Рабыня для чудовища востока

Глава 3

Грузный мужик лет пятидесяти, который еле помещается в кресле, смотрит на меня из-под кустистых, подернутых сединой бровей. А меня уже ноги не держат. Дико хочу пить и присесть. Хоть на пол, хоть куда, только не стоять больше. Напротив него стоит стул, делаю шаг по направлению.

– Стоять. Я не разрешал садиться, – дикий контраст жирный боров и писклявый голосок.

– Я очень устала, пожалуйста… – мне так больно, что еще немного и рухну.

– Тут тебе не курорт, – фразы этим голосом, звучат комично, никак не угрожающее. Но сути это не меняет, надо мной продолжают издеваться. – Вначале откровенная беседа, а потом сможешь и передохнуть.

– Я откровенна. Мне нечего скрывать. Перед законом чиста. Это просто недоразумение. Я действительно не могу объяснить, как тот мужчина оказался в нашей с мужем спальне, – выпаливаю на одном дыхании, и ощущаю, как язык прирастает к небу.

– Недоразумение говоришь, – берет в руки какие-то бумаги, перебирает их толстенными волосатыми пальцами, – Вот распечатка ваших разговоров за последний месяц. Вы созванивались по меньшей мере раз в три дня, – бросает лист на стол, ближе к краю. – Идем дальше. Яд найден в бокале с шампанским. На котором только твои отпечатки и почившего Василия Максимовски. Также они обнаружены и на самой бутылке,– снова бросает лист, – Есть свидетели, которые видели жертву недалеко от твоего дома, незадолго до преступления. Картина маслом, Гранина Анжелика Александровна, приплыли.

– Этого не может быть! – подхожу к столу, хватаю бумаги. Перед глазами разноцветные круги, все плывет. Пытаюсь найти ошибку. Ведь он явно что-то не так понял?! Ведь нет ни одного логического объяснения вышеперечисленному бреду. – Я никогда не видела, незнакома, не созванивалась с этим вашим Василием! Шампанское я не пила. Ни о каких ядах даже представления не имею. Зачем мне убивать незнакомого человека? Я только вышла замуж! У меня жизнь наладилась! А вы! – меня трясет как в лихорадке. Я уже не отдаю отчет в своих действиях и словах. Они убивают меня без ножа. За что?! Почему?! Как доказать им свою невиновность?!

Хватаюсь за спинку стула. Комкаю бумаги. Рыдаю. Навзрыд. Хочется выплакать всю свою боль, чтоб вышла наружу. Оставила меня. Хватит. Достаточно. Больше не могу.

– А я почем знаю твои мотивы. Чет, видно, не поделили. Или мужика поменять захотела, да не вышло. Тут уж ты мне сама расскажешь. И прекрати тут цирк устраивать. Представление не заказывал, – сейчас он мне своим писком напоминает комара, что летает над ухом и никак не отцепится. Только этому надо больше чем капля крови, он хочет поломать мою жизнь. Уничтожить все, что подарила мне судьба.

– Мне нужен адвокат! Я больше не намерена с вами разговаривать!

Скорее бы Серж разобрался. Мне его помощь сейчас необходима как воздух. А вдруг ему покажут эти бумаги полные клеветы? А что если он поверит? Отчаяние, смешанное со страхом жуткий коктейль, подобный самому сильному яду. Он отравляет медленно, безжалостно, но так, что убивает в тебе все.

Он ухмыляется, тонкими как ниточка губами. Достает бутылку минералки, открывает ее. Характерный шипящий звук приковывает мой взгляд к воде. Горло сжимается до диких судорог, когда вижу, как он пьет жадными глотками. Кадык следователя дергается, по подбородку стекают капли воды. Как же я хочу пить. Немыслимо. Дико. Кажется, от жажды я теряю способность мыслить.

– А мне нужно, чтобы ты запела как соловейко, – вытирает рот тыльной стороной ладони. – Что будем делать?

Я поняла, как ломают людей. Как признаются в том, что не совершали. Я сейчас на грани. А ведь – это только начало. Если Серж меня не вытащит, они будут продолжать и продолжать.

Уже даже сейчас у меня мелькает кощунственная мысль, признаться в чем угодно, только бы мне дали попить и присесть, хоть немного отдохнуть.

– Где эта тварь! – дверь кабинета с грохотом открывается. Я вижу мужчину. Высокий, широкоплечий, с проседью на темных волосах и бешеным взглядом.

Смотрит на меня, лицо искажается в дикой гримасе. Подлетает и хватает за горло. Стальные пальцы вмиг перекрывают кислород. Судорожно хватаю ртом воздух. Ощущаю, как сознание покидает меня. Все расплывается.

– Эдуард Валерьевич, миленький, не марайте свои руки. Мы во всем разберемся. Накажем по всей строгости, – пищит противный комар над ухом. Вижу его расплывчатый силуэт, как суетится вокруг нас.

Мужчина смотрит мне в глаза. Пристально. Ощущаю запах сигары и парфюма. Внезапно откидывает меня к стене. Сползаю вниз. Я ударилась, кажется, тело превратилось в один болезненный синяк. Но не телесная боль страшна, а страх, животный, удушающий. Я боюсь остаться тут навсегда. Это гораздо хуже, чем побираться на улице и спать в картонной коробке. Я тогда жила, чувствовала себя человеком. А теперь я даже не могу передвигаться без разрешения. Клетка захлопнулась.

Осталась одна надежда на любимого. Мне надо его увидеть. Он не может оставить меня тут. Это ведь мой Серж, нежный, заботливый, умный. Он докопается до правды.

– Что Василий в тебе нашел, серая блеклая мышь, – мужчина все еще стоит надо мной. Но больше не трогает.

– Погибель нашел, Эдуард Валерьевич, – продолжает пищать следователь.

– Послушайте меня, пожалуйста, – хриплю, из последних сил пытаюсь донести свою правду, – Я никогда не встречалась с вашим сыном. Все эти экспертизы ложные. Вы же влиятельный человек, Эдуард… – язык заплетается, – Валерьевич, проверьте! Найдите настоящего виновника трагедии!

Смотрю на него, не вижу лица, сквозь поток непрекращающихся слез.

– Вот же комедиантка! – следователь хватает меня за руку, поднимает с пола и тащит силком к двери, – Верните ее в камеру! – говорит кому-то.

Теряю связь с реальностью. Ноги больше не слушаются. Меня передают кому-то в руки. Хочу крикнуть: «Только не в камеру!» а вместо этого изо рта вырывается какое-то жуткое мычание.

– Вы не представляете, Эдуард  Валерьевич, на что только не пойдут преступники, чтобы отбелить себя,– последнее, что слышу перед тем, как следователь захлопнул дверь.

– Я тебе не носильщик, давай сама, вперед, – незнакомый грубый голос.

Отрицательно мотаю головой. Не могу я. Нет сил. Не чувствую ног. Меня все же тащат. Слышу мат. И кажется, возвращаюсь туда в прошлое, в грязь.

Перед глазами снова камера. Страх на время придает сил.

– Пожалуйста, я не хочу туда! Не надо! Прошу вас! – смотрю на него, задыхаясь от рыданий.

– А я не хочу возиться с полоумными девками, а кто меня спрашивает? – открывает железную дверь и грубо вталкивает внутрь.

Лежу на грязном холодном полу. И не могу подняться. Вижу расплывчато чьи-то ноги, но не реагирую. Меня снова тащат в тот самый угол. Бьют по щекам.

– Эй, давай глазены свой разуй! – в нос ударяет смрад. Она дышит на меня, пустой желудок скручивает до спазмов. Хочется вывернуть себя наизнанку, так тошнит.

– Еще нагадь мне тут! – трясет меня за плечи. – Только попробуй!

Она еще некоторое время стоит около меня. Потом выдает трехэтажную конструкцию жутких слов. Сплевывает. Возвращается к своим сокамерницам.

Я хотя бы осталась сидеть в углу. Ноги гудят. Но это передышка. Маленькая, но такая долгожданная. Вода капает мне на волосы. Поднимаю голову, подставляю язык и ловлю грязную, ржавую воду, и каждая капля слаще меда.

– Она до утра не откинется? – слышу их шепот.

– Кто ж знал, что бабенка хилая такая. Не должна. Счас покемарит, да очухается…

– Смотри, прилетит нам, если она раньше времени того, – раздается крякающий звук.

А я уношусь мыслями в прошлое. Это не сон, какое-то забытье. Кадры моей жизни проносятся перед глазами, проживаю все снова, словно и правда впереди меня ждет конец…

Моя мать была в молодости очень красивой женщиной. И ужасно невезучей. Возможно, все ее неприятности от скверного характера, а может быть, ей просто судьба к ней была не благосклонна.

Мы жили в маленькой комнатушке на окраине города. Скрипящие половицы, потрескавшийся лак, мебель доисторических времен. Тут никогда ничего не менялось, кроме мужчин. Мама была одержима поисками идеального спутника жизни.

По рассказам, она влюбилась в моего отца, но он выставил ее за двери, как узнал о беременности. С тех пор я превратилась в вечное напоминание, о ее несостоявшемся счастье.

Она хотела найти себе мужчину лучше, успешнее, красивее. Доказать, что все у нее в жизни еще наладится. И с годами одержимость ее только росла. А я все больше раздражала. Я была некрасивой, блеклой, худой и нескладной. Мама часто сокрушалась, при таких красивых родителях, как у нее могло родиться такое нечто.

«Нечто» – это было моим именем. Другого я была недостойна. Как бы я ни старалась угодить мамочке, всегда получала лишь брань в свой адрес. Я прилежно училась. Делала все по дому. Старалась стать незаменимой помощницей. А была лишь обузой на пути к ее счастью. О чем она неустанно, день за днем мне напоминала.

Мама работала в продуктовом магазине. Всю жизнь, сколько помню, один и тот же магазин. Зарплата была копеечной. Но она и не пыталась найти работу лучше. Даже соседки не раз предлагали, пойти в супермаркет, там зарплата была гораздо выше. Но мама наотрез отказывалась что-то менять. Она считала, что вот-вот на горизонте появится новый мужчина, и все ее проблемы мигом исчезнут.

Мама тратила львиную долю зарплаты на себя. Чтобы сиять и блистать. Пусть даже в нашей обветшалой халупе. А мужчины действительно появлялись. Много, разных, они менялись так быстро, что скоро я перестала их различать, запоминать имена.

И все как один они исчезали. Никто долго не задерживался. И никто явно не походил на принца, которого она искала. Скорее на оборванцев. Но мама продолжала поиски. Я же мешала. Раздражала. Портила ей жизнь.