Князь Курбский

– От Божьей руки ни один клеветник не скроется,? – тем же тоном проговорил Курбский.

– О ком ты, князь, говоришь?

– О тех, которые тайными путями собирают на ближнего стрелы невидимые, прислушиваются к шепоту досады и скорби; каждому слову дают противное значение, каждую речь превращают в злонамеренный умысел с тем, чтоб на гибели других основать свое счастье…

– Кто посмел снять цепи с оскорбителя царского? – вскрикнул Басманов татарскому голове, указывая на Владимира.

– Я! – сказал Курбский.

– Выше голову, юноша! – сказал Басманов Владимиру с язвительной улыбкой.? – Храбрейший воевода взялся быть твоим заступником.

– Басманов, не говори так…

– Не угрожай мне, князь Андрей Михайлович, предки мои не слыхали угроз от твоих предков.

– Не считайся со мною в старейшинстве,? – сказал Курбский.? – Дед и отец твой призывали в молитвах святого моего прародителя князя Федора Ростиславича, а ты всегда стоял ниже меня в воеводах.

Воеводы сошли с коней пред раскинутым шатром князя Мстиславского, окруженным вооруженными всадниками.

Мстиславский не мог скрыть досады при нечаянном прибытии Курбского. Он не желал иметь его свидетелем своих неудач и тем более не желал уступить ему славы взятия Вейсенштейна. Мстиславский знал, что ревельцы с боязнию ожидали приступа русских, не предвидя надежной обороны, но не уходил от Вейсенштейна. Воины ослабевали в трудах, наряды гибли в болотах, запасы истощались, но, раздраженный неудачами, Мстиславский хотел одолеть Вейсенштейн и природу. Ему недоставало искусства и мужества Курбского. Неудивительно поэтому, что он встретил Курбского с холодностью и выслушал его с негодованием.

Владимир стоял среди суровых татар, готовых, по одному мановению военачальника, занести убийственное железо над своей невинной жертвой.

– Князь Курбский, я не ведаю, кто здесь первый воевода? – сказал Мстиславский.

– Тот, кого прошу я,? – отвечал почтительно Курбский.

– Ты просишь и повелеваешь! – воскликнул Мстиславский.? – Не я, но ты снял оковы с оскорбителя царского.

– В чем оскорблен государь?

– То царь и рассудит,? – сказал надменно Мстиславский,? – не имею времени с тобою беседовать.

Он повелел воинам наложить оковы на Владимира.

– А ты,? – продолжал он, обратясь к татарскому голове,? – как дерзнул преступить мои повеления, допустить снять с преступника цепи?

– Моя вина…? – едва мог промолвить татарин, преклонясь пред Мстиславским.

– Посмотрю я, кто с тебя снимет цепи,? – сказал Мстиславский и повелел заковать его.

– Если ты воевода, чтоб только налагать цепи,? – сказал Курбский,? – я не дивлюсь, что ты несчастлив в осаде Пайды. Нужно заслуживать любовь подвластных, чтоб легче было повелевать ими.

Мстиславский затрепетал от гнева; но укоризна была столь справедлива, что он смутился, не находя слов возразить. Басманов отвечал за него:

– Князь Андрей Михайлович, не тебе так говорить старейшему и саном и родом.

– Оскорбляя меня,? – сказал Мстиславский,? – ты оскорбляешь царя, который облек меня властью.

– Не думай, что мудрый царь оскорбляется правдой,? – сказал Курбский.

С этими словами он вышел из шатра; проходя мимо Владимира, он сказал:

– Терпи, добрый юноша! – и пожал его руку.

– Строптивый муж! – воскликнул Мстиславский.? – Царь смирит тебя и решит спор между мною и тобой.? – А ты, несчастный,? – сказал он Владимиру,? – сознайся в твоем преступлении.

Владимир молчал.

– Отвечай! – сказал Мстиславский.

– Отвечай, воевода тебя вопрошает,? – крикнул Басманов.

– Скажи вину мою.

– Говорил ли ты, что царя окружают клеветники? – спросил Мстиславский.

– Нет.

– Говорил ли ты, что Адашев невинен? – сказал Басманов.

– Говорил.

– Неразумный юноша, ты обличил себя в преступлении. Не развозил ли ты тайно грамот, оскорбляющих царское величество?

– Нет.

– Для чего же прибыл ты из Москвы?

– Служить государю в полках его.

– Так… Но ты доставил тайно возмутительную грамоту князю Андрею Курбскому.

Владимир пришел в смущение.

– Он молчит… он сознается,? – сказал Басманов.

– Я не предатель,? – сказал Владимир с негодованием,? – я не доставлял возмутительной грамоты.

– Утверди же крестным целованием, что ты не привозил никакого письма от Курлятева.

Владимир в смущении не знал, что отвечать, и поднял глаза на крест, висевший в углу шатра.

– Смотри,? – продолжал Басманов,? – целуй крест на том, что ты не привозил такой грамоты.

При сих словах он показал юноше список с того письма, с которым Владимир прибыл из Москвы к Курбскому; список доставлен был Басманову его лазутчиком.

Владимир с трепетом отклонил руку Басманова.