Срок твоей нелюбви

– Я буду пахнуть мужским гелем для душа?

– После того, как я закончу, ты будешь пахнуть только мной и больше никем. Я смою с тебя все наглые или осторожно, исподтишка брошенные взгляды, аромат твоих духов с примесью запаха улиц и следы мегаполиса…

Низкий тихий голос Алексей, едва не перешедший на шёпот, завораживал, как и движения его рук, не оставляющих без внимания ни один клочок кожи. Просто скольжение пальцев, никакого сексуального подтекста, но это были его пальцы его рук, горячие и сильные, в мелких пузырьках пены, сейчас находящиеся в опасной близости от места, разгорающегося медленным, но сильным пламенем. Всего пара движений пальцев, аккуратное касание складочек. Пальцы скользят за спину, намыливая кожу ягодиц, раздвигая их, обводя ажурную звёздочку, дразня её несильным нажатием. Встрепенулась всем телом от мимолётной ласки, а мужчина уже спускался ниже, намыливая бёдра, обводя колени. Обхватил тонкую щиколотку, поставив ступню девушки на бортик ванной, намыливая между пальцев ног, но глядя потемневшим взглядом выше, между бёдер. Оказывается, одним взглядом можно заставить желать большего, наливаться соком ожидания, вздыматься высокую грудь от учащённого дыхания, едва не умоляя о прикосновении, надеясь на ласку, но нет… Включив душ, обмыл тело девушки тёплой водой и распахнул объятия, заключая в длинное пушистое полотенце. Взял за руку и провёл в спальню, прижал к себе на мгновение и начал медленно промокать кожу, растирая её, превращая и без того разгорячённое тело в горящий факел, грозивший сгореть дотла от одного прикосновения, немного более решительного чем те, которыми награждал немногим ранее.

– Подожди меня здесь, в спальне. Я скоро приду.

Таисия вздохнула и начала аккуратно сушить волосы, сидя обнажённой на краешке кровати. Алексей медлил. Нарочно оттягивал момент соединения, заставляя покусывать губы и изнывать от обострившегося желания. Ещё немного и она сойдёт с ума, зная, что совсем близко, буквально в паре десятке шагов находится тот, к кому хочется приникнуть всем телом и даже больше, полностью растворившись в нём. Откинулась на кровати, разглядывая софиты на потолке от нечего делать, дав себе слово, что если он не явится на пороге комнаты через пару минут… Словно услышав мысленно обращённый к нему зов, вошёл Алексей, с полотенцем, обёрнутым вокруг бёдер. Таисия спрятала в уголках губ улыбку, произнеся:

– Тебе нравится смотреть, да, Алексей? – медленно согнула ноги в коленях и немного развела их в стороны, – как тебе такое представление?

Голос предательски дрогнул, когда пальцы скользнули вниз, накрывая набухший клитор. Из груди вырвался то ли стон, то ли всхлип от нахлынувших эмоций, тесно переплетённых в единый клубок, собравшийся в тугой, пульсирующий комочек удовольствия. Мужчина отреагировал мгновенно, быстром шагом пересекая комнату, взобрался на кровать и перехватил руку девушку, бесстыдно ласкавшую себя.

– Эти пальчики будут шалить только тогда, когда я это разрешу. Понятно, сладкая?

Ответить не удалось: в её рот вторгся его язык, отбивающий внутри собственный ритм, подчиняя её, подстраивая под себя. Полотенце, бывшее на мужчине оказалось отброшенным в сторону. На бёдрах сомкнулись пальцы, прося развести их ещё шире для него, чтобы заполнить её собой. Мягкое, осторожное касание членом увлажнённого лона, медленное скольжение внутрь. Слишком медленное, рвущее на части своей медлительностью, когда хотелось глубже, резче и быстрее. Таисия запустила пальцы в волосы мужчине, притягивая его ещё ближе, сплетая свой язык с его, постепенно захватывая во власть своих желаний. А его сердце колотится так бешено, что пульсация этого ритма отдаётся на кончике его языка, всласть играющего с её. Мало, этого было слишком мало. Внезапно она поняла, о чём он говорил там, в машине. Сейчас их тела переплетены языками, руками, он чарующим медленным темпом наполняет её до упора раз за разом, но ей этого мало. Катастрофически не хватает. Неутолимая жажда, разрастающаяся всё больше и больше от его близости. Хочется ещё острее… Подняла ноги и обхватила его ими за талию, принуждая погрузиться в неё ещё больше.

– Ведьма, – простонал Алексей, вбиваясь в неё глубже, так, как этого ей хотелось, без остановки и лишних слов. Только безумное движение навстречу другу, соприкосновение разных реальностей, резкие громкие стоны и неизбежный взрыв, погребающий под лавой оргазма.

Глава 5. Декабрь

Иногда родители ругались. Время от времени, как и в любой семье, между ними случались размолвки. Но на этот раз Тасин сон прервал разговор на повышенных тонах. Голоса доносились снизу, то умолкая, то вновь едва не переходя на крик. Тася встала с кровати и потихоньку, крадучись, вышла из своей комнаты, оставив дверь своей комнаты приоткрытой. Прошла по коридору, немного поёживаясь от холода пола, мгновенно хватающего за пятки, и остановилась у лестницы, ведущей вниз, в просторную гостевую комнату и залы, не решаясь идти дальше. Впрочем и отсюда всё было достаточно хорошо слышно, хоть иногда злые голоса родителей понижались до злобного шёпота.

– Шлюха! – раздался резкий голос отца, вслед за которым донёсся звонкий звук хлопка.

– Не смей меня трогать… – в разговор вступила мать.

– Ты получила только то, что заслужила, Аня. Ни больше, ни меньше! Сколько хуёв ты насосала, а? За всё время моего отсутствия?

– Столько, сколько нужно, чтобы почувствовать себя женщиной, а не побочным придатком твоих проектов. А ты сам, Стас! Хочешь сказать, что ты не шляешься по блядям, пока находишься в своих бесконечных разъездах?..

Мама не защищалась, нет. Она нападала в ответ, сыпля бранными словами, злобно шипя. Отец что-то сказал ей в ответ, но Тасе не удалось разобрать, что именно. Его голос то звучал очень близко, то резко удалялся. Наверняка, ходил по залу, меряя его размашистым шагом. Так он всегда поступал, когда злился, не в силах усидеть на месте. А вот мама, скорее всего, сидела на кресле, закинув ногу на ногу, теребя локоны волос. Тася явно представила себе эту картину так, будто видела всё в живую.

– …много работаю, – удалось разобрать Тасе.

– Ты не работаешь, ты мотаешься по этим захолустным странам, бывшим союзным республикам, – издевательски протянула мама, – почему ты не можешь строить бизнес здесь, в столице, как поступают все нормальны бизнесмены?

– Захолустные? А ты вспомни, где я тебя подобрал, совсем девчонкой. Вспомнила? А теперь посмотри на себя – холёная сука, с собственной сетью салонов красоты. Откуда всё это взялось по-твоему? Я взял тебя без ни хрена, такой, какой есть, и сделал своей женой, дав тебе то, о чём ты и мечтать не могла в своём мухосранске.

– В Брянске, – поправила его мать.

– Да хоть под забором… Кем бы ты была сейчас, а? Престарелой танцовщицей на сцене третьесортного театра? Сосала бы у директора постановки, чтобы он дал тебе шанс пробиться дальше или чтобы не затухнуть вовсе? – голос отца гремел.

– Говори тише, ты разбудишь ребёнка!

– О, так ты вспомнила о своём ребёнке?

– И о твоём тоже!

– А вот в этом я уже не уверен, Аня. Кто знает, скольким мужикам ты давала…

Тяжёлые шаги отца убыстрились, он шёл по направлению к выходу из зала. Таисия испуганной мышкой шмыгнула обратно в свою спальню, боясь быть застуканной на подслушивании. Внизу отец долго гремел, выдвигая ящики, хлопая дверцами шкафов, рядом суетилась мать, пытаясь в чём-то его убедить, но ответом ей было только бесконечное «стук-хлоп» и звук его шагов. Громко хлопнула дверь, а затем наступила тишина.

Тасе не спалось, сердце быстро и гулко колотилось так, что её сотрясала мелкая дрожь, как от озноба. Наверняка, мама зайдёт, зная, что они шумели слишком громко, извинится, как обычно, и, на секунду прижавшись губами к щеке, пожелает спокойной ночи. Но нет, она ходила там, внизу, чем-то шурша, не торопясь подняться наверх. Тася не выдержала и спустилась вниз, в открытую, замерев на последней ступеньке. Мама собирала какие-то мелкие вещицы, принадлежавшие отцу, в огромный мусорный мешок.

– Маааа, – прозвучало как-то жалобно и совсем пискляво, будто пятилетка пришла поплакаться, а не почти одиннадцатилетняя девочка. Почти одиннадцать, без нескольких месяцев. Мама мгновенно подняла на неё взгляд и не сразу смогла совладать с эмоциями, читавшимися на её лице.

– А это ты, солнышко, – улыбнулась, растягивая пухлые губы в жалком подобии улыбки, как у пластмассовых кукол. Смотрелось это немного жутко на лице, искажённом негодованием, – иди спать.

– А ты?

– Мне надо собрать мусор, детка. Давай иди в свою спальню, ты уже не маленькая, чтобы укладывать тебя спать.

Мама забросила в мусорный мешок одно из благодарственных писем отца, до этого висевших на стене, каждое в своей индивидуальной рамочке.

– Это не мусор, это же папино.

– А я сказала, что это мусор! – выкрикнула мать, яростно швыряя рамочку на пол. Стекло громко звякнуло и разбилось, – не стой босыми ногами на холодном полу, иди спать.

Мама устала перекинула прядь волос за плечо и прошла к бару, щедрой рукой наливая себе золотисто-коричневого спиртного, повернувшись к ней спиной. Разговор окончен – поняла Тася и уныло побрела обратно. Кажется, тогда ей так и не удалось уснуть. Постоянно прокручивала разговор родителей в голове. Может и обойдётся? Не раз отец упрекал маму в том, что она по его мнению, чересчур много общается с мужчинами, предпочитая их общество женскому. Но ни разу не доходило до открытых обвинений в том, что она «даёт» другим мужчинам. Значение этого слова было для неё вполне ясно, не маленькая… Но хотелось верить, что очередная ссора закончится, как это всегда бывало. Скоро же Новый Год. Разве не должно под Новый Год случаться что-то хорошее? Нет, не то чудо, якобы приносимое Дедом Морозом, но нечто совсем иное. Разве не должно быть всем хорошо тогда, когда в воздухе дома стоит хвойный аромат огромной, под самый потолок, ёлки, наряженной в золотое и красное, когда от каждого движения колышется серебристый дождь, подвешенный к потолку?

Оказывается, не должно случаться нечто особенное в моменты, когда его ждёшь. Не приходит то самое волшебное нечто по расписанию или желанию. Наоборот, удаляется куда-то в неизвестность, поддразнивая ложными надеждами. Прочь, дальше отсюда. Как и отец, с того самого момента так и не появившийся в их доме. Новый Год они встретили без него. Было так непривычно тихо и чопорно за щедро накрытым столом, полным самых разнообразных блюд. Но в горло не лез ни кусочек! Даже любимый ананасовый сок еле как вливался маленькими глоточками. Отчего-то она всё ещё надеялась, что он придёт, возможно, переодетый в дурацкий костюм Деда Мороза с фальшивой бородой, как делал всегда, если ему случалось возвращаться домой из поездок буквально в последний день перед праздником. Но нет… Часы пробили полночь, ей в руки сунули розовенькую, в белый горошек коробку.

– Это от папы, детка, он не сможет быть с нами на Новый Год.

Внутри лежал новенький смартфон, который она не раз просила купить родителей. Но сейчас он казался таким игрушечным, будто ненастоящим. А ещё этот чехол такого же отвратительного нежно поросячьего цвета… Она возненавидела его всем сердцем, эту крошечную подмену настоящего Нового Года, помещающуюся в узкой ладошке, и разбила через пару дней. Нарочно. Швырнула об асфальт, ожидая, что он сразу же разлетится на части. Но этого не произошло. Он ударился низом и отлетел, не повредив экрана. Подняла и кинула ещё раз, а потом ещё. Кидала до тех пор, пока экран не покрылся целой паутиной трещин. Небрежно сунула в карман куртки и, едва зайдя домой, не раздеваясь, прошла в зимней куртке прямиком в спальню, отныне принадлежавшую только её маме.

– Ма, он упал и разбился, – положила на столик слоновой кости испачканный, разбитый смартфон, ожидая, что мама в ответ начнёт ругать её и причитать на тему, что она не ценит подарки отца. Ничего. Мама отложила в сторону кисточку подводки, любуясь результатом нанесённого макияжа в зеркале, и произнесла:

– Ничего страшного, детка. Папа купит новый.

И папа купил. Оплатил покупку точно такого же телефона из щедрого кармана, но не явился, чтобы вручить его дочери. Она не видела его несколько месяцев, до наступления самой весны. Мама иногда разговаривала с ним по телефону. Она знала это по тому особенному холодному голосу матери, полному шипящих согласных, когда та называла его Станислав, неизменно отвечая на вопросы дочери, что у папы всё хорошо, но много работы, что он вернётся сразу, как только немного освободится. Ей было обидно от того, что за всё это время он ни разу сам не позвонил ей. Папа передаёт тебе привет, с улыбкой говорила мать, будто за её широкой улыбкой можно было спрятать нелицеприятную правду. Не передаёт, с особенной ясностью думалось Тасе, врёшь ты всё. А следом захлёстывала горькая обида, впивавшаяся в горло острыми колючками. Неужели это всё из-за тех слов "А вот в этом я уже не уверен, Аня. Кто знает, скольким мужикам ты давала…"? Он сомневается, что она его родная дочь? Иногда она подходила к зеркалу и напряженно вглядывалась в своё отражение, не мигая, так долго, пока не начинало жечь глаза, вертелась так и сяк, пытаясь определить, насколько они с отцом похожи. Светлые волосы? Нет, не отцовские, у него они тёмные, почти чёрные. Узкое овальное лицо? Тоже нет. Губы? Губы, скорее достались от матери. Оставались только глаза, серо-голубые, меняющие свой цвет в зависимости от настроения или освещения, как у её отца. Но было ли этого достаточно, чтобы с точностью сказать, что она именно его родная дочь, а не кого-то другого, которых, по словам отца, было немало? Нет, точно она сказать не могла. Наверняка, это можно было выяснить, в фильмах по телевизору показывали, что достаточно одной волосинки или капли крови, чтобы узнать о человеке всё. Разве ей было жалко одной несчастной волосинки? Да возьмите хоть десять, хоть целый пучок!.. Вот только не нужно это никому, родители живут, как прежде, всё так же уверенно ступая вперёд, предпочитают те же блюда и посещают любимые заведения, но порознь.

Отец объявился весной, в начале апреля. Тася, услышав его голос, обрадовано вскочила из-за стола в столовой, но тут же села: ноги не хотели нести её вперёд, словно приросли к полу, и всё тут.

– Привет, Таська! Как дела? – отец потрепал по голове тяжёлой ладонью и обратился к матери, как раз вошедшей в комнату, – я вижу, ты готова? Тогда не будем тянуть с этим…

Мать выглядела превосходно. Тёмно-бордовое платье обтягивало по-девически стройную фигуру, светлые волосы были уложены в замысловатую причёску, а лицо искусно подкрашено.

– Не скучай, мы скоро вернёмся. Папа хочет с тобой поговорить, – мать улыбнулась и родители уехали вдвоём, вернувшись не так скоро, как обещали, но вместе. Их появление наконец должно было освободить Тасю от томившей её неопределённости, зависшей над головой сумрачным облаком. О чём он хочет с ней поговорить? Впервые за эти несколько месяцев… Мать ушла к себе, оставив её наедине с отцом в зале. Он даже не снял верхнюю одежду и выглядел как человек, желающий как можно скорее убраться с неприятной ему территории.

– Ты уже взрослая, Тася. Я не стану юлить и скажу всё, как есть. Ты же знаешь, что у нас с твоей мамой иногда случаются ссоры, верно? В последний раз мы поругались очень сильно, и дороги назад нет. Мы разводимся. Жить ты будешь с мамой, здесь же, в этом доме. Для тебя мало что изменится на самом деле.

До этого момента Тася даже втайне гордилась тем, что отец не сюсюкается с ней, пытаясь общаться на равных, без заискиваний и упрощений донельзя. Но сейчас ей больше всего на свете хотелось стать маленькой и, капризно топнув ножкой, кричать "Нет, не хочу! Пусть все останется так, как было!"

– А где будешь жить ты? – вырвался из груди вопрос.

– В другом месте, Тася. Мы будем видеться с тобой в выходные, вместе гулять и ходить в развлекательные центры. Всё будет по-старому, не переживай.