Коловращение жизни

Берёза, молодой учёный, кандидат биологических наук, стоял на палубе у борта и поглядывал на то, как резво выпрыгивают из воды летучие рыбки и долго, словно ласточки, летят над самой поверхностью.

«Удивительна природа: ведь вот удирает рыбка от смертельной опасности – погибели в пасти хищника – а до чего красиво! – думал он. – А вот человек, положим, вряд ли выглядел бы столь изящно, спасаясь от разъяренного зверя.»

Он усмехнулся, вообразив себя в такой ситуации, – чего только не придёт в голову после дурной, полубессонной ночи!

Андрей Александрович обливался потом. Редкий в океане штиль сопровождался адовой духотой, от которой, казалось, прокисали мозги.

Только что выполнили траление, и Берёза, изредка помогая своему помощнику, наблюдал, как Аркаша разбирал, обмеривал знакомых, часто встречающихся, представителей морской фауны, затем они заносили данные в журнал наблюдений. Запланированная программа выполнялась успешно и в сроки, но настроение у начальника рейса было нехорошее: на исходе второй месяц плавания, подняты на борт десятки биологических тралов, а его давняя, затаённая мечта добыть какой-нибудь редчайший, доселе неизвестный экземпляр животного мира океана – не исполнялась.

Его потянуло на размышления о превратностях эволюции.

«Все мы, живые существа, в море или на суше, живём по единой, раз и навсегда заданной схеме. Во мне та же кровь, тот же состав белка, как и во многих обитателях океана, да и сама кровь – это, в сущности, преобразованная в течение миллиардов лет эволюции морская вода. Её соль в крови и слезах наших… Но как высоко поднялся человек! Вот хотя бы он, Берёза – один из высших представителей самой Природы – призван изучать её мудрые, неистощимые по фантазии деяния. Какое это могучее, высокое, благотворное чувство – ощущение общности с природой, чувство единого и вечного бытия… И какая тёмная сила стоит за случайностью бытия и небытия каждой отдельной особи! Быть может, плавает где-то экземплярчик никем ещё не открытого вида… Подарила бы судьба нечто редкостное – что ей стоит?»

Тут вспомнился ему сон, приснившийся этой ночью, – и он сам над собой посмеялся. Чёрта с два от неё получишь подарок, скорее как раз насмешки и дождёшься.

«А впрочем, при чём тут судьба? Всё дело в проклятой духоте.»

Приснилось ему, будто плавая под водой – причём без всякого акваланга – он встретил вдруг рыбу с большими, как фонари, красными глазами и сдуру обрадовался удивительному, невиданному типу – наконец-то нашёл! Но рыба эта распахнула огромную пасть и кинулась на него – а он, спасаясь, нырнул в какую-то дыру и провалился в непроглядную темень. И тут в ужасе почувствовал, как его неизвестно куда, быть может, в самые недра Земли затягивает сильным течением…

Он с криком проснулся, сел на диванчик и никак не мог толком очухаться. Аркаша спросонья испуганно таращил глаза с верхней койки, однако не лез с расспросами. Но и без того было тошно. Не спасал и вентилятор, воздух в каюте был как в парной бане, в койке влажные простыни прилипали к телу…

Берёза курил у борта, следя, как синеватые клубочки дыма повисали на миг и потом таяли в царящей вокруг голубизне и влажной духоте.

Вчера его зазвал к себе капитан, посидели, выпили немного. Занятная личность – больше всё молчит, а уходишь от него как после интересной беседы. Вчера они даже поспорили немного на одну из животрепещущих тем: надо ли женщин брать в море?

– Женщина – сосуд греха, – подвёл черту капитан. – Так говорит восточная мудрость. И мудрость, к слову сказать – сухопутная. Ну а уж когда сосуд тот берут с собой в море… Всегда найдется кто-то, который хлебнуть из него захочет. А на борту это больной вопрос – тут или всем, или никому.

Намёк тут был прозрачен: конечно имелась в виду единственная женщина в научной группе.

– Но что же ей делать? – вступился в защиту Анюты Берёза. – Ведь её специальность – гидрохимия.

Лицо капитана было непроницаемо – просто лик Будды, олимпийски взирающего с вселенских высот на заблудших, слабых плотью и духом чад.

– И на здоровье. Этим делом можно заниматься и на берегу. А в море пусть мужики ходят.

Сказал, как припечатал.

– Хорошо, а как же тогда вместо кока ваша судовая повариха?

– Во-первых, она почти старуха, – проворчал капитан. – Во-вторых, моя бы на то воля…

Вспоминая этот вчерашний разговор, начальник рейса курил и думал: «У каждого свои заботы. И у всех – хроническая нехватка кадров. Не взял бы он в море Анюту – с кем бы работал?»

– Андрей Саныч, – донёсся сверху, из рулевой рубки, голос старпома. – Заскочи на минутку, дело есть.

Берёза поднялся наверх. Проходя мимо рулевого, по привычке бросил взгляд на компас – и даже остановился: стрелка показывала курс противоположный согласованному накануне.

– Что приключилось, старпом? – спросил он, входя в штурманскую.

Тот стоял, склонившись над столом. Штурман он был довольно молодой, но уже бывалый, хотя свежего человека могла обмануть его почти юношеская внешность, к тому же был он худощав, тонок лицом. Но так показаться могло лишь человеку стороннему, пришлому – приехавшему с запада. А среди дальневосточников молодость на любых уровнях трудовой деятельности была в порядке вещей.

– Да вот полюбуйся, что вытворяет красотка…

«Красотка?» – не сразу включился Берёза и подивился фамильярности старпома, который, наморщив лоб, корпел над принятой последней японской синоптической картой – ещё вчера они вместе обсуждали характеристики приближавшегося тайфуна «Мэри»: по всем прикидкам «Вездесущий» успевал выйти на следующую точку, оставив ураган за кормой.

Начальник рейса посмотрел на карту. Внешне похожий на часовой балансир, плотно сбитый сгусток концентрических окружностей – так выглядело графическое изображение тайфуна – располагался теперь в стороне от прежней своей траектории. Он прикинул расстояние с учётом скорости движения «Мэри»: выходило, что ураган, изменивший направление, в ближайшие сутки мог бы нагрянуть к ним, если бы они шли прежним курсом.