Замок на песке. Колокол

Тут же поднялся галдеж, захлопали переплеты книг и крышки парт, все заспешили к дверям. Кард вышел первым. Мистер Пруэтт, очевидно, тоже отпустил свой класс на волю. И, судя по топоту, два потока соединились в коридоре. Быстренько вразумив Ригдена, Мор вышел в душный коридор, мимоходом разогнал расшалившихся сорванцов и через секунду уже стоял на крыльце, оглядываясь по сторонам.

То здание, из которого он только что вышел, официально именовалось довольно неуклюже – «главная школа». Основные строения Сен-Бридж, а они были разной высоты, группировались вокруг обширной асфальтированной площадки, называемой «игровым полем», хотя как раз играть здесь строго-настрого запрещалось. Комплекс состоял из четырех краснокирпичных блоков. Той самой главной школы – в ней находился актовый зал и аудитории старших классов, именно это здание венчала неоготическая башня. Библиотеки, где помимо книг еще были дополнительные классные комнаты. Сама библиотека располагалась справа от главной школы, под прямым углом к ней. Напротив библиотеки – общежитие, где проживали те ученики, чье обучение шло за счет стипендий. А напротив главного здания возвышалась «наука и спорт», то есть корпус, включавший в себя спортивный зал, ряд лабораторных комнат, административные помещения, а также квартиры учителей, живущих при школе. Обширные угодья Сен-Бридж располагались на склоне холма, отчего возникали печально известные трудности со спортивными площадками, устроенными позади главной школы и сбегавшими вниз, к первым домам городка, к сплетению проселочных дорог, среди которых стоял и дом Мора. Пройдя по тропинке через учительский садик, а затем по усыпанной гравием площадке, можно было через главные ворота выйти к шоссе. На пологом склоне позади библиотеки рос настоящий лес – березы, дубы, понизу густо заросшие папоротником и подлеском. И всю эту чащобу прорезали извилистые тропинки, еле заметные, усыпанные прелой листвой, – словом, подлинное раздолье для учеников младших классов. На опушке леса, доступная обозрению из окон библиотеки, виднелась школьная церковь, построенная относительно недавно – приземистое продолговатое здание из светлого кирпича, которое по незнанию можно было принять и за бойлерную. Дальше, за церковью, прячась среди деревьев, располагались три общежития для учеников разных классов, не попадающих под категорию стипендиатов. Тут они жили, столовались, причем у каждого из старшеклассников была своя отдельная комната. Одно общежитие курировал Мор, второе – Пруэтт, а третье находилось под началом Бейсфорда, потому и имело вид весьма плачевный. Общежития назывались именами кураторов, между которыми шло постоянное соперничество, вдобавок еще и подогреваемое учительским коллективом. За лесом, на той стороне, невдалеке от которой проходила оживленная магистраль, находился павильон, включающий корты для сквоша и плавательный бассейн. Напротив павильона, едва ли не впритык к частным домам, располагались помещения для занятий музыкой и изостудия. У самого подножия холма зеленела неухоженная лужайка. Здесь явно пытались развести цветник, но потом идею забросили. А по другую сторону лужайки стоял белый дом в викторианском стиле, официально принадлежавший мистеру Эверарду. И тут территория школы заканчивалась.

В записке говорилось, что мисс Картер будет ждать его на игровом поле. Мор огляделся по сторонам, но никого не увидел. Жаркое солнце косыми лучами соединяло библиотеку со зданием «науки и спорта», усеивая золотистыми отблесками похоронно-черную поверхность асфальта. Воздух слегка дрожал над раскаленным полем. Кого Мор заметил, так это своего сына Дональда, стоящего в дальнем конце площадки, возле библиотеки. А к нему по горячему, как сковорода, асфальту бежал, попутно проделывая немыслимые пируэты и подскоки, Джимми Кард. И поэтому не просто подбежал, а со всего маху стукнулся об него, будто посланный чьей-то мощной рукой мяч. Обхватив друг друга за плечи, мальчишки завертелись волчком. Какое-то время без особой радости Мор наблюдал за происходящим. Потом и сам пошел к библиотеке. По пути он озирался, ища мисс Картер, и в то же время краем глаза следил за все еще буйствующими мальчишками. Мор подошел к дверям библиотеки. Только тогда Дональд и Кард заметили его и отступили друг от друга. И через секунду, снова вприпрыжку, вращая, словно обезумевшая мельница, растопыренными пятернями, Кард промчался в сторону общежития, сделал в дверях заключительный выкрутас и тут же исчез. Кард был стипендиатом. Дональд остался в одиночестве возле библиотечного здания. И явно был растерян. Ему наверняка тоже хотелось улизнуть, но теперь, на глазах у отца, он не мог так поступить. Но при этом Дональд вовсе не торопился навстречу родителю. Он стоял, сжимая в руке книжку, и застывшим взглядом следил – войдет ли отец в библиотеку или направится к нему.

Мор тоже раздумывал, как поступить. Такие вот случайные встречи во время занятий смущали обоих, поэтому Мор избегал их, насколько было возможно. Но сейчас сделать вид, что не заметил Дональда, он не мог. Это может ранить мальчика. И он пошел к сыну. Замерев на месте, Дональд ждал.

– Здравствуй, Дон. Как дела?

Дональд взглянул на него и тут же отвернулся. Он был достаточно высок и, когда отец приблизился почти вплотную, мог смотреть ему прямо в глаза. Копия отца – такие же, как у Мора, черные жесткие волосы, такой же крючковатый нос и такая же манера, улыбаясь, чуть кривить рот. Но глаза у него были темнее, смотрели более пристально. Карие глаза Мора отливали серым оттенком, а у Дональда темная глубина глаз, наоборот, еще больше затемнялась какой-то неотвязной думой. Темные точечки на подбородке предвещали в будущем черную густую бородку. Но лицо пока хранило детскую округлость. И рот у него был еще по-детски пухлый, неоформившийся.

Медленно взрослеет Дональд, с какой-то грустью думал Мор, слишком медленно. Это странное отсутствие зрелости огорчало Мора. Сам-то он помнил себя в этом возрасте, помнил, с какой жадностью поглощал все книги подряд в ненасытной жажде знания. А у Дональда, кажется, вообще нет никаких интеллектуальных запросов. Химию если и учит, то как-то вяло, урывками, ровно настолько, чтобы избежать родительских упреков, одним словом – лентяй, это совершенно ясно. Массу времени тратит на болтовню с Кардом и с другими мальчишками, слоняется по окрестностям то с компанией, то в одиночку, что больше всего озадачивало Мора. Может подолгу что-то высматривать из школьного окна. Или уходит вниз, на опушку леса, и, обхватив руками колени, сидит там, погруженный в мечтания. Такой образ жизни был абсолютно непонятен Мору. Но он не решался бранить сына и даже не спрашивал, почему тот так странно себя ведет. Если мальчика видели с книжкой, то это были либо «Трое в лодке, не считая собаки», которую он перечитывал вновь и вновь, заливаясь всякий раз неудержимым смехом, либо различные книжицы по альпинизму, тщательно скрываемые от матери. Во время каникул он превращался в неутомимого и неразборчивого посетителя кинотеатра. Глядя на сына, пытаясь поймать его уклончивый взгляд, Мор испытывал чувство глубокой печали от того, что не умеет выразить свою любовь к сыну, и еще от мысли, что мальчик, вполне возможно, и не догадывается об этой любви.

– Нормально, – пожал плечами Дональд. – Я иду на спортивную площадку. – Дональд был фанатом крикета.

– Ты в команде общежития? – поинтересовался Мор. Дональд относился к подопечным Пруэтта.

– Да, сэр. С прошлого года.

Мальчик стоял сейчас вполоборота, явно не зная, уходить ему или еще подождать.

А Мору не хотелось его отпускать, хотелось подольше задержать, дождаться какой-нибудь по-настоящему искренней фразы. Хотелось, чтобы Дональд взглянул ему прямо в глаза. И до боли резануло слух обращение «сэр».

– Кард хорошо перевел на уроке латыни. – Мор сказал это специально, чтобы похвалить приятеля сына.

– А, понятно.

Мор спросил себя, перескажет ли Дональд Карду эти слова и как тот воспримет похвалу. Как же мало он о них знает. Дональд сунул книгу под мышку. А если спросить, что за книжка? По опыту Мор знал, что сыну не нравятся такие вопросы. Но любопытство пересилило.

– Что читаешь, Дон?

Мальчик молча протянул ему книжку. «Пятьсот лучших шуток и загадок» значилось на обложке.

Не найдя что сказать, Мор вернул книжку.

И тут поодаль, за спиной у Дональда, появилась маленькая фигурка. Это была мисс Картер. Мор тут же с неодобрением отметил, что на ней брюки. Дональд обернулся, увидел ее и, пробормотав что-то вроде приветствия, побежал к крикетному полю.

– Извините за опоздание. Надеюсь, я не помешала разговору? Это ваш ученик?

– Мой сын.

Мисс Картер удивленно взглянула на Мора.

– Я и не предполагала, что у вас может быть такой взрослый сын, – чуть шутливо ответила она.

– Как видите, может, – неуклюже пожал Мор плечами. Как вызывающе она выглядит в этих брюках, раздраженно думал он. Плотно облегающие, сужающиеся книзу черные брючки, ярко-синяя блузка, синие же парусиновые туфли и никаких украшений. У нее неплохая фигурка, подумал Мор, и в то же время она сейчас похожа на девочку-школьницу, переодевшуюся в костюм парижского уличного мальчишки.

– Когда есть вот такой взрослый сын, это прекрасно.

– Неплохо, хотя случаются и грозы. Идемте? – И они направились к дверям библиотеки.

– Чувствую, вас раздражает мой сегодняшний наряд. И наверняка я зря надела брюки. Но обычно я так одеваюсь для работы, и мне не пришло в голову, что такая одежда в школе неуместна. В следующий раз оденусь иначе.

Мор рассмеялся. Его недовольства как не бывало. Они вошли в читальный зал, прошли в тишине между столами, за которыми склонялись над книгами ученики старших классов, и Мор поймал себя на мысли – помнит ли мисс Картер, как вчера в темноте взяла его за руку? Наверняка позабыла. Этот вопрос облачком проплыл в сознании Мора и так же тихо растаял. Когда они выходили из библиотеки, он уже об этом не думал.

Пройдя по асфальту игрового поля, они приблизились к главной школе. Теперь покажу ей актовый зал, решил Мор. Зал встретил их гулкой пустотой. Окна были распахнуты, за ними открывался вид на поросший соснами склон, и можно было разглядеть вдали спортивные площадки. Летняя меланхолия здесь чувствовалась особенно сильно. Высоко, у самых стропил, порхали бабочки. Закрывающие сцену бархатные занавески колыхались от легких дуновений ветерка. Звонкое эхо их шагов отражалось от стен.

– Это наш зал, – каким-то бесцветным голосом проговорил Мор. Ему стало скучно. Он знал здесь все назубок.

– Расскажите о Демойте, – вдруг попросила мисс Картер.

– Что же вы хотите узнать? – Мор понял, что в душе ждал этого вопроса.

– Все. Расскажите все, что знаете. Как понимаете, создание портрета – это не просто: сел и фиксируй, что видишь. Для портретиста личное отношение к тому, с кого пишешь портрет, чрезвычайно важно. Когда мы лучше узнаем кого-то, этот человек в наших глазах меняется. Ну, есть, разумеется, задачи рангом пониже, их тоже надо решать. Костюм, поза, настроение, фон, окружающие детали. Надо все это обдумать заранее, потому что есть связь между изобразительными приемами и техникой. В спешке ничего хорошего не получается.

Мор про себя улыбнулся горячности ее слов, произнесенных чуть самоуверенным, наставительным тоном. Они шли к «науке и спорту». «Любопытно, – думал Мор, – это ее собственные убеждения или она повторяет отца?» Отчасти чтобы проверить, он спросил:

– А зачем вам столько знать о Демойте? А вдруг чье-то мнение о нем окажется ложным? А что, если тот самый первый взгляд, когда знания ваши ограничивались лишь зрительным восприятием, самые правдивые? И я лишь собью вас своими рассказами с толка.

– Я профессиональный портретист, – строго нахмурилась мисс Картер, – и меня пригласили написать вашего мистера Демойта, а не моего.

Мор даже присвистнул про себя. Теперь понятно, что Демойт подразумевал, когда говорил, что в своем профессионализме она похожа на тяжелый паровой молот. Они зашли в спортивный зал. Там было полно учеников младших классов. Кто-то лез по канату, кто-то крутился на перекладине, там прыгали через коня, тут подскакивали и носились друг за дружкой, что вполне естественно для маленьких мальчиков. Хензман, учитель физкультуры, с улыбкой помахал Мору. Мор симпатизировал ему. Учитель физкультуры был из тех, кто доброжелательно относился к Дональду.

Мисс Картер какое-то время наблюдала за этой веселой возней. Потом, когда они покинули спортивный зал, вернулась к прерванному разговору:

– Конечно, вам мои слова могли показаться претенциозной бессмыслицей, чепуховиной, как выразился бы мистер Демойт. Вот видите, я его изучила немножко, даже знаю его излюбленное словцо. Нет, это не бессмыслица и не чепуховина. Я просто хочу написать такой портрет, чтобы все уловили внутреннее сходство. В каждом человеке заключена его собственная истина, но чтобы эту истину понять, нужно время. Мне кажется, вы знаете истинного мистера Демойта, а мне еще только предстоит его отыскать.

Пройдя по игровой площадке, они вошли в общежитие. Мор вдруг почувствовал какой-то новый интерес и симпатию к мисс Картер. Его заинтересовало, где она получила образование? Наверняка в каком-нибудь французском лицее. Он хотел было спросить, но понял, что сейчас не время.

– Постараюсь вам помочь, – улыбнулся он. – Здесь у нас спальня для школьников, получающих стипендию. – Он отворил двери, за которыми обнаружились два длинных ряда железных кроватей, прикрытых синими покрывалами. Возле каждой – белая тумбочка, на крышку которой пансионеру разрешалось ставить не более трех предметов. Кровати разделялись белыми занавесками, в дневное время раздвинутыми.

Это помещение, кажется, заинтересовало мисс Картер больше, чем гимнастический и актовый залы.

– Похоже на Голландию, – проговорила она. – Но почему? Много белизны и света… Ваш сын здесь ночует?

Вопрос озадачил Мора.

– Мой сын не стипендиат. К тому же только ученики младших классов спят в общей спальне. У старших – отдельные комнаты.

– В общих спальнях есть что-то щемящее, – произнесла мисс Картер. – Мне приходилось испытывать такое же чувство при виде кладбищенских надгробий.

Они пошли вниз по лестнице.

– Мне показалось, что мистер Демойт намеренно обманывает меня относительно некоторых вещей. Например, одежда. Я уверена, что до моего приезда он одевался совсем иначе. Не только запах нафталина выдает, но и то, как все эти одежки на нем сидят.

Мор рассмеялся. Он не чувствовал себя обязанным хранить нелепый секрет Демойта.

– Вы угадали. Демойт очень редко надевает костюм. Днем он обычно ходит в вельветовых брюках и спортивной куртке, а вечером переодевается в черные брюки и домашнюю куртку. Ну, к этому, разумеется, еще галстук-бабочка.