За гранью зеркала

– Еще весь август впереди, ты возвращайся, если захочешь.

– Спасибо.

Рано утром, когда Лерка еще спала, я вышла из дома с небольшой сумкой, в которой были вещи и рюкзачком, где теперь лежали атрибуты моей новой жизни – книга и зеркало (в книгу, кстати, я еще так и не заглянула). Всю обратную дорогу я думала о произошедших со мной событиях. Я смотрела на людей, ехавших со мной в вагоне и думала – неужели существует некий, неведомый простым людям, мир и много ли еще таких, как я?

К обеду электричка привезла меня в город. За три недели, проведенные в деревне, я отвыкла от городской суеты и мне побыстрее хотелось выбраться из вокзальной толпы и оказаться дома. Подходя к подъезду, я посмотрела на место, где стоял мой «лэнд ровер» – он был на месте, я облегченно выдохнула и прошла мимо. Хоть бы никого дома не было, мечтала я, открывая дверь ключом, но не тут-то было – и мать и отчим были дома.

– Сандрочка!

Из кухни появилась моя родительница. Ее широкая улыбка говорила, что она была искренне рада моему появлению. На ней было элегантное домашнее платье, которое ей очень шло. Она вообще с того момента, как познакомилась с Альбертом Геннадьевичем, как-то расцвела и стала более женственной и мягкой, наверное, это любовь. А как еще объяснить подобную метаморфозу? Моя мать всегда твердо стояла на ногах и от меня требовала обдуманных поступков, мое поступление на журфак она конечно не приветствовала, но на тот момент на горизонте уже появился мой будущий отчим, который уговорил ее оставить меня в покое и оплатил мою учебу, поскольку на бюджет мне не хватило совсем немного баллов. В общем, этим экстравагантным поступком он убил сразу двух зайцев – покорил мою мать своей щедростью и заткнул мне рот, дав желаемое.

– Мам, я в душ и спать, – прервала я ее будущую тираду и скрылась в своей комнате. Ей ничего не оставалось, как вернуться на кухню.

К ужину я все-таки появилась за семейным столом, чем несказанно порадовала маму – она наготовила различных вкусностей и принялась с удовольствием ухаживать за мной и Альбертом Геннадьевичем. Отчим даже открыл бутылку шампанского, наполнил бокалы и приготовился произнести тост, но в этот момент наши взгляды встретились, и он застыл в немом молчании, а через секунду раздался звон битого стекла – он выронил фужер из трясущихся рук, залив шампанским весь стол. Я тоже застыла как статуя и хлопала глазами, глядя на него.

– Да что с вами такое? – удивилась мама.

– Ничего, дорогая, все в порядке.

Альберт Геннадьевич постарался взять себя в руки, наводя порядок на столе. Я же не могла произнести ни слова – отчим-то мой не простой крендель оказался. Я не знаю, кто он конкретно, но то, что он человек из моего нового мира это сто процентов и обо мне он тоже все понял, потому и растерялся. Все кое-как справились со своей неловкостью, и Альберт Геннадьевич повторил попытку с шампанским. На этот раз все получилось как надо и он произнес тост:

– Дорогие мои девочки, я хочу поднять этот бокал за вас. Я очень рад, что вы у меня есть и надеюсь, что мы уладим все наши мелкие разногласия. А тебя, Сандра, хочу поздравить с успешным окончание пятого курса и уверен, ты блестяще защитишь дипломную работу и будешь прекрасным журналистом.

Он в несколько больших глотков осушил свой фужер и икнул от большого количества газов одновременно попавших в организм. Мама от радости щебетала, подкладывая нам в тарелки добавки. Я молчала, не зная что сказать.

После ужина закрылась в своей комнате, ключ от машины торжественно лежал в центре стола. Кто же ты такой, Альберт Геннадьевич? Все-таки я была права – он с моей матерью не просто так. Через нее он явно проворачивает какие-то дела, но что самое отвратительное – он использует ее в темную, это ясно, как белый день. Видимо, разговора по душам нам не избежать.

Я устроилась на кровати и достала книгу Аграфены, там было описание каких-то ритуалов, рецепты и для себя я никакой практической пользы пока не нашла, поэтому захлопнула ее и убрала подальше от любопытных глаз.

Так, а что у нас есть по Кристине Рыжовой? Я просмотрела все социальные сети и нашла. Девица действительно учится со мной в одном институте, но сейчас каникулы и она может быть где угодно. Фотографии явно несвежие – она с каким-то чуваком на фоне новогодней елки. Она эмо что ли? Видуха какая-то мрачноватая – вся в черном, макияж тоже соответствующий. Да, работа предстоит непростая, да еще и некоего Сергиенко Артемия Витальевича нужно найти, а богиня-то не промах – в одном заказе сразу два клиента, эк она меня развела.

Где ж тебя искать-то, Рыжова Кристина? Позвоню-ка я Сайману – парень с моего потока, он тоже из какой-то подобной субкультуры. Порывшись в телефоне, я нашла его номер.

– Сайман, привет! Узнал?

– Привет, Перова. Что заставило небожителей снизойти до низших каст? – услышала я пьяненький голос на фоне громкой музыки.

– Ты пьяный что ли?

– А что нельзя? Я, между прочим, провожу культурный досуг.

– Я уже поняла. Можешь в тихий угол переместиться – не слышу ничего?

В трубке громыхнул звук тяжелой двери, и музыка стихла.

– Ну чего тебе?

– Можем пересечься где-нибудь? Мне переговорить по одному вопросу надо.

– Сейчас не получится – я на фестивале в Берлине.

– Понятно. У меня только один вопрос – ты знаешь некую Кристину Рыжову?

– Это чеканутую с третьего курса?

– Наверное. А почему чеканутую?

– Так она в психушку, говорят, загремела.

– Ничего себе! А по какому поводу?

– Да хрен ее знает, мне как-то по барабану.

– Не подскажешь, через кого мне ее найти?

– Тебя как на ее орбиту занесло?

– Долго рассказывать. Так поможешь?

– Позвони Эшу, он с ней мутил весной, но, кажется, у них что-то не заладилось.

– А телефон этого Эша есть?

– Сейчас скину.

– Сайман, ты – человечище! Фестиваль дальше.

– Ладно, бывай!

Сайман отключился и через пару секунд смартфон пропищал пришедшим сообщением.

Разговор с Эшем не был содержательным. У них с Кристиной действительно был непродолжительный роман, закончившийся по инициативе Эша еще весной. О судьбе Кристины Эш ничего не знает, но слухи, что она в психушке дошли и до него, но подробности ему неизвестны. Я снова оказалась в начале пути и искать эту сумасшедшую придется сначала. У нас в городе всего три учреждения для людей с отклонениями в поведении, значит придется их обзвонить, вдруг повезет. Тут удача оказалась на моей стороне – в первой же больнице мне сказали, что такая больная у них числится и уверенно идет на поправку, посещение возможно ежедневно с шестнадцати до восемнадцати ноль-ноль. Я уже приготовилась лечь в постель, как услышала, что кто-то тихо открыл и закрыл входную дверь. На часах первый час ночи. Я подошла к окну и аккуратно выглянула из-за занавески – в свой БМВ садился мой отчим. Куда это он? Да еще тайком. Кто же ты такой – Верещагин Альберт Геннадьевич? И ведь к кому-то поехал что-то сообщить, скорее всего, обо мне.

Когда утром я появилась на кухне, мамы дома уже не было – она всегда рано уходит на работу, а вот отчим был дома и орудовал у плиты, сооружая что-то вкусное, судя по запаху. Увидев меня, у него появилось радостно-дурацкое выражение лица, и он поспешил пригласить меня разделить с ним трапезу. Я устроилась за столом и стала молча наблюдать за ним, ожидая развязки, но он, разложив омлет по тарелкам, пожелал мне приятного аппетита и принялся за еду. Я решила дать ему спокойно поесть, но, когда он налил кофе, терпение мое все-таки лопнуло.

– Поговорим? – коротко спросила я.

– О чем? – дернулся он.

– О том, что происходит.

– Да мне самому любопытно, – криво улыбнувшись, ответил он. – Уезжала одна Сандра, вернулась другая.

– Так и я до отъезда видела одного Альберта Геннадьевича, а приехала, увидела совершенно другого. Не хотите рассказать?

– Может, сначала ты расскажешь, где такой силой разжилась? Неужели в деревне подружки?

– Вы очень прозорливы. Лерка мне давно говорила, что ее Ягодное – это место силы. И вот, вуаля!