Бузовьязы. Люди и судьбы. Книга первая

Но вот примечательно: очерки Г. Успенского и Н. Ремезова, опубликованные в российских журналах, были встречены в штыки уфимскими чиновниками – рыльце-то у них в пуху. Они на продаже башкирских земель, особенно в 19 веке, урывали для себя огромные куски. Вот они-то в первую очередь и подняли невероятный шум вокруг имен русских писателей, бывших всем сердцем за простой народ. Даже судебную тяжбу затеяли с ними, требуя наказания, как говорят сегодня, "за оскорбление личности".

Николай Ремезов по этому поводу писал в предисловии ко второму изданию своих очерков: "Господа уфимцы хотели зажать мне рот, но сами прикусили язык. Да-а, нужно твердо держать на памяти и зарубить на носу, что хищения хорошо помнятся, и это будет еще долго служить исторической справкой… "

Первых поселенцев, в том числе и моих родителей Сулеймановых, на бузовьязовских землях беды и произвол властей коснулись не меньше, так как они давно уже укрепились здесь и как бы стали своими вплоть до того, что со временем потеряли свою мишарскую принадлежность и стали кто татарами, кто башкирами.

Царские власти стремились постоянно урезать или отнимать права, предоставленные башкирам первоначально. Усиление феодального и национального гнета вызывал недовольство местного населения. Защищая свои вотчинные права на землю, башкиры в 17-18 веках неоднократно поднимали восстания. Активное участие в них принимало и население моего родного края.

Так, население края приняло участие в Крестьянской войне 1773-1775 годов под руководством Емельяна Пугачева – самом мощном вооруженном выступлении трудовых масс феодальной России против режима крепостнической эксплуатации и политического бесправия. Наш земляк Канзафар Усаев был бригадиром в армии Пугачева.

С самого детства я слышал из уст своих земляков это громкое имя – Канзафар Усаев. Его нам очень часто упоминали все школьные преподаватели, и не только литературы или истории, коим по долгу своему это было необходимо. Учителя физики, математики при любом случае называли его – боевого командира Крестьянской войны, которую царские прислужники неласково окрестили "пугачевщиной".

Прошедшие века, отшумевшие эпохи конкретно определили место и роль всех сподвижников Емельяна Пугачева, в том числе и самого народного царя. До поры до времени все мы, бузовьязовцы, гордились, что Канзафар Усаев – наш земляк. По сути, никаких сомнений в этом не было, ибо по многим литературным источникам оно так и значилось: Бузовьязы – родина Канзафара Усаева. намного позднее, изучая архивные документы, я узнал, что пугачевский полковник был родом из деревни Чекмагушево бывшей Уфимской губернии, и родился он задолго до Крестьянской войны – в 1738 году. Когда ему исполнилось 19 лет, юноша почему-то переселяется в село Бузовьязы. Там становится муллой, а позднее – сотником. Этот факт говорит сам за себя. Значит Канзафар Усаев – молодой мулла – был грамотен. Он хорошо знал руский и татарский языки, ибо на них писал свои воззвания к народу. Как мулла должен был владеть и арабским языком.

Когда возгорелись первые костры пугачевского движения, село, занимающее чрезвычайно удобное место вдоль оживленной дороги, привлекало к себе и восставший люд, и царские карательные отряды. Тем более что в селе уже тогда работали кузницы, на удобных речках стояло несколько мельниц, на лугах паслись тучные стада скота.

По указу оренбургского губернатора И. Рейнсдорпа, многих мишар из Бузовьязов направили на Стерлитамакскую пристань.

Со всех концов обширного башкирского края туда, на бельские раздолья, стекались конники и пешие лучники. Здесь, в Стерлитамаке, из их числа формировались отряды для подавления народа, восставшего супротив престольной императрицы Екатерины II . Самые отчаянные и знающие все беды своего края командиры отрядов (такие, как Салават Юлаев, Кинзя Арсланов, Канзафар Усаев) ушли к Пугачеву – царю-спасителю. Шестеро мишарей вместе со старшиной Ягафаром Кучумовым и сотником Канзафаром Усаевым бежали, не доходя Стерлитамака, из царских войск. Бежали они с мыслью о присоединении к Пугачеву, повстанческая армия которого базировалась в станице Берды под Оренбургом.

Под покровом ночи этот отряд численностью в восемь человек, но на хороших скаковых лошадях, при саблях и при двух огнестрельных ружьях, выбрался в укромные места. По дороге со стороны Уфы в сторону Стерлитамака кто на рысаках, кто пешим строем текли колонны башкир, татар, мишарей – всех их сгоняли в одно место, чтобы вскорости влить в основные части карательных войск.

Канзафару было тогда 35 лет. По тем временам это весьма солидный возраст. Старшина Кучумов и Канзафар Усаев, спешась с лошадей, на коротком привале сговариваются отыскать среди идущих своих односельчан и друзей, готовых вместе с ними идти к Пугачеву. Они вдвоем – люди бывалые – хорошо понимали, что там, под Оренбургом, их примут тепло и ласково, коль придут они туда не с пустыми руками, а с хорошим "подарком" в виде роты-другой кавалеристов. Так оно и случилось: из-под Стерлитамака вблизи деревни Березовка ни выходили на большой тракт отрядом в сто сабель, а, проехав путь и остановившись у стен станицы Берды, их, перевербованных, насчитывалось уже более двухсот всадников.

Естественно, Пугачев встретил Канзафара Усаева восторженно. Передохнув после утомительного марш-броска, конники Канзафара принимают активное участие в столкновениях с царскими войсками у стен столицы края – Оренбурга.

Уже в самом начале Крестьянской войны 1773-75 годов донской казак Емельян Пугачев понял, что без местного населения – башкир, татар, мишарей, мордвы, чувашей – приток в народную армию будет не столь значительным, как следовало бы. Восстание яицких казаков быстро превратилось во всенародную войну не с Россией, а с царским престолом, с засильем чиновничьего деспотизма, за ликвидацию феодальных порядков в стране.

Самозваный царь осенью 1773 года направляет восемь мишарей во главе с Канзафаром Усаевым в Кунгурскую волость для формирования новых повстанческих отрядов из местных крестьян и заводских рабочих.

Надо особо отметить, с какой поразительной быстротой разгорался костер Крестьянской войны. 17 сентября 1773 г. беглый казак в яицкой столице провозгласил себя императором Петром III, обратясь с воззванием к небольшой группе казаков, и призвал их к восстанию, а уже 4 октября под его знаменами насчитывалось 2860 повстанцев с 20 пушками. С этими силами он начал осаду Оренбурга.

Вся территория Поволжья и Урала была охвачена великим пожаром недовольства. То тут, то там вооружался взбунтовавшийся народ, и поэтому без особых усилий удалось молодому пугачевскому полковнику удалось сколотить отряд из 500 человек. 1 января 1774 года отряд без труда и большого кровопролития захватил село Богородское. Здесь Усаев назначает купца Ивана Белобородова сотником уральских казаков, а после захвата нескольких железоделательных заводов дарует бывшему мелкому купцу от имени царя Петра 3 чин атамана.

Начинается триумфальное шествие по пути славных побед народного военачальника из села Бузовьязы. 6 января он предпринимает глубоко обдуманную атаку на Ачинскую крепость и хитростью берет ее.

Когда я был мальчишкой-школьником, помню, кто-то из старых людей нашего села рассказывал о боевых подвигах земляка Канзафара-батыра. Была ли это легенда, сохранившаяся в народе, поэтическая сказка ли – мне неведомо. Но отлично помню вдохновенную речь старика. Мы, мальчишки, раскрыв рты, с любопытством слушали рассказ о военной хитрости пугачевского полковника.

– Канзафар-батыр – наш бузовьязовский егет – был всем батырам батыр. Как махнет саблей левой руки, так сразу двоих уложит, как в правую руку возьмет шашку, так по обе стороны его рысака враги плашмя падают десятками.

Многие крепости он хитростью брал. Так и за укрепления Ачинского завода ворвался. В прежних боях с царскими карателями он у пленных солдат трофеи брал, амуницию. И в эту солдатскую форму обрядил он небольшой отряд в десять человек, и те в царском обмундировании на рысях подскочили к воротам крепости.

А кругом леса густые, укрытие хорошее. В них, в этих лесах поблизости о крепостной стены затаилось основное войско Канзафара…

Так рассказывал сельский любитель старины. А я, мальчонка, с замиранием дыхания слушал его, и передо мной рисовалась картина давнишней баталии стен уральского завода.

Вот воины Канзафара Усаева разбивают в пух и прах царских солдат, посланных на подавление восставшего народа. Большая часть из них переходит на сторону бузовьясовского полководца. Офицеров и не сдавшихся в плен убивают. В их армейскую форму переодевают самых решительных и сильных егетов из народного ополчения, и они на резвых рысаках устремляются к воротам крепости. Стражники встречают их, бегут за воеводами и комендантом. Пугачевцы обнажают сабли и тут же врываются в распахнутые ворота. Тем временем из лесного укрытия выскакивают конники. К воротам мигом подлетают разгоряченные кони. Обескураженных предводителей, спрятавшихся за стены, тут же берут в плен. Простой народ с вилами, топорами, рогатинами бегут навстречу усаевцам, с охотой и даже с радостью помогает им в разгроме защитников Ачинской крепости.

Комендант по фамилии Воинов был казнен. Вместо него Усаев назначает новым атаманом крещеного татарина Ивана Амермика.

Побыв всего два дня в захваченной крепости, 8 января отряд Канзафара, пополненный новыми силами, с ходу захватывает Супсункий завод, уничтожает все долговые бумаги крестьян и работных людей на огромную сумму. На следующий же день, 9 января, повстанцы Усаева подступают к стенам Кунгура, где соединятся с отрядом другого сподвижника – Батыркая Иткинна. кунгур был сильно укреплен, и потому даже объединенным отрядом повстанцев с ходу его взять не удалось. Каратели, стоявшие за городскими стенами под командованием царского полковника А. Попова, упорно сопротивлялись. Целых десять дней повстанцы предпринимали атаку за атакой, но тщетно. 18 января к Кунгуру подходит со своим отрядом Салават Юлаев.

Мельком Канзафар и Салават знали друг друга еще под Оренбургом, и позднее до них доходили вести о боевых делах того другого. Здесь они близко познакомились. Под их началом находилось уже более четырех тысяч человек с конями, по тем временам – неплохо вооруженных.

24 января лавина повстанцев вновь штурмует город, но он опять сумел выстоять. 26 января отряды Канзафара и Салавата предприняли новую, последнюю атаку на крепость. В бою был ранен Салават Юлаев, и его пришлось отправить на санях в сопровождении вооруженных всадников в родную деревню Текеево.

Оставив войско, Канзафар с небольшим отрядом уходит в родные края, чтобы пополнить войско, а затем вернуться под Кунгур. В начале апреля он, как гром с ясного неба, оказался в родном селе Бузовьязы. В народе переполох, многие немедля присоединились к отряду своего земляка. Канзафар в раздумье – войско его малочисленно. Тогда он в сопровождении всего двух повстанцев едет напрямую к старшинам Мохсину Абдусалямову и Ишмухамету Сулейманову. От имени генерала Фреймана он потребовал сформировать отряд в 500 человек. До мишарских старшин доходили слухи, что Канзафар Усаев – недавний мулла – переметнулся на сторону бунтовщика Емельяна Пугачева. Они не поверили Канзафару, а, воспользовавшись тем, что он без охраны, скрутили его и повезли в Стерлитамак, чтобы сдать властям.

Так гласят урывочные факты истории.

Еще в юности я задумывался над фамилией старшины Ишмухамета Сулейманова.

Не дальний ли он мой пра-пра-прадед? И я придумал для себя одну из версий. На полпути к Стерлитамаку, остановившись на ночлег в какой-то деревне, Ишмухамет помогает Канзафару бежать из-под стражи. Его побег из плена – это тоже исторический факт. Неизвестно только, кто помог ему бежать. А мне, разгоряченному фантазией юноше, очень хотелось, чтоб спасителем башкирского батыра был именно мой далекий предок, который присягал царю на верность, достойно служил Империи, за что имел от самого царя золотую медаль.

К сожалению, эти факты в архивах обнаружить не удалось, но высказывания о них в различных публикациях встречать мне приходилось неоднократно. Да, во времена великих смут, революций, гражданских войн народ всегда делился на два диаметрально противоположных лагеря. Возникали новые силы, которые поднимались на старорежимные уклады.

Герои были и с той, и с другой стороны, ибо все они грудью стояли за великую Россию. Сегодня мне, например, претит явная торопливость некоторых либеральных демократов, которые низвергают с пьедестала истории имена не только Ленина, Сталина, но и настоящих героев – таких, как Чапаев, Лазо. Олег Кошевой. Вместо них выдвигаются на первый план Колчак, Деникин, Врангель. А императора Николая II даже в святые возвели!

Как-то не вяжется это с логикой вещей. Руководство страны призывает к примирению, специально вводит в календарь вместо 7 ноября новый праздник, а противоборство все еще существует. Логичнее было бы не торопиться перечеркивать достойные имена и исторические деяния с обеих сторон, ибо это – жизнь наших родичей, ибо это и есть история…

Итак, Канзафару Усаеву удалось вырваться и бежать. Уже в апреле-мае он действует в других местах Ногайской и Сибирской дорог. К нему, как ручьи в полноводную реку, стекаются со всех краев Урала все новые и новые подкрепления. Его отряд буквально в считанные дни вырастает до 1000 человек.

Надо полагать, народ российский был доведен верховной властью и местными помещиками до высшей точки терпения. Великий поэт А. Пушкин в своем незавершенном романе «История Пугачева» на этот счет пишет: «Пугачев усиливался: как явился он под Яицким городком с горстью бунтовщиков, и уже он имел до трех тысяч пехоты и конницы и более двадцати пушек. Семь крепостей были им взяты или сдались ему. Войско его с часу на час умножалось неимоверно».

Указывает А. Пушкин даже на то, что «многочисленная московская чернь, пьянствуя и шатаясь по улицам, с явным нетерпением ожидала Пугачева».

По прошествии времени, исчисляемого многими летами, когда изучены богатейшие материалы творчества великого поэта, можно легко заметить, что умонастроение Пушкина как автора «Истории Пугачева» и «Капитанской дочки» было целиком на стороне донского казака Емельяна Пугачева. При каждом удобном случае он, не слишком углубляясь в детали, подчеркивал народный характер Крестьянской войны. Не напрасно в своих «Замечаниях о бунте» поэт специально отмечает: «Весь черный народ был за Пугачева. Духовенство ему доброжелательствовало, не только попы и монахи, но и архимандриты и архиереи. Одно дворянство было открытым образом на стороне правительства».

По всей книге встречаются фразы и целые эпизоды, которые говорят сами за себя: «Жители приняли его с восторгом»; «Бунтовщики дрались храбро»; «Пугачев все усиливается». Говоря о правительственных войсках, автор отмечает противоположные факты и детали: «Ни одно из сих распоряжений не было выполнено»; «Солдаты, приведенные в уныние и недоумение, сражались неохотно»; «Наумов… отступал без всякого успеха. Его солдаты робели, а казакам он не доверял»; «Конница Кара была утомлена и малочисленна»; «Войско было малочисленно и ненадежно. Начальники оставляли свои места и бежали, завидя башкирца с сайдаком или заводского мужика с дубиной». Примечательным контрастом звучат замечания Пушкина о том, что «первое возмутительное воззвание Пугачева к яицким казакам есть удивительный образец народного красноречия», а объявление Рейнсдорпа о Пугачеве «было писано темным и запутанным слогом».

Даже такую тонкость, как лаконичный язык воззваний и пугачевских прокламаций, не обошел стороной великий поэт. А ведь многие из них писались, как нам известно по архивам и легендам, такими предводителями крестьянского движения, как Кинзя Арсланов, Канзафар Усаев и сам Салават Юлаев, которого в народе знали как поэта-импровизатора.

Действуя на Ногайской и Сибирской дорогах, Канзафар привлек на свою сторону большие массы людей, и в апреле и мае 1774 года его отряд неимоверно пополнился. Грозная эта сила 1 июня, торопя коней, подоспела в Кигинские края и присоединилась к войску Салавата.

Полученные Салаватом раны еще не успели зажить окончательно, но военное положение звало его в бой. Сюда же подоспел и сам Пугачев.

Объединенные отряды ликовали. 3 июня они скрестили сабли и штыки с солдатами корпуса Михельсона. Схватка была горячей. То обученные военному делу солдаты Михельсона теснили пугачевцев, то разгневанный народ грозной лавиной обрушивался на карателей. И с той, и с другой стороны погибло много людей. Пугачев оставил на поле боя 400 человек убитыми. Его войско отходит для подкрепления за реку Ай, а сам Михельсон бежит в Уфу.

Здесь, на берегу горной реки Ай, Пугачев дарует Канзафару Усаеву высокий чин бригадира, то есть бригадного генерала.

Успехи крестьянской армии были настолько значительны, что стали серьезно грозить российскому трону. Екатерина II прекращает войну с Турцией и всю военную мощь бросает на подавление восстания. Башкирия уже к концу 1773 года была полностью в руках Пугачева. Из народных масс выдвигаются выдающиеся полководцы. Кроме русских, возглавляют пугачевскую армию бригадиры, полковники, атаманы, представлявшие другие народы края: башкиры Каскын Самаров, Каранай Муратов, Базаргул Юнаев, Абдей Абдулов, Батыркай Иткинин, конечно, известные повсюду сын с отцом Салават и Юлай, мишарин Канзафар Усаев, татарин Мясогут Гумеров и другие. Многие имена предводителей, к сожалению, давно забыты и канули в Лету.

Пугачев с основной армией уходит брать Казань, чтобы оттуда начать наступление на Москву. В Уфимской провинции он оставляет за главных Салавата Юлаева и Канзафара Усаева. 26 июня Канзафар возвращается на Ногайскую дорогу и обращается к народу с воззванием о создании новых отрядов. Чуть ли не все старшины в районе реки Уршак, в предместьях Бузовьязов поддерживают своего земляка, и с этого времени Канзафар становится главным человеком всей Ногайской дороги. Численность его основного войска, не считая небольших дружин и отрядов, переваливает за две тысячи человек.

Канзафар направляет своих гонцов к Салавату Юлаеву, Каранаю Муратову, а сам отправляется в сторону Белебея на переговоры со старшиной Кидрасом Муллакаевым. Забыв о предосторожности, он почти без охраны, в сопровождении всего двух бузовьязовских крестьян, трогается в путь. Но подле деревни Ермолкино, под Бижбуляком, на троих всадников набрасываются извещенные заранее каратели. Вечером 3 августа Канзафара арестовали и уже на следующий день этапировали сначала в Бугульму, затем – в Казань.

Бригадный командир Канзафар Усаев был схвачен, но многочисленное войско, сколоченное им. продолжало борьбу. На этом прерывается его героический путь. Начинается жизнь, полная лишений и страданий, жизнь каторжника.

В начале осени того же года был схвачен и сам предводитель народной войны, донской казак из Замовейской станицы Емельян Иванович Пугачев.