Удар, грохот, тишина. Слава ушёл…
* * *
В какой-то момент меня укачало. Наверное, я заснула. Но просыпаюсь от ощущения того, что меня придавливает, будто комьями земли.
Давит и душит. Влажный, тяжёлый запах. Хриплю, пытаясь выбраться, и не понимаю, почему это не получается сделать.
– Тише-тише. Это просто куртка. Я сейчас уберу.
Низкий голос, хрипловатый. У Славы голос немного другой, более мягкий. А это не он.
«Не он», – опять напоминаю себе, садясь на заднем сиденье автомобиля. Провожу рукой по плечам, словно отряхиваюсь.
– Это просто куртка. Ты уснула, я укрыл тебя своей курткой.
И правда, это всего лишь кожаная чёрная куртка, сильно пахнущая им и его парфюмом, осевшим теперь и на мне.
– Где мы?
– За городом, – честно отвечает Владимир. – Гнал по кругу, не мог остановиться. Но здесь тихо…
Вылезаю из салона автомобиля.
Уже поздняя ночь. Город виднеется вдалеке змейкой из ярких огней.
По коже ползут мурашки от холода и сразу начинают стучать зубы. Владимир опять тянется ко мне со своей курткой в руках.
– Не надо. Я так хочу постоять.
– Замёрзнешь.
– Пускай.
У меня уже зуб на зуб не попадает: ветер выдувает последние остатки тепла из тела и жадно облизывает мокрые ресницы.
Владимир опять оказывается рядом, всё-таки набрасывая куртку на плечи.
– Уйди. Дай побыть одной.
Раздражённо веду плечом, сбрасывая куртку.
– Надень, бля, – злится мужчина, набрасывая куртку снова.
Он сжимает руками плечи, не давая скинуть верхнюю одежду и на этот раз.
– Уйди! Уйди! – кричу, захлёбываясь криком.
Владимир встряхивает меня за плечи и разворачивает, насильно стискивая в объятиях.
– Уйди!
Я бью Владимира кулаками по груди и пытаюсь достать до его кожи ногтями даже через ткань джемпера. Хватка рук становится только сильнее. Бессильно бьюсь и дёргаюсь на месте, но не могу сделать и шага прочь от него – не позволяет.
Остаётся только кричать до хрипоты, размазывая слёзы по щекам. Кожа щёк начинает гореть. Особенно там, где наложены швы или есть крошечные порезы.
Владимир молча переносит мою истерику, позволяя проораться и повыть, как раненому животному. Обречённо утыкаюсь лбом в мужскую грудь, твёрдую, словно камень, сипло произнося:
– Лучше бы ты умер вместо него. Лучше бы ты…
Владимир ничего не отвечает, только пульс учащается, и сердце грохочет, как молот на наковальне. Он отстраняет меня от себя и сажает во внедорожник.
Но не садится сам, а прохаживается вдоль машины, закуривая те же самые сигареты, что и Слава.
– Не кури, – прошу я.
Владимир поступает с точностью до наоборот: ядовито смеётся, выпуская струю дыма мне в лицо, и только после этого затаптывает сигарету носком ботинка в землю. Заводит мотор и несколько мгновений молча сидит за рулём.
– Куда тебя отвезти? Обратно? К вам… – матерится, поправляя себя. – К тебе домой?
– Нет. Не надо. Мне всё равно, куда ехать. Лишь бы подальше оттуда. Не могу. Он там лежит. И я жду. Знаю, что не придёт. Но как будто в голове щёлкает: а вдруг? Не хочу.
Владимир кивает и заводит автомобиль, включает автомагнитолу на полную громкость.
Мощные басы бешено долбятся в барабанные перепонки. Очень тяжёлая музыка. Даже не знаю, что это. Какой-то тёмный хаос.
Позволяю заполнить ему себя полностью, прячась за его спасительным рёвом.
Это была самая длинная ночь в моей жизни.
Владимир привёз меня к себе, разул и отнёс на кровать, положив поверх покрывала, как хрупкий сувенир.
Я подтянула колени к груди, пытаясь понять, есть ли ещё что-то внутри меня, живое и настоящее? Кажется, не было ничего.
Я не спала, разглядывая темноту, клубящуюся по углам комнаты.
Владимир тоже не спал. Он сидел на полу у кровати, как сторожевой пёс, изредка поворачивая голову в мою сторону. Проверяя, сплю или нет.
Не спала. Как и он…
Глава 2
Янина
Похороны и «девять дней» стали для меня ещё одним испытанием. Но худшее было впереди.
Я спала в доме, казавшемся теперь чересчур огромным для меня. Мне было душно, я почувствовала слабость, но пыталась уснуть.
Мне это удалось с большим трудом. Я проснулась от того, что начало тянуть низ живота. Не очень сильно, но боли были как будто схваткообразные.