Прочь от тебя

– Привет, котёнок мой. Давно не виделись.

Обманчиво-мягкий, вкрадчивый голос. Я знаю, насколько приятным он может быть, лаская слух, скользя по коже, словно мягкий бархат. Но еще лучше я знаю, что за этой мягкостью скрывается сталь. Ледяное касание к оголённым нервам, заставляющее застыть на месте без движения. Замереть, зажмуриться и верить, как в детстве, что с закрытием век все кошмары исчезают. Всего пять слов вспарывают мою реальность острым клинком.

Мои пальцы сильнее стискивают игрушку, прижимая её к груди. Дышать. Нужно не забывать дышать. Это элементарное повторяющееся движение, работа лёгких – только и всего. Вдох-выдох. Вдох… И выдохнуть не получается, потому что я чувствую его присутствие всем телом, каждой клеточкой кожи, покрывшейся мурашками.

Тесное пространство подъезда стремительно уменьшается от его присутствия. В подъезде темно, но с его приближением, кажется, становится ещё темнее. Кирилл кладёт руку на плечо и разворачивает меня к себе лицом.

– Не хочешь поздороваться, а? Котёнок…

Большие сильные пальцы оглаживают плечо через блузку. От его ладони исходит жар и проникает через тонкую ткань. Но внутри меня в противовес его горячим рукам всё стынет, покрываясь изморозью страха.

– Привет, – наконец, выдавливаю я.

– Привет – и всё? А как же ласковое прозвище? Нет? Ну может хоть обнимешь и поцелуешь?

Кирилл тянет меня на себя, вжимает в своё тело, обхватывая подбородок одной рукой. Наклоняется и обдаёт тёплым дыханием, немного пахнущим сигаретным дымом, алкоголем и апельсиновой жвачкой. Крупные губы нагло накрывают мои, впиваясь. Я отворачиваю голову и мокрый поцелуй скользит по щеке.

– Что тебе от меня надо?

– А чего так неприветливо? Неужели не соскучилась?

– Мне некогда скучать было.

– Конечно, некогда. Разве бляди могут скучать? У них наверное и между ног не просыхает от весёлой жизни?

– Понятия не имею. Тебе об этом известно больше моего.

Он ослабляет хватку, и я осторожно высвобождаюсь. Боюсь поворачиваться к нему спиной и пячусь назад. Один крошечный шажок. Ещё один. Стоп. Кирилл вновь протягивает руку и хватает меня, дёргает на себя, удерживая несколько мгновений, и тащит в угол подъезда. Я упираюсь ногами в цементный пол, но с таким же успехом могла бы и ничего не делать вовсе. Кирилл много крупнее и сильнее меня. Что ему мои комариные тычки и жалкие попытки остановиться?

– Отпусти.

– Не могу, котёнок. Я, видишь ли, по тебе соскучился.

Он зажимает меня в углу между стеной и своим телом. Мои глаза уже привыкли к темноте, но выражения его лица разобрать не удаётся. Оно кажется мне маской чокве из чёрного дерева. Такое же жуткое и злобное.

– Просто в один прекрасный день я вдруг понял, что моей любимой суки нет во всём городе. Испарилась. Исчезла, как сквозь землю провалилась. Нехорошо сбегать едва ли не на другой конец страны, не предупредив об этом своего мужа.

– Бывшего мужа. Кирилл, мы в разводе. Я вольна поступать как захочу.

– Бывший – это твой ёбарь, нынче – инвалид хромой. А я – к этой категории не относился, не отношусь и никогда не буду. Ни-ког-да, слышишь меня, моя мелкая блядюшка?

Страх скручивает нутро в один тугой узел. Я судорожно пытаюсь сообразить, как можно вырваться из этого плена. На лестничной площадке первого этажа слышится звук открываемого замка.

– Помогите!

Кирилл толкает меня к стене и зажимает рот ладонью. Я вонзаю зубы в мягкую плоть, он злобно шипит и матерится. Запускает пятерню в волосы и прикладывает головой об стенку. Несильно наверное, по его меркам. А у меня зубы клацнули и из глаз искры полетели. Из губ вырывается стон боли и обреченный всхлип, который Кирилл заталкивает вглубь моего рта ладонью. Щёлк-щёлк-щёлк. Замок закрылся. И соседи, живущие на первом этаже, затаились в своих квартирах, как трусливые крысы. Стоят за своими дверьми, отгородившись от всего, прислушиваются, но не сделают ни шагу навстречу, ни телефонного звонка. Делайте, что хотите – избивайте, насилуйте, но за пределами нашего маленького мирка. От собственного бессилия начинают течь горячие слезы. Кирилл шарит рукой по моей талии, прижимаясь всем телом.

– А это что за хрень? – он вырывает из моих рук игрушку и кидает её на пол, наступая ногой. Раздается хруст – пластмасса ломается в два счёта.

– Ты сыну вот эту хуйню дешевую покупаешь, что ли? Есть предложение получше.

Кирилл дёргает ткань блузки на себя. Материя жалобно трещит. Маленькие пуговицы не выдерживают натиска и сыпятся на пол словно горошины из стручка. Я отпихиваю его руки, отбиваюсь от жадных пальцев, больно мнущих грудь через бюстгальтер.

– Давай, как в старые добрые времена, котёнок?

Кирилл втискивает колено между моих ног и тянет юбку вверх. Горло сдавленно хрипит, исторгая едва слышный крик:

– На помо…

Больше ничего не успеваю сказать – Кирилл бьёт в живот одной рукой, а второй всё еще пытается задрать повыше юбку, больно толкается коленом, не давая свести ноги вместе. Ужас накрывает меня с головой. Нет. Нет. Нет. Бьётся в голове одна испуганная мысль. Помогите, хоть кто-нибудь!.. Можно орать до хрипоты или одури – ответом будет лишь тишина и осторожные шаги по ту сторону закрытых дверей.

Глава 5. Денис

– Вот, за два месяца.

Я не пересчитываю купюры, просто сворачиваю их пополам, засовывая в задний карман джинсов. Татьяне я верю – платит вовремя, живёт тихо и спокойно со своим мужем. Идеальные жильцы. Я торопливо прощаюсь и сбегаю по ступенькам вниз. Ещё не дошёл до первого, но уже слышу женские всхлипы и рыдания и озлобленный низкий мужской голос. Я замираю на мгновение. Меня это вообще не касается. Пройти мимо – проще всего. Так поступают сотни, тысячи. Проходят мимо с равнодушным видом, наглухо заткнув уши и крепко сомкнув веки. Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю. И пусть кто-то истошно вопит от страха и боли – своё спокойствие дороже. Но я никогда не умел поступать так. Что-то всегда заставляло меня замедлить шаг, остановиться, кинуться на подмогу. Грёбаный рыцарь двадцать первого века. Без лат и забрала. Лезешь на рожон – и поплатишься за это, часто говорили мне. И поплатился же однажды…

Но даже это не останавливает меня. Я торопливо сбегаю вниз по ступенькам. В подъезде темно – выбиты все лампочки. Опять. И если на лестничных пролётах еще проникает свет из окон, то на первом этаже – непроглядная темень. И в первом закутке, тесном и утопающим в темноте, слышится возня и ругань, и судорожные рыдания.

– На помо…

Крик обрывается звуком удара и сдавленным стоном. Я едва различаю силуэты двоих в кромешной тьме. Оттаскиваю за шиворот мужчину и толкаю его спиной к стене.

– Блядь! Ты какого хрена лезешь? – его голос вибрирует от злости. Мужчина уже подобрался, напряженная поза говорит о готовности кинуться в драку, – отвали по-хорошему! Я тут с женой своей разговариваю!

– Я тебе не жена, – доносится из угла женский голос, – уходи, Кирилл! Не о чем нам с тобой разговаривать…

– Вот видишь, девушка не желает с тобой разговаривать.

– Тебе какое дело? Иди, куда шёл, целее будешь.

Глаза уже чуть привыкли к темноте. Мужчина немногим выше меня и может быть даже посещает тренажерный зал с невъебенным выражением на лице, считая себя физически развитым и сильным. Конечно, по сравнению с вон той тонкой фигуркой, зажатой в углу, он кажется невероятно внушительным.

– А слабо кулаки почесать не о бабу?

– Что?

Я не отвечаю сам, за меня это делают мои кулаки. Тело само принимает нужную стойку. Удар справа, левый хук, удар справа. Он явно не ожидает столь стремительной атаки. Запоздало поднимает руки, прикрывая корпус и часть головы. Его поза выдаёт любителя, не более того. Иначе бы закрылся как следует и попытался отразить такую элементарную комбинацию. Кирилл, так назвала его девушка, передвигается боком к двери, закрываясь от ударов. Упирается в дверь спиной и торопливо толкается в неё. На улице намного светлее, но я не успеваю разглядеть мудака как следует – он разворачивается и торопится к припаркованному возле подъезда автомобилю. Единым махом взбирается на сиденье и заводит мотор, глядя на меня через стекло. Что-то говорит себе под нос, но слов не разобрать. Только губы кривятся и лицо перекошено от злости.

Адреналин всё ещё бушует в крови, кулаки чешутся, требуя немедленного выброса скопившейся энергии. Чёрт, оказывается, тело скучало по таким простым и понятным движениям. Ничего не похоронено окончательно. Могильный земляной холм оказался лишь кучей наваленной пожухлой листвы, которую размело во все стороны от малейшей встряски.

Я возвращаюсь в подъезд, к всхлипывающей девушке. Она сидит на корточках и что-то подбирает с пола.

– Эй, ты как?

Я не придумываю ничего лучше, кроме как остановиться в двух шагах и присесть рядом. Девушка не оборачивается на звук голоса, только перебирает какие-то обломки, складывает их в ладонях. А они не удерживают этих обломков и рассыпают их обратно.

– Всё в порядке?