Искренне

– Внизу со Стивом, они хотят отвести скот на другое пастбище.

– Хорошо. Скажи ему, что я звонила и что у меня все в порядке, что я скучаю по нему и он должен беречь себя, и…

– Энди! – Лукас прерывает меня. – Я передам. Все в порядке. Мы сыты, здоровы, а насчет белья…

– Почему ты запнулся? Что там насчет белья?

– Алло? Ты слышишь меня? Кррр… Крччхх… Я еду через тоннель, тут очень плохо ловит связь.

– Я звоню тебе на домашний, – укоризненно отвечаю я.

– Вот блин! – ругается он. – Да так, ерунда. Уверен, это могло случиться и с тобой! Никакой катастрофы, просто папе нужны новые белые рубашки и носки…

Последнее предложение он бормочет возмущенно и виновато одновременно. На моих губах появляется улыбка.

– Ты не разделил перед стиркой белье, – догадываюсь я и сразу слышу его недовольное мычание. Лукас всегда пытается помогать, чем может. К сожалению, обычно у него это не так хорошо выходит.

– Честно говоря, это не моя вина. Папа кидает свои вещи вперемешку, и стирка одежды всегда была для меня загадкой, понимаешь? Это загадка!

Теперь я ничего не могу поделать и начинаю громко смеяться.

– Смейся, смейся. Еще мой любимый свитер подойдет теперь разве что Эдди. Такой отстой…

Эдди – это папин маленький поросенок. Теперь я уже едва могу дышать от смеха.

– Пожалуйста, пришли мне фото, если когда-нибудь сможешь нацепить его на Эдди!

Я слышу, как брат фыркает от возмущения. Уверена, что при этом он показывает мне язык.

– Я скучаю по вам, – признаюсь я.

– Тебя нет всего несколько дней. Мы справляемся. Кроме того, Тим и Стив рядом и помогают нам. Как и всегда.

– Я знаю.

– И эта твоя папка! – Я почти вижу, как он закатывает глаза.

– Если бы ты заглянул в нее, то мог бы сейчас носить свой свитер.

– Забавно! Папка настолько толстая, что ее даже трудно закрыть. Я никогда не видел так много инструкций в одной стопке. Надеюсь, ты не указала там, когда нам разрешено пользоваться туалетом или что-нибудь подобное.

– Не борзей!

Теперь он смеется.

– Я переставил специи на кухне.

Я расширяю глаза от ужаса.

– Ну ты и чудовище!

– У нас все хорошо, Энди. И я правда все передам папе. Не волнуйся и береги себя, хорошо?

– Конечно. Вы тоже.

– Угу. До скорого.

– Подожди! Ты же не переставил банки со специями в самом деле?

– Кто знает… кто знает…

Я слышу подлую ухмылку в его голосе.

– Лукас! Скажи, что ты этого не делал. Я серьезно.

Пип-пип-пип…

Конец разговора. Он просто повесил трубку. Он никогда не делал так раньше, но в свои прекрасные пятнадцать становится все более дерзким. Я искренне надеюсь, что специи по-прежнему стоят на своих местах, хорошенько отсортированные.

Довольная разговором с братом, я улыбаюсь своему мобильнику и смотрю на часы, прежде чем отложить телефон в сторону. Я жду Джун, которая встала довольно поздно и, вероятно, была пока в душе.

Из коридора доносятся шумы и звуки, радостный смех, многочисленные шаги и стук дверей. Новый семестр начнется буквально через неделю, и первые студенты уже возвращаются после каникул или приезжают впервые, как я.

Пока я меняю позу – скрещенные ноги уже онемели и их покалывает, тянусь к ручке, которую я заранее достала из сумки и взяла с собой на диван вместе с блокнотом. Когда я открываю его, мои планы, списки и рассуждения по поводу учебы и Сиэтла обрушиваются на меня. Дома у меня остались десятки тетрадей и блокнотов разных размеров и цветов, разложенных по коробкам, и все они заполнены от первой до последней странички. Они – часть моей жизни, часть меня.

Мне всегда нравилось записывать все: мысли, желания, мечты, планы, списки покупок, какие-то отдельные пометки, которые я сама потом не всегда могу расшифровать… Да, мне это нравится, но, если честно, это своего рода вынужденная мера. Из-за страха забыть или упустить что-то, который слишком велик. Вообще-то это еще не вся беда. В моей голове все должно быть разложено по полочкам, проанализировано и отсортировано, должно иметь объяснение и быть приведено в систему. Мои критерии – просто и эффективно. Поначалу это может звучать неплохо, но когда эти «просто» и «эффективно», с моей точки зрения, вдруг сталкиваются с идеями других людей, то появляются трудности. К сожалению, это касается не только заметок и списков дел, но и всех других областей моей жизни.

За последние несколько лет ситуация стала лучше. Благодаря Джун я чаще могу расслабиться и успокоиться, но все равно никак не могу преодолеть себя. Я понимаю, что это скорее нервный тик, чем вредная привычка, почти что невроз, но я уже привыкла, можно жить и так. Это не особенно беспокоит, ни в чем меня не ограничивает и не мешает жить дальше. Пока я никому не причиняю вреда, делая то, что хорошо для меня, то это, в принципе, не имеет никакого значения. Ну и что, что полотенца в ванной должны, на мой взгляд, висеть в определенном порядке, а специи на кухне обязательно следует расставлять не по алфавиту, а по частоте использования?.. Я страдальчески кривлю рот перед тем, как мысленно рассмеяться, потому что мне нужно снова поговорить с Лукасом.

Боже, пожалуйста, пусть он изучит мою папку.

А еще… это напоминает мне о маме. Она была похожа на меня. Нет, вернее, я похожа на нее в этом вопросе.

Я резко отбрасываю блокнот и ручку, так и не записав ничего полезного, и встаю с дивана, потому что не хочу снова думать об этом тяжелом времени. Я хочу развеяться и отвлечься, поэтому наконец поправляю свечи на столе, чтобы они соответствовали друг другу по размеру и не стояли беспорядочно. Затем я прохожу мимо комода, начинаю тихонько напевать, переставляя декоративные статуэтки и безделушки на нем, затем принимаюсь за полку красного дерева, стоящую у окна. Я вытаскиваю диски с фильмами и книги, чтобы отсортировать их по темам, а также по размеру и внешнему виду. Уборка и наведение порядка, создание системы – вот во что я могу уйти с головой, в чем я могу раствориться. Иногда я даже делаю это подсознательно, и мне это нравится. Это помогает мне быть в хорошем настроении, в гармонии. Вероятно, по этой причине, когда я добираюсь до нижнего ряда полок и сижу перед ними на полу со скрещенными ногами, то не сразу замечаю, что кто-то вошел в комнату.

– Что ты там делаешь? – доносится чей-то незнакомый голос, и, вздрогнув от ужаса, я перестаю листать и бросаю журнал, который спасла из застрявшего положения между стеной и полкой, и поворачиваю голову. На пороге стоит какая-то девушка, дверь за ней открыта. Судя по большому чемодану рядом с ней, это, наверное, соседка Джун. Разве она не должна была вернуться лишь через несколько дней?

– Привет! Сара… правильно? – мягко спрашиваю я с улыбкой, поднимаясь на ноги, чтобы поприветствовать ее.

Но по ее второму взгляду, когда я подхожу к ней ближе, понимаю, что, возможно, она мне не рада. Мои шаги замедляются, и я чувствую себя менее уверенно.

Вытянув руки по швам и смерив меня холодным взглядом, она держится на приличном расстоянии от меня. Что, Джун ничего ей не сказала?

– Прошу прощения, я жду Джун. Меня зовут Энди, – объясняю я, но не протягиваю Саре руку, как собиралась изначально.

Учитывая то, как она выглядит, как поджимает губы и смотрит на меня, как ее скулы выделяются на фоне плотно зачесанных назад и завязанных в косу волос, она, вероятно, в любом случае не ответила бы на этот жест.

Ни улыбки, ни приветствия, ни чего-то типа: «О, ты Энди! Приятно познакомиться». Это заставляет меня нервничать, но еще больше меня это злит. Мне не нравится, когда люди откровенно, даже не поздоровавшись, начинают вести себя невежливо.