Уровень Сампи

– Я вообще не употребляю слова «каюк»! – фыркнул Дюшка.

– Черная нить Ризи находится везде! – игнорируя все замечания, невозмутимо произнес Индис. – Задерите головы и поднимитесь хотя бы на километр над планетой!!!

Кирилл и Андрей дружно задрали головы и уставились на слой смога-тумана.

– Понятия не имею, как вы собираетесь справляться дальше! – Лицо Индиса приобрело странное выражение: смесь тревоги, жалости и раздражения. – Извините, но я не могу отправиться с вами. Никак.

И он исчез – еще стремительнее, чем в прошлый раз.

«Мы правда идиоты?» – спросил Кир у Дюшки.

«Мы правда идиоты. Давай вверх на километр!» – ответил Дюшка.

На высоте в километр никаких нитей не было.

На высоте в полтора километра тоже.

Два – ничего.

Три. Пустота, и туман стал редеть.

Четыре с половиной. Нету. Ни нитей, ни тумана.

«Выше нельзя, надо перестроить дыхательную систему или взять маски!» – сообщил Кир.

«Что-то не так! – подумал Дюшка. – Спускаемся на километр сто!»

Нити на высоте в километр сто метров как не было, так она и не появилась, однако, присмотревшись как следует, Дюшка обнаружил в огромном количестве отдельные вкрапления микроскопических размеров, они были почти равномерно рассеяны по пространству.

– Слушай, я не пойму… – пробормотал он. – Это след не след, нить не нить, но… А-а-а! Это нить, только она перекинута в свернутые части пространства! Суслик, как он это сделал?

Когда паришь над Ржавой на высоте около километра, – холодно.

Холодно ночью.

Днем.

И вообще.

И как бы темно.

Но темно не совсем, потому что ты – мутангел, ты видишь.

Видишь равнину внизу и скалы вдали. И всполохи огня над скалами – это продолжается схватка сильнейших игроков.

Далее, то есть не дальше к горизонту, а дальше в глубь пространства, ты видишь ряды трупов, упакованных «коконами» для отправки обратно на Уровень Пи. Коконов не слишком много, и ты знаешь, что обратно доставят лишь тех, кто никого не убил, кого возможно восстановить. Те, кто в коконах, не перестали быть живыми, но не перестали быть мутангелами. Значит, они перестали быть живыми временно. Каждое живое существо должно жить вечно, сколько захочет. Иначе – несправедливо.

«Каждое существо должно жить вечно, – подумал Дюшка. – Вечно и, по возможности, счастливо. Иначе – ну совсем несправедливо!»

«Точно!» – немедленно согласился с ним Кир.

… Далее, еще дальше вглубь, за коконами, были видны ряды игроков, упакованных иным образом, – их могли вернуть на Пи только в виде инграмм. Дюшка разглядел среди них почти целого бармена Сэмма и гадалку Мадлену, пострадавшую гораздо сильнее. Впрочем, лицо Мади было почти не задето, руки тоже; а вот ноги… вместо них в отдельном контейнере находилось… Дюшку стало мутить, он перевел взгляд вверх, в небо с точками, в которые Ризи превратил свою черную нить.

«Понятия не имею, что с этим делать!» – подумал он с отчаянием.

– Кажется, я знаю что… – пробормотал Кирилл. – Мы это еще не проходили, но однажды мой мастер рассказывал про переходы за браной и… Я попробую?

– Пробуй, конечно! – разрешил Дюшка. – Не висеть же тут бесконечно!

Они все еще продолжали парить в воздухе, поставив ранцы на стабилизаторы высоты. Ранцы слегка гудели, создавая за спинами напарников еле различимые в видимом спектре световые потоки, изменяющие магнитные и гравитационные поля вокруг. Если долго так висеть, с непривычки голова тоже начинает гудеть – в унисон ранцам. У Дюшки она уже гудела. А у Кира пока нет. Он сосредоточился на мутонитях, появляющихся из его рук, пытался их закрутить.

«Правило буравчика…» – поймал Дюшка одну из мыслей Кирилла.

Диди.Это не то правило буравчика, которое на Земле-12 учат в школах на уроках физики. Это другой буравчик, пятимерный.

– Кажется, что-то получается… – пробормотал Кир. – Есть! Ныряй за мной!

Повторять дважды не пришлось: Дюшка нырнул в открывшееся перед ним слабое подобие сокращалки. Правда, он забыл отцепить свои мутонити от Сэмма и Мади, но вроде бы это не помешало.

Глава 3

Изгнание из фтопки

Баю-баю, дурачок,
Не ложися на бочок.
Лучше ляг на попку,
Чтоб не взяли в Фтопку…

«Баю-баю, дурачок…» – пела мама каждый вечер, много-много раз за вечер, потому что так полагалось, потому что так повелели ангелы, давным-давно, много лет назад, и ослушаться никто не смел.

– О чем ты плачешь? – Аууарен Рен оторвался от созерцания темного, мокнущего под дождем дворика и повернулся к Пипе. – Ты не плачь. Ты не бойся. Мы выживем.

Он оторвался от окошка и прошелся по комнатке, в которую их час назад поселили.

– Мы будем выполнять задания и жить долго-долго!

– А если не будем, то попадем обратно в Фтопку. И это будет счастье! – сквозь слезы улыбнулась Пипа

(и, как только сил хватило, растянуть рот и пошутить). – Ау, ты не думай, я не боюсь. Я просто… колыбельную вспомнила.

– Что вспомнила?!

– Колыбельную. Тебе мама разве не пела колыбельную песенку перед сном? Должна была.

Но Ау отрицательно покачал головой:

– Не помню. Я маленький был. И младший в семье.

– А я в семье средняя была, самая средняя и самая умная, десять уколов мудрости! – Пипа промокнула глаза рукавом и в последний раз хлюпнула носом. – Хочешь, я тебе колыбельную спою? Там всего три куплета, я их помню, хотя прошло шестьдесят семь лет. Мама младшим пела, я потому и помню.