Меня зовут Мартин

Во время первой недели моего нахождения в санатории дни летели быстро, а вечера тянулись бесконечно. Одно радовало, библиотеку при санатории собрали хорошую. Половину библиотеке составляли научные труды по медицине и строению физического тела (начиная с Древней Греции). Часть кресел в читальном зале имели специальную конструкцию для читателей, проходящих реабилитацию опорно-двигательного аппарата. В одном из таких кресел меня и застала Олеся.

Олеся год назад окончила цирковое училище. Во время отработки нового номера воздушной гимнастки она сорвалась с трапеции и повредила спину. Девушка была весёлой и общительной, не считала страшным получить перелом другой. Она, смеясь, рассказывала о своей первой проблеме со спиной, когда во время тренировки на последних курсах училища, у её трапеции лопнул трос, и она повредила спину.

– Представь, висишь на трапеции, начинаешь выполнять упражнение, а тут бац, что-то над твоим ухом громко рвётся. А тебя всю скрючило, разогнуться не можешь, пищишь, сопли, слёзы и, наконец, тебя, в окончании этой сопливо-слюнявые вечности, опускают на арену. Скорая, врачи, шум, гам, белые халаты, запах больницы. Большой дядя в белой шапочке говорит, что не ту ты выбрала профессию девочка, пора выбирать что-то попроще. Мой папа спорить не стал, привёз какого-то китайца, он меня посмотрел, поцокал. Так я оказалась в этом санатории впервые. Здесь много таких же, как я, фанатов естественного движения членами своего тела, не желающих проводить всю жизнь на пятой точке, толкая колёса руками.

– А сейчас ты проходишь новый курс лечения. Из-за корявости рук старого китайца? Или решила отдохнуть? – Пытаюсь шутить я.

– Нет. Это я отрабатывала новый номер, да просчиталась. Корявость рук и неудачное падение. Опять смещение позвонков, опять страшный вердикт докторов.

– Родители как к твоим травмам относятся?

– Папа Толя считает, что цирковой артист без сломанных костей – это нонсенс. Через пот и кровь, боль, переломы приходит понимание твоего места на арене. Если устал, боишься, то или уходишь в обслугу, или покидаешь цирк.

За время, что мы вместе проходили реабилитацию с Олесей, я успел привязаться к этой девушке с её непростой судьбой. Она была из детдома при живых родителях (отец в тюрьме, а мать – алкоголичка). В пятилетнем возрасте их детский дом вывезли в цирк. Олеся с успехом затерялась в здании старого цирка, где в примерочной девочку нашли её будущие родители.

Её стремление к цели – стать артисткой цирка, заставляло меня восхищаться ею, пугало и подстёгивало. Так, она предложила проводить оздоровительные занятия вместе, врачи согласились. Я, мягко говоря, был шокирован её упорством, через какую боль и страдания нужно было проходить молодой, хрупкой девушке каждый день, чтобы в назначенный день вновь вернуться к репетициям собственного номера. По моему мнению, никакие деньги не стоят потраченных Олесей пота, крови и сил. Я не готов был так выкладываться, но приходилось не отставать от Олеси, чтобы не упасть в её глазах (и своих собственных).

– Прости, – сказала Олеся, подсаживаясь за мой стол на ужине, – я загнала тебя в рамки своих требований. Я этого не хотела, но мне было интересно посмотреть, насколько тебя хватит.

– Были какие-то сомнения? – Чуть более энергично ответил я, стараясь скрыть свою усталость и раздражение на себя, так как понимал, что Олеся в чём-то сильнее меня. – Да такой темп был для меня сложен, но сейчас открылось второе дыхание. – Я говорил красивые слова, а сам мечтал скорее добраться до постели.

– С тобой все носятся, как с писаной торбой. Тебя привёз сам хозяин санатория (лично с ним я не знакома), врачи на цыпочках ходят возле твоей палаты. Вот я и решила проверить, что ты за фрукт. – Олеся сняла со своего подноса яблоко и поставила возле моей тарелки. – В знак примирения. Я не помню себя ни принцессой, ни маминой, ни папиной дочкой. Я помню себя в детдоме, потом большая цирковая семья.

– Ты всегда была частью чего-то большого?

– Да. И мне хотелось выделиться по правилам большой семьи, заслужить чьё-то внимание. Поэтому, наверное, я так горю желанием выступит со своим номером, уехать на гастроли, заработать кусок хлеба (как говорит папа Толя).

– А ты как отдыхаешь?

– Ну, в цирке, если у тебя есть свободное время, и уроки (обязанности перед обществом) выполнены, то я бежала смотреть, как репетируют другие, помогала им, представляя себя на их месте, что у меня получится, а чего я не умею.

– Хочу предложить тебе, на выходные, съездит со мной, отдохнуть от «запаха» врачей.

– Не знаю. – Олеся замялась, покраснела. – Мне кроме восстановления после травмы ещё нужно растягиваться и тренировать свой номер.

Я не понял смущения, выступившего на лице Олеси розовым рассветом. Подумал, что я выразился как-то не так и, возможно, был неправильно понят.

– Там сад ухоженный, бассейн, дом почти пустой. Мы мешать никому не будем. – Тут мои слова навели меня на мысль об уединении, от которой я покраснел, засмущался. – Но мы там будем не одни. Там управляющий дядя Паша, первый инструктор дяди Лариона по альпинизму. Ему помогают: старшая дочь Аня и её сын Егор (их я вспомнил по обрывочным всплескам в моей памяти о семнадцатилетние Скользкого, проведённого на вилле Ползуновых).

– Можно девушке подумать? – Усмехнувшись, сказала Олеся, разглядывая мой уже не юношеский румянец. – За завтраком я скажу, готова ли я, заменить свои тренировки на внезапные планы юного «ловеласа».

– Как скажете, госпожа. – Я склонил голову, изображая смирение слуги, скрывая своим жестом ещё больше зардевшееся лицо. – Смиренно буду ждать под вашим балконом и обещаю воздержаться от серенад, но только на одну ночь.

– Так это был ты, каждую ночь? А я думала, у старого пса хвост ломит. Ну, раз ты идёшь на такие жертвы, и я смогу заснуть этим вечером спокойно, то готова пойти тебе навстречу. После завтрака едем кататься

Вечером я позвонил, заказал на 10:00 автомобиль. К полудню следующего дня мы доехали до «виллы». Дядя Паша провёл для меня и Олеси обзорную экскурсию по территории. На Олесю вилла произвела странное впечатление, особенно бассейн, увидев его, Олеся побледнела. Так как в большом доме не было еды, на обед мы попали в дом дяди Паши. Его дочь Аня угощая своими кулинарными изысками, радовалась нашему аппетиту.

– Мои почти ничего не едят. Всё в работе. В кафе местное бегают что ли?

Потом Олеся с Аней куда-то удалились, а я остался с дядей Пашей рассматривать фотографии покорённых вершин. Не на всех версиях в вершинах дядя Паша был сам. Оказалось, что его воспитанники альпинисты, приезжая к нему домой, делились своими успехами, оставляя в подтверждение фотографии. В ближайшие выходные собиралась большая компания перед поездкой куда-то на Памир. Они заранее предупредили дядю Пашу и он уже приготовил новый альбом. За увлекательной беседой об альпинизме, горах, людях, покоривших горы, также выяснилось, что основная профессия дядя Паши – геолог. Для меня был найден альбом со старыми фотографиями его из экспедиций. Когда альбом подходил к концу в комнате появилась Аня и Олеся.

– Ну, чего сидим. – Олеся подсела ко мне и заговорщицки подмигнула. – Егор сказал, вода в бассейне чистая, можно купаться. Пойдём?

– Хорошо. – Я отложил в сторону альбом, встал с кресла. – Сейчас только в свою комнату загляну, натяну костюм Ихтиандра и покажу тебе, как красиво тонуть.

До самого вечера мы с Олесей плескались в бассейне. На столике рядом с водой заботливая Аня поставила для нас кувшин с морсом и стаканы. Накупавшись, мы лежали в шезлонгах и смотрели на опускающееся к кронам деревьев солнце.

– Знаешь, я не люблю травмы. – Начала Олеся рассказывать Солнцу или мне. – После каждой травмы тебе нужно, как маленькому ребёнку, чему-то учиться заново. Например, мой первый перелом я получила, когда, не рассчитав свои силы, подкинула взрослые булавы, одновременно балансируя на шаре. Можно назвать это судьбой, а можно «стечением обстоятельств». Я упала так неудобно, что не смогла увернуться от подавшей булавы. Было больно, но терпимо. Странным было то, что через какое-то время после заживления, моя левая рука перестала делать то, что умела раньше. Папа Толя, смеясь над моими корявыми движениями, успокаивал меня тем, что все, кто хоть что-то понял в этом мире (через боль), заново учиться ходить в нём. Наверное, поэтому я не люблю отдыхать.

После ужина, накрытого Аней, Олеся попросила отвезти её в санаторий, так как ей неудобно было спать в таких больших пространствах. Егор молча встал из-за стола, взял ключи от автомобиля, кивнул «ну, поехали».

– Буду я иметь честь, лицезреть Вас, сударыня, завтра? – Склоняясь, над протянутой Олесей рукой для прощания, спросил я.

– Ко мне завтра должны приехать. – Смутившись, опустила глаза Олеся. – Так что визитов в эти владения у меня завтра не запланировано. Чао.

После захода Солнца я вынес телескоп дядя Лариона из гаража и разглядывал звёзды, пока мои глаза не начали слипаться. Утром я обнаружил на столике возле моей комнаты завтрак, оставленный Аней. Весь день я провёл возле бассейна купаясь, выполняя Като, делая растяжку. Вечером Егор отвёз меня назад в санаторий.

Среди недели вдруг заявился Мешок, хотя я ждал в гости Скользкого. Мешок флиртовал со всеми молодыми медсёстрами, доставая невесть откуда маленькие швейцарские шоколадки, как презент. Строил глазки Олесе. Без умолку трещал, какой он славный, храбрый и Великий. И что я чуть-чуть не дотягиваю до его уровня. С этого дня меня начали постоянно посещать, то Рашид Нургалиевич приедет, посмотрит мои занятия, даст ценные советы. Его сменял Латышев, щупал мой пульс, смотрел состояние моих глаз, показывал, как правильно распределять энергию, разгонять забившиеся мышцы дыханием.

Лишь ещё один раз мне удалось вывести Олесю на виллу. В этот раз барышня соизволила провести ночь в не территории санатория. После захода Солнца: я снова вытащил телескоп и показывал Олесе известные мне созвездия и звёзды.

– Они такие маленькие и такие большие, что трудно себе представить. – Отвалившись от окуляра телескопа, Олеся легла на траву рядом с ним. – Мечты сбываются. Ты в это веришь?

– Смотря у кого, и какие. У меня вот – пролёт с соревнованиями.

– Знаешь, когда я была маленькая, у меня была мечта. Она сбылась. Детская, но исполнившаяся. Когда я только попала в цирк, я мечтала и желала лишь одного – оставаться маленького роста.

– Маленького роста?

– Да. Понимаешь в цирке как в гимнастике, чем больше у тебя рост, больше вес тела, тем тебе труднее выполнять элементарные вещи. Я видела, как подающие надежды дети цирковых артистов вырастали, и дальнейшая их судьба была или уйти из цирка, или выполнять простейшие задания: стоять красиво, покачивая бёдрами; помогать наездникам; быть на подхвате у жонглирующей группы. Ты видишь, какая я маленькая и хрупкая? Мечты сбываются.

Мне сложно было ответить что-то на такое откровение. Я молчал, смотрел на звёзды, думал, о чём мечтаю сейчас я.

– А сейчас у тебя мечта – работать свой номер в цирке?

– Да, быть в труппе, вместе с мамой и папой, пока они работают. Зарабатывать свой кусок хлеба честно, потом и кровью.

Глядя на Звёздное небо, я спросил: – Если бы ты была звездой, то какой?

– Падающий.

– Почему? – Удивлённо поднялся я на локтях.

– Потому что они в движении. Яркие и быстрые, хоть и недолго летят. Остальные скучные. Ну, или луной. – Поставила точку в своих рассуждениях уверенная Олеся.

– Все звёзды, в том числе наше Солнце и Земля, несутся с бешеной скоростью в космическом пространстве. Падающие звёзды – метеоры, метеориты – это лишь кусочки космического мусора, камней. А кометы, которые тоже иногда прекрасны – это всего лишь, глыбы льда.

– Тогда точно луной. Она хоть танцует по одной и той же орбите, но постоянно меняет свой облик. Мне это нравится.