Я счастлив…

Иногда улицы кишлака объезжали автомашины-фургоны с надписью «Автолавка». Они останавливались в людных местах и предлагали сельчанам различные товары. И хотя люди не могли заплатить наличными, покупку товаров можно было оформить в кредит. Пользуясь именно этой возможностью, я купил в рассрочку на два года телевизор за 210 рублей, оформив кредит на папу. С этого чудесного дня нам уже не нужно было ходить в чужие дома смотреть телевизионные передачи. Теперь у нас самих была волшебная возможность наслаждаться телепрограммами в любое время и любом положении, хоть лежа. Теперь люди ходили и к нам, но скоро в махалле стало привычным делом покупать бытовую технику в кредит, и стало гораздо больше семей, имеющих телевизор. К тому времени я уже был восьмиклассником.

***

Не могу сказать, что в школе я был отличником, но по таким предметам, как история, рисование, черчение и литература, я учился на «хорошо» и «отлично».

В 1966 году в нашем селе на деньги колхоза возвели двухэтажное здание новой школы. Ох, просто не передать словами, как мы радовались! Какое это было счастье для деревенских детей: после восьми лет обучения в сырых, мрачных помещениях – вдруг перебраться в широкие и светлые классы в двухэтажном здании с настоящими деревянными полами!

***

Страх перед карательными органами советские люди получили в наследство от сталинской эпохи. Однажды множество людей стали свидетелями того, как одного гражданина средь бела дня милиционеры схватили и увели с собой. Назавтра тело этого человека нашли на кладбище, неподалеку от здания отдела внутренних дел. В качестве подозреваемого по этому делу взяли под стражу повара одной из сельских столовых по имени Мамир. Побоями и истязаниями его заставили взять на себя вину за то, чего он не совершал. Суд приговорил его к тринадцати годам лишения свободы.

***

В те времена государственная политика в Советской стране была направлена на пробуждение чувства сострадания к несчастным американским чернокожим гражданам, но никто из чиновников не печалился по поводу незавидной участи простых сельчан, умерших от побоев или навсегда искалеченных в милицейских застенках в нашей собственной стране.

Мне в то время было лет пятнадцать-шестнадцать, и некая сила властно призвала меня выучиться на юриста и бороться против подобной несправедливости и беззакония.

***

…Окончив в 1968 году десятый класс, я, с целью заработать на учебу, нанялся отливать саманный кирпич-сырец и скопил немного денег, но их едва хватило на то, чтобы съездить проведать родственников в Фергане.

В те времена только сын прокурора мог стать прокурором, а сын колхозника мог стать лишь колхозником. Однако я поступил на работу в строительную организацию. Мое решение тогда восприняли осуждающе даже родители, которых упрекали из-за меня. Но в тот день, когда я принес домой свою первую зарплату – 120 рублей, радости в нашей семье не было конца. Мой папа долгие никогда не получал денег за свой труд, только унизительную оплату маслом, рисом да макаронами с колхозного склада.

Затем военный комиссариат направил меня на водительские курсы в ДОСААФ (Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту). Половину платы за мое обучение вносила строительная организация, в которой я работал.

В том 1968 году произошло событие подлинно исторической значимости в жизни республики: нам впервые выдали на руки паспорта гражданина СССР. До этого для колхозников единственным удостоверяющим личность документом была трудовая книжка колхозника.

Мечты сбываются

В 1971 году, прослужив два года в рядах Советской армии, я отправился домой. К этому времени я уже мечтал стать художником.

…После дорожных мытарств в течение нескольких дней на поезде я добрался, наконец, до Ташкента и направился в знаменитое в Узбекской ССР художественное училище имени Бенькова. Увы, как выяснилось, вступительные экзамены к тому времени уже закончились. Мне посоветовали хорошенько подготовиться и снова приходить поступать в следующем году.

***

Вернувшись в Кыргызстан, в родной дом в Базар-Коргоне, я обнаружил, что меня уже определили в помощники механизатора, даже не спросив мое мнение. Мне предстояло побороться за свою свободу выбора и мечту – стать художником…

Неподалеку от центра нашего села располагался дощатый жилой барак, там жила старая женщина. Она была родом из Польши, а в наших местах оказалась в годы второй мировой войны. Ее муж умер, и она осталась совсем одна. Узнав, что в армии я служил в Польше, она попросила меня рассказать обо всем, что я там увидел, и слушала мой рассказ со слезами на глазах, стараясь не пропустить ни слова.

Военную службу в течение двух лет я проходил в Польской Народной Республике и собственными глазами увидел, какой урон польскому народу нанесло пребывание там Советской Армии. Тысячи и тысячи гектаров плодородных земель Польши советские войска использовали в качестве военных полигонов, а с наступлением зимы тысячи деревьев в живописных лесах вырубали на дрова для отопления казарм.

Я служил водителем и побывал во множестве городов и сел Польши, беседуя с простыми поляками. До сих пор я храню в душе глубокое уважение и самые теплые чувства к польскому народу…

Эта женщина и нагадала мне, что скоро я уеду, начну учиться и женюсь. Так оно и вышло. Я снова направился «штурмовать» Ташкент. У меня было благословение родителей и сорок рублей в кармане.

***

В квартире, снятой внаем, жили двое учащихся художественного училища имени Бенькова, это были ребята из Узбекистана, а звали их Кахрамон и Рустам. Если сегодня кто-нибудь спросил бы меня, есть ли у меня друзья, я по-прежнему назову этих двоих.

В ту пору умение написать портрет Владимира Ильича Ленина считалось верхом художественного мастерства, да и далеко не каждому это разрешалось. Но, в первый же день обучения мне довелось убедиться на собственном горьком опыте, насколько непростой оказалась задача – изобразить даже пиалу, не говоря уже о вожде мирового пролетариата.

***

Нужно было оплачивать питание и аренду квартиры, покупать бумагу и краски, и я устроился на работу в строительную организацию. Днем я был на стройке, а ночами выполнял рисунки-эскизы с натуры. В выходные отправлялся на природу, постигать секреты пейзажной живописи. Какие же это были безмерно счастливые дни…

***

На следующий год я подал документы на отделение живописи заветного художественного училища и выдержал вступительные экзамены в числе лучших абитуриентов. Самым же трудным экзаменом оказалось сочинение, вот за него я и получил свою «тройку». Но предстоял еще и экзамен по истории. Я прочитал множество книг – о Второй мировой войне, приходе Гитлера к власти и внезапном нападении на СССР. И, по счастливому совпадению, именно эти вопросы оказались в моем экзаменационном билете.

Обернувшись лицом к членам экзаменационной комиссии, я спросил их: «О каком Гитлере мне рассказать?». Один из членов комиссии взглянул на меня изумленно и ответил вопросом на вопрос: «А что, разве есть еще один Гитлер?» Я стал рассказывать про Гитлера и его двойников, про золотой запас нацистов и Бразилию, куда он был вывезен… Эти исторические сведения я почерпнул в журнале «Огонек». Переглянувшись, члены экзаменационной комиссии сказали: «Вы свободны». Выйдя в коридор, я взглянул на экзаменационный лист – «5»!

Я знал, что в “Бенькове” учатся только дети больших чиновников, боялся, что мандатная комиссия меня не пропустит. Так и получилось. Восстановить справедливость мне помог наш родственник, знаменитый диктор Узбекского телевидения Октам Джобиров, чье имя магически подействовало в Министерстве культуры. Да и в училище, когда мы сказали, что намерены жаловаться в Минкультуры, с нами заговорили по-другому и нас, со мной были еще двое ребят, решили зачислить в учидище.

***

В училище я постигал секреты профессии у таких мастеров, как преподаватель живописи Борис Иванович Токмин, преподаватель графики Марат Садыков.

***

Когда заканчивался второй учебный год, меня во дворе училища как-то подозвал к себе один из наших преподавателей. Рядом с ним стояли женщина и девочка с мелко заплетенными косичками и живыми, блестящими глазами.

«Азимжан, объясни им правила поступления в училище, дай советы по вопросам, которые их интересуют», – попросил меня наставник.

Это был день, когда я познакомился с моей будущей женой Хадичой. Поскольку ее родители были родом из Коканда, а моя мама из Ферганы, мы быстро сблизились, будто родственные души.

***

Занимаясь вместе с друзьями отделкой и оформлением квартир, я не испытывал особых затруднений в деньгах и быту. Когда я учился на первом курсе, умер мой старший брат. Через полгода этот мир покинул отец. В семье понадобилась моя помощь. На каникулах я стал ездить по колхозам, где оформлял стенды и уголки политинформации, рисовал плакаты. Оплачивалась моя работа хорошо, так что я уже мог помогать семье.

Начиная с третьего курса я, по рекомендации преподавателей, устроился на работу в Республиканский музей искусств Узбекистана художником-оформителем. От меня требовалось раз в неделю готовить эскизы музыкальных инструментов и ковров. Моя ежемесячная зарплата составляла 170 рублей, это были большие деньги, к тому же я получал еще тридцать шесть рублей стипендии. Для сравнения: многодетная семья простого колхозника в то время получала самое большее рублей сто.

***

Во время учебы в Ташкенте в разговоре с другом Хасаном я однажды сказал, что сила, которая способна объединить все народы мира, это изобразительное искусство. Хасан-ака рассказал об этом знаменитому узбекскому литератору Тохтасину Джалилову. Тот попросил привести меня к нему, чтобы побеседовать со мной.

…Когда мы подошли к двухэтажному дому и Хасан-ака позвонил в дверь, она открылась, и нас тепло приветствовал улыбчивый человек в сетчатой майке. Он провел нас в комнату, где сидела женщина, проворно лепившая манты – узбекское национальное блюдо из теста с мясной начинкой. Человек в майке принялся сноровисто помогать ей. Я было решил, что эти двое – прислуга писателя, а сам он занят делами у себя в рабочем кабинете, а потому задерживается.

Аккуратно сложив манты в пароварку-мантышницу, тот человек присоединился к нам и стал наливать чай. Только когда завязалась беседа, я понял, что этот простой незнакомец и есть великий творец узбекской литературы Тохтасин Джалилов! Пробормотав в потрясении: «Учитель, позвольте мне разливать чай», – принял из его рук чайник. Наша беседа продолжалась очень долго. В тот день я впервые узнал, как оборвалась жизнь первого и выдающегося узбекского романиста Абдуллы Кадыри.

…Был съезд писателей Узбекистана, и Абдулле Кадыри было намечено дать слово на второй день съезда. В первый же день этого большого события литераторы словно соревновались друг с другом в патетичности: «Я не пожалею ни сил, ни самой жизни ради дела партии!». Не в силах выслушивать эти фальшивые плакатные фразы, Кадыри потребовал слова и выступил коротко и ясно: «Я служу не партии и правительству, а своему народу!». Великий писатель давно уже сошел с трибуны, а в зале несколько бесконечно долгих минут царила оглушительная тишина…

Скоро против Абдуллы Кадыри было возбуждено уголовное дело. Друзья настоятельно советовали ему немедленно уехать за рубеж. Но писатель повторял, что он не покинет родную землю и свой народ. Дело вел следователь Огабеков. Вскоре Абдуллу Кадыри объявили «непримирим врагом народа». С ним зверски расправились, а следователю Огабекову вне очереди присвоили звание майора…

***

Получив диплом, я устроился в Ошское отделение Союза художников Киргизской ССР художником-оформителем. В то время политическая агитация и пропаганда достигли своего апогея. Заказов было так много, что я едва укладывался в срок. В те времена ежемесячная зарплата секретаря парткома в колхозе составляла 240 рублей, я же, бывало, зарабатывал и по тысяче.

Кыргызы, которых я знаю