Мунфлауэр

Лео уже сидел за столом и ел.

– Не стал тебя ждать. Мне надо на тренировку к 10-ти. Вообще-то утром я отпросился у тренера. Ну, раз ты жива и здорова, думаю лучше сходить. Скоро соревнования.

– Да, конечно. А я успею ко второй паре, – более беззаботно ответила я. Хотя мечтала посидеть с ним чуть дольше.

– Ты уверена, что сможешь просидеть на парах? – взволновано спросил он.

– Конечно! Все в порядке.

– Ключи брось в цветочный горшок около крыльца, – последнее что крикнул Лео, прежде, чем исчез за дверьми.

Целый день пыталась дозвониться до мамы. После учебы вместо того, чтобы ехать на работу, заранее предупредила их, что болею и поехала домой. Но мамы дома не оказалось.

Как и в лавке, она была закрыта.

Урмила позвонила невовремя и предложила позаниматься. Хотела ей отказать, но в действительности времени было в лишнем достатке, и я согласилась встретиться в кафе через полчаса.

До ее приезда, я обзвонила номера всех наших знакомых, но никто маму не видел, и она с ними не связывалась. Я начала всерьез паниковать!

Когда Урмила пришла, мои нервы были на пределе.

Сегодня это девушка выглядела как гот: драная черная юбка с корсетом и черной накидкой; волосы были собраны в хвост, приспущенные лишь пара прядей, придавали лицу более округлую форму. Вот только губы накрашены были слишком яркой красной помадой, что делало и без того белые зубы чересчур белоснежными.

– Что случилось? На тебе лица нет! – забеспокоилась еще с порога она.

– Вроде бы все в порядке и еще рано поднимать панику, но мне кажется, что мама тоже пропала.

– С чего это ты взяла?

– Я не могу дозвониться до нее со вчерашнего дня! – я хотела все метать на своем пути от безысходности.

– Ну, может она ушла к кому-то в гости, – предположила Урмила.

– Нет! Я проверила всех наших знакомых!

– От отца нет известий, да? – похоже, она решила надавить на еще больное место.

– Нет, – и тут меня осенило, – точно! Мама могла уйти на его поиски! Ты гений, Урмила! – от радости я аж обняла ее.

– Ну, не совсем. Я ведь просто спросила, – засмущалась она.

– Что же, я об этом подумаю чуть позже. А теперь давай заниматься социологией, – предложила я. Маму я поищу с помощью заклинания поиска в лавке.

Сегодня Урмила была куда внимательней, за что я ее даже похвалила.

– Скажи, а что с твоей рукой? – поинтересовалась она.

Я посмотрела на руку.

– Пустяки, – отмахнулась я, – порезалась.

– Не боишься запустить заразу? – о, как приятно все же иметь регенерирующий ген! Жаль, ей этого не объяснишь.

– Нет, – улыбнулась я.

– Ты чем-то его обработала у себя в лавке, – предположила она, и мне показалось, что она чувствует, что мы не просто торгуем зельями и травами.

– Йодом, – уточнила я, и поспешила сменить тему. – Чем ты увлекаешься? У тебя всегда необычная одежда.

– Я?… – она призадумалась, – люблю историю, искусство, компьютерные игры.

Вот бы не подумала, что этот фрик может интересоваться историей и искусством.

– Заманчиво? Какие времена предпочитаешь? – в чем – в чем, но в истории я была той еще тупицей.

– Древнейшие времена в приоритете, но, по правде, история интересна в целом. В каждый ее момент было что-то величественное, – парировала она.

– О, в этом есть доля правды, – просто согласилась я. – Откуда такой интерес?

Она задумалась.

– Родители были археологами, – задумчиво ответила она.

– Ой, прости… я помню, ты говорила о них, – извинилась я.

– Все в порядке, это было очень давно, – отмахнулась она. – Как идут дела в поисках папы?

– Абсолютно никак, – соврала я ей. Ну не скажу же я, что мы ходили к прорицательнице.

Она улыбнулась.

– Что не делается, все к лучшему, – и начала собирать учебники со стола, а потом тихо что-то договорила, чего я не расслышала.

– Что? – переспросила я.

– Нет, ничего, – ответила она, – спасибо за урок! – и, помахав на прощание, пошла к выходу.

Мне, с одной стороны, нравилась Урмила. Было в ней что-то бунтарское и смелое, но с другой – ее странности меня просто приводили в ступор. То она предмет насмешек, то исключительно неординарная личность, увлекающаяся такими сложными и неоднозначными науками как древнейшая история. Была в ней эдакая загадочность. Могу сказать точно лишь одно: она моя первая и, скорее всего, самая особенная «ученица».

Глава 27

27 июня 1914 год. Сараево.

В пустом грязном переулке, где зловоние существует как само по себе нечто существенное и живет своей жизнью, стоят рослый мужчина с пышными усами и худощавый парень в черном не-по-размеру пиджаке на голое тело и в бежевых штанах. Глаза его блестят от волнения, руки потеют, в связи с чем постоянно то поправляют одежду, то чешут загривок. Он внемлет каждому сказанному слову собеседника.

Мужчина, что стоял напротив него, с военной выправкой и в офицерской одежде, не представился (но очевидцы после скажут, будто это был сам Драгутин Димитриевич). А юноша тот – студент-гимназист Гаврило Принцип. Беседа ведется тихо, с глазу на глаз. Неизвестный с низким басом рассказывает парню о смысле его жизни, о предназначении, его миссии. Глаза бородача блестят алым огнем, голос напористый и грубый – от милитаристских привычек не так легко отказаться.

– Этот разговор ты забудешь, едва я уйду, как и меня в целом, – шепчет он. – Но слушай внимательно, запоминай, мальчишка: завтра в Сараево прибывает эрцгерцог Австрии Франц Фердинанд со своей женой. Ты должен помочь своему народу, Гаврило. Ты должен убить их!