Безумно

Поиск средства от моего недостатка, а затем и идеального метода его сокрытия начались для моей мамы всего через несколько месяцев после моего рождения, когда винное пятно становилось все более и более заметным. Быстро выяснилось, что оно останется и не исчезнет, как и не уменьшится в размерах при помощи лазерной терапии. В течение многих лет это не приносило ничего, кроме боли. Мои собственные поиски решения начались, когда мне было около девяти лет – возраст, в котором дети могут быть по-настоящему злыми и жестокими. Возраст, в котором моя мама поняла, что ей больше ничего не остается, как прятать меня. Что скажут люди, наши немногочисленные соседи, учителя или даже клиенты, которые вечно сами стремятся к совершенству? Что скажет мир? При этом сама моя мать – самая большая проблема в данном уравнении. Пока существует моя «неидеальная кожа», она будет смотреть на меня и постоянно вспоминать, что потерпела неудачу. Она создала нечто несовершенное и не подлежащее исправлению. Вот почему она всегда пыталась и продолжает пытаться до сих пор как можно лучше скрывать эту ошибку, чтобы хоть иногда забывать о ней – и я тоже так делаю. Когда на мне нет макияжа, я смотрю в зеркало и вижу то, что моя мама видит во мне: то, что следует скрыть.

Готово. Ничего не просвечивает, никаких пятен, никаких неровностей. Иллюзия, которую с годами я научилась доводить до совершенства.

Отработанным движением я немного приподнимаю брови и наношу тушь на свои светлые ресницы, чтобы стало видно, что они у меня вообще есть. Наношу бальзам на губы, и – вуаля. Макияж почти завершен. Припудриться, закрепить специальным спреем. Теперь все.

Я отворачиваюсь от стола, проверяю свой телефон, который лежит на кровати, и замечаю, что Энди пыталась мне позвонить. Мы хотели встретиться в MASON’s перед началом смены и немного поболтать, пока в клубе еще не так шумно и напряженно, но я снова не уследила за временем.

– Блин, как же так, – бормочу я и хочу написать ей, как вдруг на экране появляется ее сообщение:

Ты опаздываешь. Жду тебя в клубе. Как насчет того, чтобы отметить начало каникул запуском проекта «меньше макияжа»?

Хорошая попытка. Возможно, в следующий раз. Я одеваюсь и выхожу. Извини, что пришлось ждать.

Все нормально. До скорого!

Энди знает, и я это знаю. Следующего раза не будет. Мне хватило одной-единственной попытки в старшей школе. Это был один из худших дней в моей жизни, несмотря на то, что Энди была тогда рядом со мной.

Сейчас июнь, конец третьего семестра, впереди летние каникулы, и, к счастью, моей соседке не терпелось уехать и оставить меня здесь одну. С тех пор как я провела ночь с одним парнем, не имея ни малейшего представления о том, что Сара была влюблена в него, отношения между нами испортились. В мой первый же месяц в Сиэтле.

Если бы я знала, то никогда бы не переспала с ним, но Сара все еще злится, хотя я уже давно извинилась перед ней. Признаюсь, после этого я стала осторожнее относиться к таким знакомствам на одну ночь.

Короче: это был худший старт из всех возможных.

Не говоря уже о том, что я поступила в Харбор-Хилл за семестр до Энди, так что какое-то время я была тут совсем одна. И это после ссоры с Сарой, а вообще мне всегда было трудно заводить новых друзей. Правда, с Купером, Диланом и Мэйсоном вышло по-другому. Но это исключение. Энди является своего рода связующим звеном между нами. Кроме того, эти трое не знают меня такой, какая я есть на самом деле. Если открыться не тем людям или довериться слишком многим, это сделает нас уязвимыми, и я уже давно избегаю такого риска.

В дверь стучат, и я в изумлении морщу лоб.

Поскольку большинство студентов, проживающих в общежитии, уехали, как и Сара, и я никого не жду, я более чем удивлена. Раздается еще один стук, на этот раз громче и настойчивее.

Я издаю недовольный стон, может быть, немного отчаянный, но, тем не менее, направляюсь в коридор. Так я никогда не доберусь в клуб до его открытия.

– Иду! – кричу я, открываю дверь и… вижу коробку. Коробка на ножках?

– Стивенс… мисс Джун Стивенс? – Когда посылка опускается на пол, за ней появляется долговязый парень.

– Да, – нерешительно отвечаю я.

Я ничего не заказывала. Или все-таки?.. Я судорожно пытаюсь вспомнить что-то подобное, но ничего не приходит в голову. Если я ничего не заказывала, то… нет. Только не снова.

– Пожалуйста, подпишите здесь, – улыбаясь, он протягивает мне небольшое устройство, которое использовал для сканирования кода на внешней стороне упаковки. Все еще озадаченная, я беру его и, пока ставлю подпись, небрежно спрашиваю:

– Вы, случайно, не знаете, от кого это или что внутри?

– Извините, но нет, – он качает головой и с сожалением смотрит на меня большими щенячьими глазами.

– Ладно. Спасибо – наверное…

Честно говоря, это был на редкость глупый вопрос. Как будто курьеры должны знать содержимое посылки!

– Приятного вечера, мисс.

Он забирает устройство у меня из рук, протягивает мне коробку, и я не уверена, что меня смущает больше: этот загадочный и, несмотря на его размер, довольно легкий предмет в моих руках или молодой курьер, который вел себя настолько дружелюбно. Давно уже никто не приносил мне почту с таким счастливым выражением лица.

После того как посыльный исчез, я закрываю дверь ногой и наконец кладу этого огромного монстра на диван. Если я распакую его сейчас, то приду к Энди еще позже. Скривив губы и скрестив руки на груди, я на мгновение задумываюсь над этим…

– Ой, да к черту!

Я разрываю пакет, прекрасно зная, что иначе мое любопытство будет преследовать меня весь вечер. Думаю, в какой-то момент я просто сорвусь из клуба, чтобы вернуться сюда и открыть эту штуку. Я предпочла бы уберечь мою подругу и саму себя от подобных эксцессов.

Содержимое коробки шуршит и поскрипывает. Я отгибаю картон и заглядываю внутрь. Что за ерунда?

Ветви. Кто-то прислал мне огромную кучу веток. Открыв рот, я смотрю на тонкие темно-коричневые ветки, обернутые лентой пастельного цвета с блестящим розовым бантом.

На ветках какие-то штучки. Их достаточно много. Они выглядят роскошно. Я осторожно провожу по ним кончиками пальцев и с трудом верю тому, что чувствую. Маленькие круглые и овальные помпоны чудесного ослепительно-белого цвета, вырастающие прямо из веток, на ощупь такие мягкие, что похожи на натуральный мех или пух.

Я осторожно поднимаю необычный букет и краем глаза вижу, что что-то свисает с банта. Какая-то этикетка. Я ловлю ее, разворачиваю – и одно слово, которое сразу бросается мне в глаза, заставляет что-то взорваться во мне.

Кошечка. Там написано: «Кошечка».

Я оказалась права в своем предположении.

– Придурок! Этот раздражающий, глупый, высокомерный… – Я издаю короткий гневный крик, опускаю букет на диван и разъяренно топаю в свою комнату, где снова хватаюсь за мобильник.

Идут гудки. И затем я отчетливо слышу, как он снимает трубку.

– Мэйсон! Ты… ты…

Боже, я так зла, что не могу даже больше оскорблять его.

Я слышу, как он смеется – тихо и немного печально.

– Можешь объяснить мне, почему ты посылаешь мне букет веток? Было бы даже лучше объяснить, почему ты вообще что-то посылаешь. Мне это не нужно, Мэйсон. Ни цветов, ни конфет, ни приглашений: ни в кино, ни в театр, ни в какое-либо другое место.

Ладно, я соврала насчет шоколадных конфет: они были просто фантастическими. Цветы тоже, но он не должен об этом знать. Это дело принципа. Мы обсуждаем это с тех пор, как Энди познакомилась с Купером. Кажется, у Мэйсона проблемы с головой. Он, блин, не может понять, что я ему говорю.

– Я думал, они тебе понравятся. Эти пушистики, на самом деле, верба. Упрямые, жесткие и в то же время приятные и мягкие, если захотят. Они напомнили мне тебя.

– Ты сводишь меня с ума, ты это знаешь?

– Давай сходим куда-нибудь, Джун.

Я закатываю глаза и хочу, чтобы он не усложнял мне жизнь. Этого никогда не произойдет.

– Нет.

– Тогда я спрошу потом еще.

Он снова смеется, и мне приходится сосредоточиться на своем недовольстве, потому что на этот раз я могу его ясно представить: этот его озорной взгляд, эти ямочки на щеках.