Охота
Жизнь Ричарда никогда особо не отличалась осмысленностью. Раньше все его время занимали работа, дом, встречи с друзьями и любовницами на одну ночь. Он ненавидел одиночество и почти никогда не оставался наедине сам с собой. Когда приходилось ночевать дома одному, он всегда негромко включал музыку и оставлял включенным свет на кухне. Думал даже завести собаку или кошку, чтобы все посторонние шумы имели под собой простое и устраивающее его сонный мозг объяснение. Последние недели, с тех пор, как Дети Артемиды объявили на него охоту, Ричард жил в режиме безумной гонки, и времени на рефлексию не было, да и не хотелось ему особо думать о том, как же он докатился до жизни такой. Ричард с удовольствием сбросил бы этот мешок мыслей, кишащих как змеи, отдал бы их каким-нибудь мозгоправам и жил бы дальше. Но дальше была неизвестность. План Пола казался идеалистичным и не слишком совместимым с жизнью. У Ричарда было стойкое предчувствие того, что совсем скоро все закончится. И впервые мысль о смерти не пугала, не вызывала в нем паники или желания напиться, чтобы не думать, забыть о том, что жизнь конечна. Он просто принял ее как данность. Выживет – здорово. Умрет – ну что же, рано или поздно это все равно произойдет.
Чуть окрепший ветер мерно раскачивал деревья вокруг, и Ричард кожей почувствовал, что за ним наблюдают. Обернулся – в дверях стоял Пол, взъерошенный, но сна ни в одном глазу. Смотрел, не моргая, прямо на Пола, на лице – ни единой эмоции.
“Статуя, а не человек”, – пронеслось у Ричарда в голове, и затихло, оставив после себя эхо недосказанной мысли.
–Холодно. Идем досыпать? – нервно улыбнувшись на сторону, сказал Ричард.
Пол кивнул и скрылся в доме, не проронив ни звука. Ричард вдохнул полной грудью, наслаждаясь ощущением того, как холодный воздух заполняет его легкие, обжигает, и вдруг почувствовал себя живым и проснувшимся. Как будто бы всю жизнь он жил в полудреме, в каком-то вязком, кисельном сне, в траве и болотах, и вот он, наконец, проснулся.
***
Первое время Ричард следил за днями, считал их, пытался упорядочить. Часы он потерял на третий день где-то в лесу, расстроился, но через несколько дней грусть ушла, сменившись меланхолией. В поселении царил вечный сумрак, и очень быстро Ричард понял, что считать дни, что не слишком-то отличались друг от друга, бессмысленно.
Он поделился с Полом ощущением того, что время становится вязким и тягучим. Пол лишь пожал плечами, отметив, что время далеко не всегда делили на дни и часы, и что здесь это и впрямь потеряло значение – важно было делать запасы, следить за животными, важно было чинить прохудившиеся крыши, перед сном слушать сказания и рассказывать самому о том, что он видел.
Города и шум, наполнявшие жизнь Пола, медленно таяли в болоте, затягиваемые тишиной.
Пол и Ричард все больше включались в жизнь общины, стараясь быть не просто чужаками, сидящими на шее, но равными. Сложно было понять сообщество, в котором они живут, но они старались – выявляли ритуалы и правила, следовали им. И община принимала их – постепенно уходила настороженность из глаз женщин и детей, мужчины все чаще звали их смотреть на Сумаглицу. Пол, со своим антропологическим прошлым, быстро понял, что к чему, и свистящим шепотом втолковывал Ричарду, что этот ритуал вглядывания в вечерний туман, ползущий со стороны топи – древний обычай, которому куда больше лет, чем они себе представить могут. И что их участие в этом ритуале – знак высочайшего доверия со стороны общины. Так что после того, как заканчивалось время повседневной работы, они и впрямь шли к небольшим группам, стоящим на самой окраине поселения, молчали, старательно вглядываясь в очертания туманных всполохов, находя в них волков, зайцев и лис. Араве, старейшина, рассказал им, что туманными зверями становятся люди, которых поглотила Топь, но души которых пожалела Сумаглица. Туманные звери, заскучавшие по людям, приходили к поселению, но никогда больше не могли в него войти. На службе у Сумаглицы звери разносили ее туманы по всему лесу, укутывая Топь, чтобы та могла спать.
В один из дней Ричард вместо привычного уже смутного подобия чего-то живого отчетливо увидел, как лис, сотканный из клочков тумана, поведя серебристым носом, посмотрел прямо ему в глаза. Он потер лицо, зажмурился, досчитал до десяти и вновь всмотрелся в туман, но ничего не изменилось – туманный лис по-прежнему сидел на опушке и с интересом наблюдал за людьми. Луна, показавшаяся раньше обычного, высветила очертания и других туманных зверей и птиц, мягко скользящих по самой границе поселения, но не переступавших какую-то им одним невидимую черту.
В лесу негромко запели, и туманный лис, махнув на прощанье хвостом, растаял. У Ричарда по телу пробежали мурашки: в отдалении тянули какие-то ноты молодые девушки с хрупкими голосами, но мелодия не была похожа на то, что ему приходилось до этого слышать. Да и откуда в Топи взяться девушкам?
–Пол. Ты это слышишь? – едва шевеля онемевшими губами сказал Ричард.
Пол кивнул, напряженно вглядываясь в темные очертания деревьев, лунную дорожку и туманное море, плескавшееся вокруг.
–Так это Сумаглица поет. Вы чего испугались-то, – с улыбкой сказал Мека, старший сын старейшины, с которым они стояли в этот вечер, – она ж еще по вечерам болотные звезды зажигает, но опасно это, можно в Топи заплутать.
–Что за болотные звезды?
–Такие фонарики света, над Топью носятся. Не каждый вечер, так, иногда бывает.
Втроем они вглядывались в туман и слушали, как поет Сумаглица.
Когда пение смолкло, Мека, почесав густую бороду с проседью, задумчиво сказал, что завтра всем поселением они пойдут в глубину Топи собирать ягоды.
–А почему?
–Ну, мы после песен Сумаглицы всегда ходим. После них обычно удачная охота.
Ричарда передернуло – он вспомнил о детях Артемиды.
–Что же, будем надеяться, что в охоте повезет только нам, – словно прочел его мысли Пол.
***
Козы разбудили их на рассвете. Старейшина выдал Полу и Ричарду по плетеному лукошку и наказал идти с разновозрастной группой людей, столпившейся у входа в его дом.
Они прошли по заболоченному лесу в глубину не меньше километра всей группой в десяток человек, когда старшина решила, что пора разделяться. Каждому выдали по мотку пряжи, и каждый примотал к выбранной старшей сосне конец своего мотка и двинулся в свою сторону. Они с Полом шли почти параллельно, но, поскольку вся схема их продвижения представляла собой что-то вроде расходящихся лучей, с каждым шагом они удалялись все дальше и дальше друг от друга, да и от остальных участников собирательной экспедиции. Ричард старался тщательно срывать ягоды с каждого куста, и его котомка наполнялась довольно быстро. Он собирал бруснику и клюкву, не разделяя их, по совету всё того же Меки, вечером проинструктировавшего его. Ричард шел неспешно, и, сев на корточки у очередного куста, а затем выпрямившись, понял, что никого из группы он больше не видит. Впрочем, его нить никуда не делась, также, как и алые нити остальных, видневшиеся по бокам где-то в отдалении. Лес и Топь, раньше бывшие спокойными, вдруг показались Ричарду мрачными и враждебными. Он прислушался: вдалеке женщина тянула какую-то песню, ветер чуть шумел в кронах елей. Человеческая музыка была совсем не похожа на мелодии Сумаглицы, и от нее веяло домом и спокойствием. Ричард было немного расслабился, но понял, что в шуме крон деревьев, шелестевших на ветру, он слышит еще один звук – четкие, размеренные шаги, хотя никого поблизости не было. Человек определенно шел в его сторону, уверенно и спокойно.
Повинуясь какому-то первобытному инстинкту, Ричард опустился на колени и замер. Что-то было не так. Что-то опасное приближалось к нему. А потом прямо перед его ладонью в мягкий мох с чавкающим звуком вошла стрела.
Сердце мгновенно ускорилось, зрение сузилось, и Ричард понесся вперед, не разбирая дороги. Котомка с ягодами осталась где-то сзади, также, как и моток пряжи. Еще одна стрела впилась в ствол дерева, совсем рядом с его головой, и Ричард, не издав ни звука, постарался увеличить скорость. Быстрее, быстрее, быстрее! Он бежал, петляя между деревьями, пока совсем не выбился из сил и не рухнул, споткнувшись о какую-то кочку, прямо в гостеприимную Топь. С трудом вытащив себя на более-менее твердую землю, Ричард замер, прислушиваясь к окружающему лесу. Ничего. Кажется, оторвался.
Стуча зубами от холода, он попытался вспомнить, с какой стороны он пришел, но не смог: деревья вокруг были совершенно одинаковыми. Ему стало не по себе. Кто бы в него ни стрелял, он сильно увеличил его шансы на смерть в ближайшее время. Не от стрелы, так от переохлаждения.
Вряд ли он убежал дальше, чем на пару километров от того места, но вот вопрос: куда именно ему возвращаться? И насколько это безопасно?
Стоять на месте не получалось, холод пробивал его насквозь. Вспомнилась недопитый глоток коньяка – сейчас он был бы очень кстати.
Он закрыл глаза и прислушался, но кроме стука собственного сердца не слышал ничего. Или… нет, показалось. Он развернулся и, вглядываясь в сумрак, царивший между деревьями, повернул назад, понадеявшись выйти хотя бы на кого-нибудь. Он услышал свист рассекаемого воздуха слишком поздно, а потом стрела с серебристым древком легко, как нож в масло, вошла в его грудную клетку.
Ричарду никогда не было так больно. Он сполз на землю, воя, царапая кожу, и стараясь вдохнуть, но вдохнуть не получалось. Он не заметил, как к нему мягкой походкой подошла женщина и присела на корточки, стараясь поймать его взгляд.
–Привет, Ричи, – сказала она, – узнаешь меня?
–Эмили? –Ричард захлебывался кровью, глотал ее, выплевывал, не веря во все происходящее.
Бывшая жена Пола и бывшая любовница Ричарда, Эмили Эвер превратилась за эти годы в тонкую, как тростинка, женщину. Когда-то отливающие рыжиной русые волосы были выкрашены в темно-древесный, свою копну Эмили заплела в толстую длинную косу. Взгляд из мягкого и смеющегося превратился в хищный, злой, Эмили улыбалась во весь рот, с удовольствием наблюдая, как между пальцев Ричарда, судорожно прикрывавших торчащую стрелу, течет кровь.
Лес перестал быть тихим. Кто-то шел в их направлении, и Ричард молился, чтобы это были староверы – женщины, мужчины, да хоть бы и дети, кто-нибудь, кто мог бы остановить это безумие.
– А вот и мои братья, Ричи. Скажи “привет”, – Эмили встала и коротко поклонилась процессии. Пятеро детей Артемиды, в таких же, как у Эмили, охотничьих костюмах, вывели Пола, руки которого были связаны за спиной, поставили напротив Ричарда. Двое с силой опустили его на колени и приставили по копью к его горлу, каждый со своей стороны. Пол с нечитаемым выражением лица смотрел на Эмили и Ричарда, но не проронил ни слова. Ричарда огорошило осознание того, что Пол Эвер впервые на его памяти был заполнен страхом по самую макушку. У него не было готового решения, плана, ничего, и он судорожно искал выход, при котором все останутся живы, и не находил. Не было выхода. Ричард Смит должен был умереть. Может быть, Пол Эвер должен был умереть тоже.
Когда Диана почти бесшумно выплыла из леса, по лицам детей Артемиды пробежала дрожь обожания и предвкушения. С собранными в высокий конский хвост волосами, одетая в легкую тунику, с неизменным серебряным луком в руке, она казалась высеченной из мрамора статуей, по нелепой случайности ставшей человеком. Пол, с заведенными за спину руками, еще не сломанный, не мигая смотрел на свою сестру. Диана, не обращая внимания на брата, нараспев начала речитативно читать молитву, плавно чеканя шаг в ритм словам. Потом как-то резко замолкла. Стало совсем тихо, даже Ричард, с трудом дышавший, почти затих.
Диана достала стрелу из колчана, натянула тетиву, прицелившись Ричарду в голову, но не спешила отпускать ее. Мышцы вздулись, но руки были совершенно неподвижными.
–Дина. Дина, послушай, не делай этого. Пожалуйста, – прохрипел Пол, нарушив молчание, разбив магию тишины своим шепотом.
–Так нужно. Я принесу его в жертву, и ты вспомнишь. Он всего лишь человек. Почему ты жалеешь его?
–Ты же не убийца, Дина. Пожалуйста, – Пол встал с колен, не удерживаемый больше никем из Детей. – Дина, опусти лук. Опусти.
–Только если ты потом поднимешь его, Лучик. Или возьмешь копье и убьешь нашего Олененка. Сам.
–Зачем?
Диана смотрела на собственного брата неживыми глазами. Потом опустила лук, кивнула одному из Детей. Тот подошел к Полу, развязал ему руки и вложил в них копье.
–Он – жертва, Лучик. Ты слишком давно живешь среди людей и забыл, что значит быть нами. Убей его, Пол. Ради меня.
Диана подошла к замершему Полу, взяла его лицо в свои руки и поцеловала его в лоб. Потом прошелестела одеждой и опустилась за спиной Ричарда, погладив того по жестким, спутавшимся волосам, в которых застряли сосновые иголки и мох, впилась в них, с легкостью поднимая Ричарда на колени.
–Убей этого мальчика, Лучик. Или, может быть, стоит тебя тоже сделать нашим маленьким агнцем? Что выберешь? Его жизнь или свою?
Ричард задыхался. Стрела, пущенная Эмили, пробила легкое, и он чувствовал, что вряд ли проживет долго. Сознание Ричарда обрушило на него череду видений: он целуется с женой Пола, перечит ему, подставляет его на работе, они идут через Топь, Пол проваливается в болото, капитан корабля – Грин, его фамилия Грин! – швартуется у причала. Заслуживает ли он такой смерти? В глобальном смысле его жизнь действительно не значит ничего. Тем более, что жить ему осталось недолго – сюда не приедет реанимация, и даже если Пол каким-то чудом уговорит Диану не стрелять, Ричарду все равно конец. Но если он выполнит требования своей полубезумной сестрицы, возможно, та сохранит ему жизнь.
Пол задумчиво взвесил на руке копье. Ричард кивнул ему, одними губами прошептал “Давай” и закрыл глаза. Он услышал свист и успел подумать “Кажется, всё”. А потом что-то тяжелое рухнуло за его спиной.
Ричард открыл глаза, опустил взгляд на грудь, все еще иррационально думая о том, что просто ничего не почувствовал. Пол с перекошенным лицом смотрел куда-то за его спину, потом, не сдерживаемый ничем, бросился к Диане, лежавшей на мху ничком. Ричард обернулся – копье угодило ей прямо в грудь, и, вероятно, проткнуло сердце, потому что Диана была мертва. Пол попытался вытащить копье, закрыть руками ужасную рану, из которой хлестала кровь, но потом просто прижал тело сестры к себе и зарыдал по-детски, в голос, размазывая чужую кровь по лицу.
–Старший брат Пол, – поклонившись, сказала Эмили, и другие Дети подхватили “Брат Пол, брат Пол, брат Пол”.
–Дина! Дина, Дина, Дина, прости, Дина, очнись, пожалуйста— плакал Пол.
Ричард хрипло, булькающе смеялся. Все это казалось каким-то дурным сном, фантасмагорией, созданной опьяненным сознанием.
Эмили стояла на коленях, с фанатичным обожанием глядя на Пола Эвера, баюкающего мертвую сестру. Пол вдруг замер, окаменел на целую минуту, застыв на полудвижении. Потом, погладив Диану по волосам, не глядя на Ричарда, встал, смерив коленопреклоненных детей Артемиды таким же неживым, как был у Дианы, взглядом. Ричард был готов поклясться, что кожа на его лица натянулась, превращаясь в каменную маску. Пол тихо и очень внятно начал говорить:
–Священное безумие моей сестры распространилось и на ее детей. Если его не остановить, скоро весь мир превратится в Топи, по которым будут слоняться люди, считающие себя охотниками, и их дичь. Вы должны были спасти ее, но вместо того, чтобы вливать в нее свою веру, свою человечность, предпочли обратиться к своей животной части. Я обрекаю вас на смерть.
Пол медленно начал поднимать руки, и повинуясь этому изящному дирижерскому жесту, ноги детей пробили крепнущие с каждой секундой ростки. Эмили и остальные шестеро кричали, когда сквозь их тела, разрывая на своем пути плоть и сухожилия, все выше и выше поднимались ели, сосны и лиственницы. В момент, когда Пол хлопнул ладонями над головой, поляна превратилась в ничем не примечательный, кроме почти десятка трупов на деревьях, лес. Деревья были мягкими, пахло свежей зеленью, смолой и солью. Ричард замер, глядя на то, как где-то на уровне третьего этажа в ветвях в судорогах бьется Эмили, и ждал, когда же и сквозь него начнет расти что-нибудь.
Пол мазнул его нечеловеческим взглядом, не вглядываясь и никак не комментируя происходящее. На его лице чужеродной грязью смотрелись алые потеки. Не обращая внимание ни на что больше, он лег рядом с сестрой, взял ее за руку и они просто исчезли. Без искр, хлопков, просто растворились за считанное мгновение в воздухе.
Ричард упал на бок, его руки вцепились в мох, покрытый кровью Дианы. Он закрыл глаза и в последний раз смог вдохнуть воздух, прежде чем его сознание затопила холодная, похожая на вязкую топь, тьма.
***
Мека и Араве, вышедшие на поиск заплутавших чужаков, были опытными следопытами. В поселении иногда пропадали дети, заигравшиеся в Топи, да и засмотревшиеся на болотные звезды взрослые редко, но сходили с троп, терялись и не могли найти обратную дорогу. Араве как старейшина всегда ходил на поиски своих людей, читал следы, и почти всегда находил тех, кто сбился с пути.
Вот и на этот раз, опустившись на колени, он внимательно осматривал мох вокруг брошенной котомки с ягодами – младший из пришлых, Ричард, должно быть, был сильно чем-то напуган. Араве шел по следу, петлявшему меж деревьев, Мека молчаливой тенью шел за ним: собранный, сильный мужчина, охотник, гордость Араве.
Они нашли Ричарда посреди леса, в окружении молчаливо покачивающихся хвойных деревьев. Не поляна, просто участок леса, но вокруг – вытоптанные участки, будто вокруг Ричарда собрались несколько человек, а потом, аккуратно ступая по своим же следам, отошли в лес.
Чужак лежал ничком, одна рука, залитая уже запекшийся кровью, прижата к груди. Мека бросился к нему, упал на колени, припал к груди мужчины, напряженно вслушиваясь. Ричард вдруг закашлялся, сел, оттолкнул Меку от себя, впился полубезумным взглядом в деревья, ощупывая руками грудь.
–Ричард! Успокойся!
Тот судорожно, рвано дышал, глядя на Араве и Меку загнанным зверем. Затем быстро стащил с себя свитер, прошелся ладонью в багровых потеках по совершенно гладкой коже.
–Что произошло?
–Не помню. Урывками какие-то ужасы. Как в меня стреляли, как пробили грудь. И Пол… Где Пол?
–Пока не нашли, – коротко ответил Араве.
Ричард поежился. За исключением пары синяков и царапин, никаких жутких ран на нем не было. Значит, показалось. Может, он головой ударился, когда падал? Тогда откуда на нем столько крови? Или это не его?
Он устало прикрыл глаза, вслушиваясь в звуки вокруг, прислонился спиной к стволу высокой ели, впился пальцами рук в холод мха и влажной емли под ним, в колкость осыпавшейся хвои.
Вдалеке нежно пела Сумаглица, и деревья чуть двигались в такт приглушенному перезвону. Пушистые ветви ели с нежно-зелеными иголочками мягко перебирал легкий ветер, словно локоны молодой девушки.
Санкт-Петербург,
Июнь 2020-Июль 2021
