СВС (Синдром Внезапной Смерти)

– Так значит гипноз, да?

– Да, да, гипноз… Жаль, теперь, придётся действовать некрасивым способом.

– Ната отойди, у него нож в руке. – Закричала Татьяна, но опоздала.

Темная фигура, быстро подошла к Артёмовой и ударила её ножом в живот. Художница сложилась пополам, и с хрипом стала оседать на пол.

– Видишь, что ты натворила? – Он оттолкнул Артёмову и уже стоял в трёх шагах от Татьяны, примериваясь к удару. – Видишь, как всё некрасиво получается? – Но вдруг поперхнулся, выронил нож, и схватился за горло, из которого, в разные стороны, хлынула струя крови. Это Танич, схватив нож Андрея с тарелки с фруктами, метнула его тренированным движением точно в цель.

– Некрасиво? Сейчас ты узнаешь, что такое некрасиво. – Молниеносно подскочила к противнику, и выдернув нож из горла, стала волчком вертеться вокруг него, нанося удар за ударом, пока тот не рухнул весь изрезанный в клочья.

Вбежавшие, через несколько секунд медики, застали жуткую картину. Голая вся перемазанная в крови Танич, продолжала наносить удары ножом в бесформенноё тело под ней, разбрызгивая кровь по всей палате.

Три дня спустя, реанимация.

Возле дежурного столика, в коридоре, стояла группа медсестёр, с замиранием сердца, слушая рассказ одной, самой толстой, из них.

– Всё в крови, ну просто всё, и потолок и стены, и вся аппаратура… И она, голая с огромным ножом в руке. А когда мы вбежали, она так посмотрела на нас, что я думала, у меня будет разрыв сердца. До сих пор валидол глотаю. Надо Михалыча попросить, чтобы послушал, а то так, до инфаркта доиграться недолго. – Говорила она тихим голосом с сиплой одышкой, да громче и не нужно было, в отделении стояла просто звенящая тишина.

– А когда её оттащили, то долго ещё не могли вырвать, у неё из рук, его отрезанную голову…

Одну из медсестёр замутило, и она схватилась за рот, удерживая дурноту.

– А кто ж это был то?

– Убийца-маньяк.

– А как он в палате оказался?

– Неизвестно… как-то прошёл. Я всё время здесь сидела, и ума не приложу, как он мог, мимо меня пройти…? Не понятно. И ведь эти фэ-эс-бэшники, часа два сидели

у неё в палате, и только вышли, как это случилось.

– А мне всё следы от её босых ног в коридоре мерещатся, тру, тру их. Вроде нет уже, а как высохнет, так опять вижу. Кровавые следы и рядом с ними, цепочка капель, как будто с её руки текло, в которой она нож держала… – Уборщица с ведром и шваброй показала на пол коридора. И все стали всматриваться туда, с ужасом ожидая, увидеть их.

– В ту палату вчера, зашли рабочие, чтобы стены отшкурить и заново покрасить. Так работать не смогли. Говорят волосы дыбом встают, от страха, как будто всё время, на них кто-то смотрит.

– Тот-то они за спиртом ко мне бегали всё время, глаза дурные, руки трясутся…

– Да алкашня, что с них взять. И не такого наврут, лишь бы выпить дали…

– Нет, не врали, правда боялись. Вон сегодня и нету их…

Вдруг, все как по команде, повернули головы в сторону открывшейся двери, и бросились в разные стороны, словно перепуганные курицы на птичьем дворе.

В отделение вошла Танич…

Толстая медсестра оторопело смотрела на её приближение, вздрагивая от каждого шага.

– Я к Артёмовой. Как она?

– Лу-лу-лучше, уже. Пришла в себя, она в палате но-но-номер…

– Я знаю, спасибо. – И пошла дальше.

Толстая дежурная, задохнулась, словно только что осилила затяжной подъём в гору, и с трудом нашарив валидол, бросила себе в рот целую горсть таблеток.

Татьяна подошла к двери и очень осторожно открыла её, проверяя в щёлку, не спит ли Наталья и не потревожит ли она её. Артёмова лежала под капельницей с закрытыми глазами.

Танич, всё также осторожно, подошла к кровати и опустилась рядом на стул.

– Возьми меня за руку. – Одними губами произнесла художница, не открывая глаз.

Татьяна тут же выполнила её просьбу, и накрыла своей ладонью её ладонь.

– Спи, спи. Я буду охранять тебя.

Артёмова повернула голову к ней, и слабо улыбнулась.

– Да, теперь твоя очередь. Расскажи что случилось.

– Тебе нельзя волноваться…

– Я и не волнуюсь, просто скучно тут, давай рассказывай.

– Когда это ты успела соскучиться? Мне сказали, что ты только сегодня утром пришла в себя после операции. А меня, как раз выпустили из изолятора, и я сразу к тебе…

– Кто это был, выяснили?

– Да, выяснили. Опознать его было трудно, но в кармане нашлись документы. Это действительно, оказался сотрудник Третьяковской галереи – Карл Николаевич Альмихамер. И работал он там… Готова? Работал он там плотником.

– Что?

– Да-да, плотником. Много лет причём, мастер золотые руки… кто бы мог подумать.

– И что с ним стало? Ты задержала его?

– Ну, можно и так сказать. – Глаза Танич стали стальными, и было видно, что маньяк ещё легко отделался… – Задержала… В общем он умер, поранился своим же ножом, да так неудачно, что врачи не успели ему помочь.

– Какая ирония. – Артёмова посмотрела на Татьяну. – Ты шутишь что ли? Но увидев её глаза, поняла, что нет.

– Давай не будем сейчас о нём, помер и помер. Дело закрыто. Всё. А вот мы с тобой живы, и, что ещё важнее – больше никто не умрёт.

– А что с генералом? Они доехали до портрета тогда?

– Нет, не доехали. По дороге они попали в аварию, и генерал погиб.

– Боже мой… А Андрей?