– Любопытно, сознаете ли вы, что скрежещете зубами, и довольно громко? – поинтересовался Кальвин. – Я знавал человека, страдавшего от такой же привычки. Так он, знаете ли, в конце концов стер свои зубы до корней. Безусловно, это симптом невроза. Фрейд в одной из работ пишет…
– Слушайте, Блик, – не выдержал Хантер, – ваш босс уже владеет тремя газетами, кучей периодических изданий и всеми теми безобразиями, которыми полон издательский рынок. Зачем ему понадобилась еще и эта несчастная «Артемида»? Почему бы не оставить нас в покое?
– Ему просто хочется владеть этим изданием, – объяснил Кальвин. – Хочется, и все.
– Ах, если ему хочется, то пусть придет сюда, – дрожащим голосом произнес Хантер. – Сам придет, а не посылает слугу.
– А! – вперившись в Хантера взглядом, воскликнул Кальвин Блик. – Ага!
Он что-то начинал понимать.
В этот миг дверь распахнулась и в комнату, как маленький ураган, влетела Анетта. В один присест она одолела расстояние от двери до стола, вспорхнула на него, прикрыв кипы бумаг своими разноцветными юбками, и уселась, подобрав под себя ноги, словно беженец на скале.
– А я бросила Рингхолл! К чертовой бабушке! – сообщила она Хантеру.
– Анетта! Ну сколько раз я тебя просил не входить в контору без стука! – укорил ее Кип. – У меня сейчас важный разговор, так что, пожалуйста, уходи!
Анетта только сейчас заметила постороннего. И тут же слезла со стола. Но было уже поздно. Приосанившись, Кальвин обратился к Анетте:
– Постойте, ведь нас еще друг другу не представили. – Он с огромным интересом рассматривал ее.
А Хантер, кажется, был взбешен.
– Анетта Кокейн, – сквозь зубы процедил он. – А это Кальвин Блик.
Анетта сделала грациозный книксен и протянула Кальвину руку. Его имя ей ни о чем не говорило. Но все же широкая, радостная улыбка расцвела на ее лице, обнаруживая все больше и больше маленьких беленьких зубчиков.
– Enchantеe[5 - Очень приятно (фр.).], – сказала Анетта.
– Несомненно, – отвечая на какую-то свою мысль, произнес Кальвин. – Ошибки быть не может. Вы похожи на свою мать как две капли воды.
– А вы с ней знакомы? – нисколько не удивившись, поинтересовалась Анетта. В Европе знакомых матери можно было встретить везде.
– Имел честь встречаться, – сказал Кальвин. Небрежность с него как рукой сняло. Аккуратнейшим образом сдвинув каблуки, он предупредительно склонился перед Анеттой, и, по всей видимости, ловил каждое ее слово.
– Уходите! – закричал Хантер.
– Можно ли мне узнать, ваша матушка сейчас в Лондоне? – не обращая внимания на крик, поинтересовался Кальвин.
– Нет. Они с Эндрю все еще гостят в Турции, – ответила Анетта, с младенчества привыкшая называть родителей по именам.
– А вы долго пробудете в Лондоне, Анетта? – спросил Кальвин. – Позволено ли мне к вам так обращаться?
– Блик, когда вы наконец уберетесь! – снова вскипел Хантер.
– Не злись, Хантер, – произнесла Анетта. – Что с тобой? Предполагалось, что я пробуду в Лондоне весь этот год. Я учусь в колледже. То есть училась до трех часов дня.
– А где вы живете? – продолжал спрашивать Кальвин.
Хантер с тихим мычанием начал сгребать в кучу бумаги.
– Я живу здесь, – ответила Анетта. – С Хантером и Розой. А вы и Розу знаете?
– Удостоился такой чести, – сказал Кальвин. – Теперь я понимаю, вы скрыли от меня все, что можно было скрыть! – злобно бросил он Кипу. И тут же улыбнулся Анетте неожиданно веселой улыбкой, осветившей его бесцветное лицо и разом обнаружившей в нем множество новых деталей. – Расскажите о вашей школе, – попросил он. – История с уходом особенно занимательна.
– Да, прекрасная история. Я просто взяла и ушла!
– Но почему вы сделали это? – спросил Кальвин.
Он говорил и в то же время внимательнейшим образом рассматривал Анетту. С удовольствием отметил узкое, длинное тело, бледность лица, кремовую гладкость оголенных ног. Румяных Кальвин не любил. Он считал, что женщина должна быть равномерно светлокожей.
– Потому что ничему бы там не научилась, – заметила Анетта. – Вот я и решила учиться самостоятельно. Собираюсь вступить в Школу Жизни.
– Приветствую ваше решение! – рассмеялся Кальвин. – Надеюсь, во время ваших занятий мы будем время от времени встречаться?
– Уходите, Блик! – вскочил со стола Хантер.
– Успокойся, Хантер, – сказала Анетта. – Где Роза?
– Пошла навестить доктора Сейуарда, – ответил Хантер, – а потом на фабрику.
– Когда же она вернется? – поинтересовалась Анетта. – Интересно, успею ли я навестить Нину.
– Роза пообещала не задерживаться, – сообщил Хантер.
– Ну тогда я пойду к Нине завтра утром, – решила Анетта. – Мне очень хочется поговорить с Розой.
– Нина? Портниха? – тут же вмешался Кальвин. Глаза у него засверкали, как пара отшлифованных морем ракушек.
– Да, – посмотрела на него Анетта. – А вы…
– Убирайтесь! Убирайтесь! Убирайтесь! – закричал Хантер и начал бросать в воздух бумаги. Пыльное облако окутало всех троих. Анетта чихнула.
– Убирайтесь! – в четвертый раз крикнул Хантер и принялся толкать Кальвина к двери. Тот охотно, со смехом, покинул комнату, и долго еще было слышно, как он хохочет и чихает, спускаясь вниз по лестнице.
Хантер вернулся и с досадой посмотрел на Анетту. Он тепло относился к ней, но еще в самом начале, когда Роза только предложила поселить у них в доме Анетту, заметил, что девица может доставить им массу хлопот. И вот теперь его опасения, кажется, начали оправдываться. Да и новость, что Анетта бросила школу, вовсе его не обрадовала. «Вот оно, начинается!» – подумал Хантер, уныло глядя на хрупкое дитя.
– Думаешь, Роза похвалит тебя за то, что ты бросила Рингхолл? – спросил он.
– Да ей все равно! – дерзко ответила Анетта.
Этого-то Хантер и боялся – Розиной уступчивости.
– Теперь уходи, – пробормотал он. – Мне надо работать.
– А почему этот господин сказал, что ты от него все скрываешь? – напоследок поинтересовалась Анетта.
– Понятия не имею, – бросил Хантер. – Прошу тебя, уходи. Уходи!