такое дело. Я даже фотографироваться ходил.

– Фотографии готовы. Лежат в отделе, где архив. Вот, я записала, инструкция. Забрать фотография, пойти, купить рамку определённую, вставить фото. Потом – в профком. А там скажут…

– Они дадут дрель, молоток, заставят вешать фото собственноручно…

– Не исключено… – улыбается Наталья Алексеевна. – До свидания, теперь уже окончательно…

Не на дежурство даже выхожу. На патрулирование скорее. Но напрасно. Народ есть, Лены-Елены не видно.

Около трёх часов дня внезапно заглядывает Данила. Входит, плотно прикрывает за собой дверь. В руках у него пакет. Его он мне и протягивает со словами:

– Вячеслав Игоревич! Мы тут решили вам презент небольшой от нашей компании дипломантов. За то, что возились с нами, терпели нас. Я, Елена, Тихон и даже Юлия, хоть мы с ней и в контрах, скинулись – и купили, вот. Примите от всей души! Спасибо вам!

Принимаю. Судя по запаху – от уже нетрезвого студента. Судя по весу и форме содержимого пакета – бутылка. Сплошные нарушения…

– Спасибо, Данила, – говорю. – Ребятам всем тоже спасибо передай. Вы молодцы! Удачи вам в жизни! Сам-то что собираешься делать дальше?

Рассказывает, что огромные у него планы. Отец новости привёз. В области у них производство было плохенькое, а теперь заказ большой получили, спонсор нашёлся. Словом, должно быть развитие. Отец у него финансист, а он там чуть ли не начальником производства будет…

– Что ж, – говорю. – Мозги у тебя есть, знания есть, а опыт появится. Удачи!

Он уже уходить собрался, как я опомнился:

– Подожди… А Лена… как она там?.. Исчезла куда-то…

Он вздохнул. Заговори нехотя.

– С Леной случилось что-то. Может на защите что было? Но «отлично» же поставили. Нервы у неё непонятные, истерики. Я ведь хотел, чтобы коньяк этот именно она вам подарила. Юлька, она… вообще предательница. К Петровичу ушла. Я – и нашим, и вашим, как говорится – и с вами, и с Фёдоровичем работал. Тихон в последнее время на заводе больше, а Лена, все знают, любимая ваша ученица. Вам наверняка от неё этот подарок получить было бы приятней. Но, как сказал ей про это, она орать – ни слышать о вас не хочет, ни видеть. Не знаю почему… Извините, если не так что сказал.

Вот оно как, значит… Обидел… Понять бы ещё – чем?..

– Данил, попробуйте ей передать, что мне очень с ней поговорить надо. Я сам не пойму, что случилось… Спасибо за подарок.

– Попробую…

Ушёл. А я, в совершенно растрёпанных чувствах, отправился на место наших встреч для похода в столовку. Ждал, уже понимая, что бессмысленно. Не придёт…

Лена

После того, как я умылась, дядя Коля усадил меня в очень мягкое и удобное переднее сиденье, практически, кресло. Плакать я перестала, внутренне успокоилась и зачем-то рассказала ему всю эту историю, все мои вопросы, всё, что я не понимаю. Заодно и у самой в голове прояснилось, по полочкам стало раскладываться. Но стройной картины у меня не получалось. Ошибка была где-то в алгоритме, явная лажа. Только никак я не могла понять – в чём она. Дядя Коля меня выслушал, ответил задумчиво:

– Сложно как-то всё. Для меня. Вы, молодёжь, как сами говорите – загоняетесь! Я вот думаю просто: нравится девка – женись! А мозги крутить не моги. Одно я понял – нанервничалась ты сегодня. Выпей-ка вот…

И протянул мне потрёпанную фляжку. Я испуганно взглянула на него. Пахла она явно чем-то крепким и медицинским.

– Не боись, Ленка, – подбодрил дядя Коля. – Верное средство. Только глотай сразу. Полегчает…

Я и глотнула. Обожгло, дыхание перехватило, даже дурой в очередной раз обозвать себя не могу. Закашлялась, запила тёплой минералкой. И как-то в самом деле стало тепло, уютно. Захотелось спать. Никаких сил нет сопротивляться.