Институты и путь к современной экономике. Уроки средневековой торговли

Внимание к значимости вспомогательных транзакций также позволяет выработать более дифференцированный взгляд на организации. Организации – это арены, на которых осуществляются действия во вспомогательных транзакциях. Как таковые организации выполняют много ролей. Они производят и распространяют правила, информацию и знания, укрепляют убеждения и нормы, а также влияют на совокупность убеждений, реализуемых в центральной транзакции. Последняя роль организаций, которая отражает их влияние на совокупность осуществимых межтранзакционных связей, заслуживает более внимательной проработки.

Суды должны существовать до того, как вера в законное наказание сможет мотивировать определенное поведение (например, честность) в некоей экономической транзакции. Иными словами, суды – это необходимое условие веры в то, что поведение во вспомогательной (правовой) транзакции связано с поведением в центральной (экономической) транзакции. Точно так же существование сообщества является необходимым условием веры в то, что санкции этого сообщества будут мотивировать экономическое поведение. Организации являются проявлением или инструментом межтранзакционных связей. Следовательно, они изменяют набор возможных поведенческих убеждений в центральной транзакции.

Чтобы понять значение и общий характер данного рассуждения, рассмотрим случай институтов, которые упрощают обмен. Любой обмен является последовательным. Поэтому сторона, которая делает второй ход, должна иметь возможность гарантировать ex ante (до), что она не нарушит свои обязательства ex post (после). В общем случае гарантия достигается за счет такого связывания данной центральной (обменной) транзакции с другими транзакциями, которое делает возможной убежденность в том, что индивиды не откажутся от своих обязательств. Связь может быть выполнена и без поддерживающей ее организации. То, что возможность будущих отношений обмена определяется прошлым поведением, связывает настоящие и будущие транзакции. Если цена этого будущего обмена достаточно велика по отношению к выгоде от нарушения обязательств сейчас, вера в честное поведение может поддерживаться и сохраняться.

Организации, которые связывают центральную транзакцию с другими транзакциями, расширяют набор возможных поведенческих убеждений в этой центральной транзакции, так что он перестает ограничиваться теми, которые возможны в подобных двусторонних и межвременных связях. Эти организации могут быть разного происхождения, принимать разные формы, быть формальными или неформальными, интенцианальными или неинтенциальнальными. Примерами могут служить сообщества, социальные сети, суды, фирмы, кредитные бюро, посреднические компании, кредитные агентства – все они являются институциональными элементами, которые изменяют набор возможных убеждений в центральной транзакции, связывая ее с другими.

Кредитные бюро, компании, выпускающие кредитные карты, Moody’s, VeriSign Inc и TRUSTe, – это организации, расширяющие набор возможных убеждений партнеров по различным экономическим обменам. Внутри сообществ социальный обмен связывается с различными иными экономическими и социальными транзакциями. Судебная система связывает транзакции между экономическими агентами с правовыми транзакциями между каждым из них и законом. В религиозных сообществах транзакции между их членами связываются с воспринимаемой транзакцией между каждым из членов и божеством. Политические партии связывают транзакции между политическими активистами и избирателями.

В каждом из этих случаев организации, являющиеся институциональными элементами, оказываются механизмами или отражением того, как некая центральная транзакция связана с другими. Информация, предоставляемая такими организациями, как кредитные бюро и сообщества, обусловливает убежденность в том, что будущие партнеры по обмену определят свое поведение в зависимости от прежнего образа действий.

Например, организации, которые координируют действия, обеспечивают общую интерпретацию событий и следят за поведением, производят схожий эффект. Организации могут быть игроками с бесконечным горизонтом, наделенными лучшей способностью для установления межвременных связей между транзакциями, и они также способны лучше связывать транзакции в пространстве (так, например, поступают сетевые гостиницы). Следовательно, организации изменяют набор возможных поведенческих убеждений, задействованных в центральной транзакции.

Теперь мы можем прояснить сделанное ранее замечание о том, что организации – это одновременно и компоненты институтов, и институты. Организации являются институциональными элементами по отношению к рассматриваемой центральной транзакции, но сами они тоже институты (системы правил, убеждений и норм, экзогенных для каждого индивида, на чье поведение они влияют), которые порождают поведение членов организации. Рассматриваем ли мы данную организацию в качестве института, зависит от исследуемой проблемы. Например, в главе III понимание поведения в центральной транзакции требует для начала понимания того, почему члены сообщества купцов имели мотив сохранять свое членство и обмениваться информацией.

Независимо от того, как именно мы изучаем организацию – только как компонент определенного института или же как собственно институт, – нам все равно надо будет рассматривать ее поведение в качестве эндогенно детерминированного. Понимание природы и влияния организации на убеждения в центральной транзакции требует рассмотрения выбора, совершаемого причастными действующими лицами (например, судьей или полицейских). Чтобы понять влияние суда на принципы поведения в экономическом обмене, возможно, не обязательно рассматривать его в качестве института и изучать правила, убеждения и нормы, которые определяют поведение тех, кто принимает в нем решения или же обеспечивает возможность осуществлять наказание. Однако без изучения мотивов судьи, заставляющих его отправлять правосудие, а не брать взятки, нам не обойтись. Другими словами, необходимо понимать, как суд связывает центральную экономическую транзакцию с правовой, а не с частной транзакцией между судьей и сторонами в споре, в котором взятка переходит из одних рук в другие.

Данный взгляд на отношения между институтами и организациями отличен от тех трех подходов, которые господствуют в исследованиях этих отношений. В них организации рассматриваются либо как площадки для создания политических правил, либо как игроки в процессе политического формирования правил, либо как проявления реакций частных лиц на стимулы, задаваемые институтами.

Подход, рассматривающий институты в качестве правил, который преобладает в экономике и политической науке, представляет организации в качестве структур, предназначенных для коллективного принятия решений (примером могут служить парламенты). Институты определяются в качестве правил, задаваемых членами таких организаций.

Второй подход определяет организацию как группу индивидов, связанных общей целью, которую следует достичь [Arrow, 1974; Olson, 1982; Олсон, 1996; North, 1990; Норт, 1997; Thelen, 1999]. Такие организации, как группы интересов, суды и профсоюзы, влияют на политически определяемые правила посредством участия в политическом процессе принятия решений. Организации часто отражают существующие правила, которые мотивируют их выгодополучателей сначала организоваться, чтобы гарантировать сохранение правил.

Третий подход, исходящий из теории организаций, утверждает, что они – «коллективы, ориентированные на достижение относительно специфичных целей», таких как производство [Scott, 1998, p. 26]. Этот подход утверждает, что организации отражают варианты и ограничения, предполагаемые институтами, осмысляемые в качестве систем смысловых кодов и регулирующих процессов (механизмов энфорсмента). Социологическая ветвь теории организаций подчеркивает, что они отражают значение, цели и идентичности, предоставляемые институтами [Scott, Meyer et al., 1994; Scott, 1995]. Экономическая ветвь теории организаций уделяет особое внимание тому, каким образом институты влияют на издержки и выгоды различных организационных форм. Организации – это оптимальные, т. е. минимизирующие транзакционные издержки, реакции на эти стимулы [Coase, 1937; Коуз, 2007; Williamson О., 1985, 2000; Уильямсон, 1996].

Ни один из этих подходов не занимается мотивацией; организации либо определяют институты, либо определяются ими. Мотивация вводится в анализ только при рассмотрении стимула, побуждающего выбрать определенный институт (правило) или реагировать на него путем создания определенной организации.

Предлагаемый здесь подход, напротив, утверждает, что организация может быть также институциональным элементом, т. е. компонентом института, который мотивирует поведение в различных транзакциях. Организации – это инструменты и проявления того, как центральная транзакция связана с другими транзакциями. Создавая такую связь, организации меняют набор институционализированных поведенческих принципов, которые могут мотивировать действия в центральной транзакции. В институционализированных ситуациях убеждения, которые мотивируют поведение, зависят от связей между транзакциями, а организации являются инструментами создания таких связей.

Различие между организациями и институтами демонстрирует роль символов и знаков (таких как контракты, счета, брачные церемонии и рукопожатия) в работе институтов. Эти символы и знаки являются средствами сообщения собственной социальной позиции соответствующим организациям (и индивидами). Легальный договор займа указывает на социальную позицию заемщика в суде; рукопожатие, которым обмениваются члены делового сообщества, показывает другим членам этого сообщества, что двое из них приняли на себя определенные обязательства по отношению друг к другу; свадебная церемония демонстрирует законным властям и сообществу социальную позицию двух индивидов. То, как данный индивид будет выполнять поведенческие правила (права и обязательства), связанные с этой социальной позицией, в свою очередь, определяет поведенческую реакцию других людей. Ожидания того, что эти правила будут выполняться, в свою очередь, влияют на поведение данного индивида.

С одной и той же центральной транзакцией могут быть связаны различные транзакции. Поэтому правила, убеждения, интернализированные нормы и организации могут принимать различные формы, которые отражают соответствующие межтранзакционные связи. Например, заемщик может вернуть долг, поскольку он мотивирован верой в то, что если он не сделает этого, будет оштрафован в суде, его изобьет мафиозная банда или же он будет подвергнут остракизму со стороны сообщества. Эти различные проявления одного и того же институционального элемента могут замещать и дополнять друг друга, оказывая влияние на поведение в конкретной центральной ситуации.

6. Заключительные комментарии: самоподдерживающиеся институты

Разрабатываемое здесь определение институтов ничего не говорит об условиях, при которых определенный институт действительно порождает определенное поведение, или о том, как мы определяем, какой из институтов релевантен в определенной ситуации. Оно лишь показывает, что именно следует изучать, и утверждает, что в большинстве случаев нам требуется изучать институты как эндогенные образования. Они являются самоподдерживающимися: реагируя на институциональные элементы, предполагаемые действительным и ожидаемым поведением других людей, каждый индивид ведет себя так, что это мотивирует других, направляет их и дает им возможности поведения, содействующие институциональным элементам, с которых все начиналось.

Объясняя подобные институты, анализ не обращается к иным, экзогенным институтам (например, политическим), которыми можно было бы объяснить первые институты. Кроме того, данный анализ не опирается на предположение, что институты детерминированы своей функцией или силами среды. Напротив, он уже исходит из признания того, что структура (т. е. институциональные элементы), принимаемая каждым индивидом как данность, обеспечивает, мотивирует и направляет его к действиям, которые на агрегированном уровне способствуют созданию самой этой структуры.

Для изучения различных аспектов институтов вообще и самоподдерживающихся институтов в частности могут использоваться разные аналитические подходы. Наша книга в решении этой задачи опирается на теорию игр.

Часть вторая

Институты как равновесные системы

Определения фокусируют внимание аналитика и ограничивают область эмпирического исследования; проведение исследования требует аналитического подхода. Он необходим, чтобы раскрывать условия, при которых тот или иной институт действительно порождает то или иное поведение, чтобы выявлять причинно-следственные связи, вырабатывать предсказания и оценивать различные аргументы. Аналитический аппарат особенно важен при изучении институтов, поскольку связанные с ними принципы и нормы не поддаются наблюдению[3 - Как отмечают У. Пауэлл и П. Димаджио [Powell, DiMaggio, 1991, p. 2], перспективные институциональные исследования, которые попытались выйти за рамки рассмотрения институтов как правил и функционального подхода (в качестве примера можно привести Веблена и Коммонса в экономике, Парсонса и Селзника в социологии), «утратили популярность, но не потому, что они ставили неправильные вопросы, а потому, что давали ответы, оказывавшиеся либо предельно дескриптивными (описательными) и относящимися лишь к определенной исторической эпохе, либо настолько абстрактными, что они лишались всякой объяснительной силы».].

Центральным элементом аналитического подхода, используемого в данной книге, является классическая теория игр. Поскольку вся соль в доказательствах, в книге приводятся пять эмпирических исследований, которые подтверждают полезность теории игр при изучении институтов в предложенном нами определении. В этих исследованиях используется эмпирический метод, в котором детальная информация о контексте определенной ситуации и ее истории сочетается с разработанным, контекстуальным моделированием.

Подобный метод исследования конкретных ситуаций использует контекстуальное знание для выработки гипотезы, касающейся значимости определенной межтранзакционной связи и соответствующего института. Затем он использует разработанную модель (в данном случае – основанную на теории игр) для оценки такой гипотезы. Этот эмпирический метод используется во всех исторических анализах, представленных в этой книге. Его разработка продолжена в части четвертой.

В представленных здесь эмпирических исследованиях анализируются институциональные основания рынков. Такой подход противостоит достаточно старой традиции институционального анализа, которая восходит к Адаму Смиту и рассматривает рынки в качестве элементарных образований, не нуждающихся в объяснении. В соответствии с этим взглядом рынки возникают спонтанно – там, где существует возможность выгодного обмена. Как сказал О. Уильямсон, «вначале были рынки» [Williamson О., 1975, p. 20].

Провал рынков, особенно в переходных экономиках, продемонстрировал ненадежность этого тезиса. Рынки не обязательно спонтанно возникают в ответ на возможность выгодного обмена. Чтобы обмен состоялся, должны присутствовать институты, которые защищают права собственности и обеспечивают выполнение контрактов. Такие институты, определяя субъектов и продукты, которые могут участвовать в обмене, задают границы и само пространство рынка[4 - Соответствующие исследования см. в: [Greif, 1989, 1992, 1994b, 1997a, 2000, 2004b; Milgrom et al., 1990; Stiglitz, 1994; Greif, Kandel, 1995; Aoki, 2001; McMillan, 2002; Fafchamps, 2004].].

В двух следующих главах показывается полезность разрабатываемого здесь подхода для эмпирического изучения институциональных основ рынков. В главе III рассматривается институт частного порядка, обеспечивающий выполнение контрактов. В главе IV представлен институт, который гарантировал права собственности иностранных торговцев. В этих исследованиях, рассматривающих различные институты, обнаруживаются эмпирические подтверждения тезисов, выдвинутых в главе II. При аналитическом изучении институтов необходимо исследовать межтранзакционные связи и взаимосвязанные институциональные элементы, делающие эти связи эффективными и порождающими регулярность поведения.

В главе V дается более общий анализ отношений между теорией игр и институтами в принятом нами определении. В ней предпринята попытка приобрести какое-то понимание об институтах, разобравшись с теми нереалистическими посылками, которые требуются, чтобы сделать теорию игр инструментом, полезным для изучения поведения в стратегических ситуациях. Для начала мы покажем, что классическая теория игр и теория обучения в играх говорят нам о роли институционализированных правил в обеспечении когнитивных, информационных, координационных и нормативных микрооснований поведения. Затем рассмотрим, как это лучшее понимание правил и их отношений сказывается на представлениях о правильном применении теории игр в институциональном анализе.

При анализе различных институтов не всегда удобно придерживаться терминологии, изложенной в главе II. Лучше, например, сказать, что сообщество поддерживает сеть для передачи информации, чем говорить, что связи транзакций информационного обмена в сообществе предполагают циркуляцию информации. Проще сказать: члены сообщества ожидают, что мошенник будет коллективно наказан, чем сказать, что в сообществе преобладают институционализированные убеждения относительно коллективного наказания. Точно так же проще утверждать, что определенное (институционализированное) правило поведения оказалось преобладающим, чем сказать, что убеждения и нормы стали мотивом для поведения, соответствующего этим правилам. Таким образом, для простоты изложения я часто буду использовать упрощенную и менее строгую терминологию.

III. Институты исполнения контрактов частного порядка: коалиция магрибских торговцев

До наступления эпохи Нового времени купцы сами должны были организовывать работу служб, которые занимались бы их товарами за границей. Там эти товары продавались только тогда, когда доставлялись по месту назначения [de Roover, 1965; Gras, 1939]. Купец мог либо сам отправиться со своими товарами, либо нанять заморских агентов, которые могли бы вести его дела за границей. Наем агентов был достаточно эффективной мерой, поскольку позволял купцам не тратить время и избегать риска, связанного с путешествиями, а также диверсифицировать свои продажи через различные центры торговли. Однако связи с агентами, какими бы эффективными они ни были, устанавливались лишь в том случае, если существовали поддерживающие их институты, ведь агенты могут действовать оппортунистически и присваивать товары купцов.

В этой главе рассматривается основанный на репутации экономический институт (его можно назвать коалицией), позволявший магрибским торговцам, т. е. группе еврейских торговцев, действующих в Средиземноморье в XI в., решать проблему выполнения контрактных обязательств, присущую отношениям купцов и агентов. В институтах, основанных на репутации, будущие вознаграждения или наказания в экономических или социальных (вспомогательных) транзакциях обусловливаются поведением в центральной транзакции. Такая межтранзакционная связь, если она действительно работает, позволяет индивиду брать на себя достоверные обязательства ex ante, чтобы не вести себя оппортунистически ex post.

В случае агентских отношений агент может брать на себя обязательство поступать честно и соответственно быть достойным доверия. Исследование работы подобных институтов требует изучения институциональных элементов, которые создают межтранзакционные связи и позволяют определить будущую полезность, основываясь на прошлом поведении. В частности, такое исследование должно выяснить, между какими транзакциями устанавливаются связи, позволяющие создать достаточно значимые санкции или вознаграждения, как порождается информация о прошлом поведении и почему люди верят в применение санкций или распределение вознаграждений. (Анализ подобных институтов предложен в Приложении В[5 - В теории игр репутация игрока определяется как функция от истории игры к распределению вероятностей его стратегий.].)

Для магрибских торговцев центральными были две межтранзакционные связи. Во-первых, транзакция купца с агентом была связана с транзакциями по обмену информацией между купцами. Возникающая в итоге сеть обеспечивала купцов информацией, необходимой для оценки поведения удаленных агентов. Она поддерживала институционализированное убеждение в том, что оппортунистическое поведение скорее всего будет выявлено. Во-вторых, транзакция между каждым купцом и агентом была связана с будущими транзакциями между данным агентом и любым иным купцом данной группы. Ожидалось, что каждый купец группы будет нанимать только агентов-членов и никогда не наймет агента, который обманул другого члена группы.

Достоверная угроза коллективного и многостороннего наказания поддерживала убеждение в том, что краткосрочный выигрыш, полученный от сегодняшнего мошенничества, меньше долгосрочной прибыли, обеспечиваемой честностью. Поскольку эта ситуация была общеизвестной, купцы понимали, что агенты не могут выиграть обманом. Агент-член приобретал репутацию честного человека, купцы могли доверять ему, а определенный набор правил, известный в качестве купеческого закона, устанавливал, какие именно действия считаются правильным поведением.

Магрибский кодекс поведения был социальной нормой – правилом, которое никогда не провозглашалось каким-либо официальным органом (например, судом или законодателем) и никогда не поддерживалось угрозой правовых санкций, но постоянно выполнялось [Posner, 1997].

Организационным проявлением этого института была неформальная организация – деловая сеть членов одного этнического и религиозного сообщества. Она являлась отражением и инструментом создания межтранзакционной связи, которая меняла набор самоподдерживающихся убеждений, действующих в транзакциях купцов и агентов. Она была проявлением институционализированного убеждения, что индивиды с определенной социальной идентичностью (принадлежашие к определенному сообществу) будут делиться информацией и коллективно наказывать мошенника.

Действительно, существование такого сообщества, личное знакомство и потоки информации внутри него упростили процесс возникновения коалиции. В то же время выгоды, получаемые от транзакций с другими членами сообщества, были больше тех, которые каждый торговец мог бы получить, установив с агентами отношения, основанные на репутационном механизме вне группы. Следовательно, каждый член сообщества имел мотив поддерживать свои связи с ним, упрочивая тем самым это социальное образование.

Анализ деятельности магрибских торговцев основывается на обнаруженном в Фустате (Старый Каир) историческом источнике, известном как гениза (на иврите – «хранилище»). Это около тысячи контрактов, прейскурантов, писем торговцев, счетов и других документов, отражающих состояние торговли в XI в. в мусульманском Средиземноморье[6 - Введение в вопрос о генизе см.: [Goitein, 1967, introd.]. Документы были приобретены различными библиотеками. Документы, на которые мы ссылаемся, обозначаются библиотекой, в которой они хранятся, и их регистрационным номером. Если ссылка относится к определенным строкам документа, указывается также сторона (a или b) и соответствующие строки. Многие документы были опубликованы в работах Гойтейна, Гиля и др. В случае опубликованных, переведенных или цитируемых другими исследователями документов я привожу опубликованный источник после ссылки на сам документ. Например: TS (Taylor-Schechter Collection, University Library, Cambridge, England) xx.xxx, a, ll 24–25, Goitein, 1967, p. 727 – это ссылка на документ xx.xx в собрании Тэйлора-Шехтера, сторона а, строки 24–25, опубликовано в Goitein, 1967, на стр. 727.]. Документы были написаны магрибскими торговцами, которые сначала жили в основном в западном Средиземноморье. («Магриб» – арабское слово, обозначающее запад мусульманского мира.) По религиозным причинам торговцы сохраняли каждый документ, написанный ивритским алфавитом, в генизе синагоги в Фустате.

Поскольку вся коммерческая корреспонденция велась на иудео-арабском языке (арабском диалекте, записываемом еврейскими буквами), резонно предположить, что найденные в генизе документы содержат репрезентативную выборку их коммерческой корреспонденции[7 - Об иудео-арабском языке см.: [Blau, 1961, 1965]. Эта глава основывается на работах: [Greif, 1989, 1993]. Анализ опирается примерно на 250 документов, содержащихся в: [Greif, 1985; Michael, 1965; Gil, 1983b; Ben-Sasson, 1991]. Это единственные доступные документы, относящиеся к торговле между Египтом, Сицилией и Израилем в середине XI в., а также к торговле Нахарая бен Ниссима, магрибского торговца, жившего в первой половине того же века.].

В разделе 1 этой главы я излагаю общие сведения о контексте и магрибских торговцах, а затем описываю их поведение в отношениях с агентами и его цели. Затем в разделе 2 я обсуждаю проблему достоверных обязательств, присущую транзакциям агентов и купцов, а также оцениваю исторически подкрепленную гипотезу, указывающую на то, что многосторонний репутационный механизм позволил снизить остроту этой проблемы.

В разделе 3 моделируется проблема достоверных обязательств, позволяющая определить, мог ли описанный здесь институт обеспечить равновесие и каким именно образом. В разделе 4 эта модель используется для выработки предсказаний, которые дополнительно подкрепляют тезис о том, что отношения с агентами регулировались коалицией. Здесь же обсуждается роль торгового права в координации коллективных реакций магрибских торговцев. В разделе 5 я рассматриваю некоторые результаты проведенного анализа.

1. Торговля, заморские агенты и эффективность

Магрибские торговцы были потомками торговцев-евреев, которые в X в. покидали неустойчивые в политическом отношении окрестности Багдада и сначала переселялись в Тунис в Северной Африке, бывший частью мусульманского запада – Магриба. Тунис контролировался Фатимидским халифатом. К концу столетия столица Фатимидского халифата переместилась в Каир. Еврейские торговцы, приезжающие из Магриба, в Египте стали известны в качестве магрибских торговцев, т. е. тех, кто происходит из Магриба.

Магрибские торговцы были меньшинством с особой социальной идентичностью, выделявшей их из более обширного еврейского населения. Нам неизвестно, сколько именно магрибских торговцев действовало в XI в., но мы знаем, что их было не так уж мало: в 175 документах упоминается 330 имен[8 - Эти письма являются единственными доступными документами, относящимися к торговле между Израилем и Сицилией в середине XI в., и к торговле Нахарая бен Ниссима. Они образуют подмножество документов, заданных в предыдущей сноске.]. Большинство магрибских торговцев вкладывались в товары стоимостью от нескольких сотен до нескольких тысяч динаров – это были значительные суммы в те времена, когда ежемесячные расходы семьи среднего класса в Фустате составляли от двух до трех динаров[9 - См.: [Goitein, 1967, p. 214–217; Gil, 1983b, vol. 1, p. 200–208; Greif, 1985, p. 73–76]. О расходах см.: [Goitein, 1967, p. 46; Gil, 1983a, p. 91].].

Документы из генизы указывают, что торговля в Средиземноморье в XI в. была свободной, частной и конкурентной. Они показывают, что существовало лишь несколько официальных ограничений, которые сдерживали миграцию или перевозку сырья, готовых продуктов или же денег в Средиземноморье[10 - Для этой цели использовались, например, таможни. См.: [Gil, 1983b, vol. 1, p. 257–258; Goitein, 1967, p. 29–35, 157, 187, 192ff., 266–272; Lewis, 1951, p. 183–224].]. В пределах каждого торгового центра коммерческие транзакции осуществлялись конкурентно. Однако торговля характеризовалась неопределенностью, связанной с такими факторами, как цены, продолжительность морского путешествия (и того, сможет ли вообще корабль достичь места назначения), состояние товаров на момент их прибытия, а также цены за хранение[11 - См., напр.: [Dropsie (Dropsie College, Philadelphia), 389, a, lines 4–5, b, lines 2728; Gil, 1983a, p. 113–125]. См. также: [Goitein, 1967, p. 148–164, 200–201, 273281, 301; Stillman, 1970, p. 70–82; Greif, 1985, p. 3, 69–78, 92; 1989, 1993].].

Чтобы справиться с неопределенностью и сложностью торговли, магрибские торговцы стали действовать через заморских агентов. Заморский агент – это любой человек, предоставлявший услуги, необходимые для торгового предприятия, и разделявший капитал и прибыль (либо капитал или прибыль) с купцом, находившимся в другом торговом центре. (Поэтому в этой главе и в главе IX термин «купец» используется для обозначения человека, который получает доход за вычетом компенсации для агента; термин «торговец» обозначает и агентов, и купцов.)

Агенты предоставляли купцам многие связанные с торговлей услуги, включая загрузку и разгрузку кораблей, оплату таможенных и транспортных сборов и взяток, перевозку товаров на рынок. Они также решали, где, как и кому продавать товары, по какой цене и на каких кредитных условиях [Goitein, 1967, p. 166]. Отношения с агентами позволяли магрибским купцам снизить торговые издержки за счет лучшего распределения рисков, обеспеченного диверсификацией, за счет извлечения выгоды из знаний агентов, расширения торговой деятельности, охватывавшей различные торговые центры, товары и периоды. Отношения с агентами давали возможность купцам действовать в качестве оседлых торговцев, которые могли избежать расходов и рисков, связанных с морскими поездками. Эти отношения позволяли путешествующим купцам полагаться на агентов, которые могли вести их дела в их отсутствие [Goitein, 1967; Greif, 1985, 1989].