Запомни: ты моя

– Нет, просто я итальянец.

Через стеклянные двери они прошли в piano nobile[1 - Главное помещение, этаж (ит.). (Здесь и далее примеч. пер.)], и Нико остановился на пороге.

– Я подожду здесь.

Луиза обернулась через плечо и нахмурилась, тогда он поднял ногу в пыльном рабочем башмаке. При жизни Карлоса он не задумываясь прошел бы по полу, но Луиза необыкновенная чистюля и любит порядок. Меньше всего он хотел нарушить хрупкое согласие, оставив грязный след на чистых терракотовых плитках пола. Она, кажется, оценила это, потому что кивнула и не стала его отговаривать.

– Я сейчас вернусь.

Палаццо выглядел прекрасно. Луиза много добилась за несколько месяцев. Устаревшая мебель была заменена удобной современной, не нарушив элегантности Старого Света. Потолок с замысловатым рисунком и резные сводчатые проемы блестели чистотой. Трудно поверить, что это тот же самый дом. Карлоса мало интересовали условия, в которых он жил, особенно после смерти жены. А потом были годы, когда дом пустовал, и, если бы Нико не приглядывал за хозяйством, наследство Карлоса пришло бы в полный упадок.

Луиза никогда не говорила, почему она так долго пренебрегала унаследованной собственностью. Он как-то спросил ее, но она сказала, что это не его дело. А сейчас, спустя годы равнодушия к своему наследству, она начала старательно возвращать палаццо первоначальный блеск.

Эта американка на редкость сложная женщина.

Она вернулась и подала ему чашку кофе на вытянутой руке, чтобы не приближаться.

– Спасибо.

– Я предложила бы молока, но знаю, что ты предпочитаешь черный.

– Приятно, что ты помнишь.

Она прошла мимо него, оставив за собой легкий запах шанели.

– Могу я узнать, зачем ты копался в грязи?

– Брал образцы почвы.

– Для чего?

«Чтобы иметь возможность поговорить с тобой».

– Чтобы решить, как подготовить землю для новых посадок. Я намерен рекультивировать виноградники под канайоло или каберне совиньон. Уйдет несколько лет, пока виноградники дадут достаточный урожай, и я хочу сделать это поскорее.

– Да? Занятно. Не припоминаю, чтобы я продала тебе свою собственность.

Она, видно, шутит. Или намерена снова напоминать о своих правах?

– Да, занятно, потому что и я не припоминаю, чтобы ты высказывала недовольство тем, что я от твоего имени занимаюсь виноградниками.

– От моего имени и с выгодой для себя. Или ты хочешь сказать, что ты не увеличил вдвое свои виноградники, не заплатив ни гроша?

– Нет. К чему отрицать правду? – Он извлек выгоду от использования земель Карлоса. Карлос не возражал бы. – Ты для себя решила не вмешиваться, а я не видел смысла в том, чтобы хорошая земля пропадала.

– Я не решила. Я… – Луиза тяжело вздохнула. – Не важно. Но это не дает тебе права делать все, что захочешь. – И пробормотала, уставившись в чашку: – И не имеет значения, что ты прекрасно со всем справляешься.

– С чем? С виноградниками или с тем, что делаю, что захочу? – Она искоса посмотрела на него, и он все понял. – Замечательно. Хозяйка ты. Если не хочешь рекультивировать виноградники, то тогда чего ты хотела бы от меня? Что мне делать с заброшенными участками?

– Я потом тебе сообщу. – Она высокомерно задрала подбородок.

Они оба знали, что Нико займется пересадкой, а она упрямится просто ради упрямства. Знает ли она, как привлекательна, когда не соглашается? Может, поэтому он получал удовольствие, подзадоривая ее. Похоже на то, когда тыкаешь палкой в осиное гнездо. Выводя ее из себя, он чувствовал, как глубоко внутри растет возбуждение. И, черт подери, раздразнить ее не трудно. Кажется, он не делает ничего особенного, а глаза у нее сверкают.

Так она выглядела после их поцелуев.

– Ты сердишься не по поводу рекультивации, правда? – спросил Нико, подойдя к ней поближе. – Ты сердишься из-за того, что происходило на свадьбе.

Она порывисто повернулась к нему:

– Я же тебе сказала, что не желаю об этом говорить.

Но все равно от воспоминаний не уйдешь.

– Послушай, bella mia, давай не станем притворяться, будто этого никогда не было.

Разве можно забыть о том изумительном поцелуе? Он был уверен, что не только он лежит ночью без сна, рисуя в памяти, как идеально одно в другое вписались их тела, когда они танцевали. Она задышала чуточку чаще, и Нико понял: она тоже все помнит.

– Не называй меня bella mia, и я не прошу тебя притворяться. Просто случившееся не стоит того, чтобы об этом говорить. Мы выпили немного больше, чем следовало, вот романтика вечера и ударила нам в голову. Больше ничего.

– Да ну? – Он наклонил голову прямо к изгибу ее шеи. – Ничего? Выпили лишнего? Что-то мне подсказывает, что это не так. – Он ей не верит, и доказательство тому – ее заалевшая кожа.

– Почему не так?

– Потому что… – Так хотелось дотронуться до атласной кожи! – Что касается меня, то я не был пьян.

Луиза испепелила его взглядом:

– Возможно, пьяна была я, так что не тешь свое самолюбие.

О, эта маленькая оса не прочь его укусить.

– Поверь, bella mia, мое самолюбие не нужно тешить, – сказал он. – Считай это ошибкой из-за перебора вина, если тебе так хочется. Думай, что угодно, убеждай себя в том, что тебе не хочется повторить этот эпизод.

У Луизы перехватило дыхание и приоткрылись губы. Он улыбнулся, потом наклонился… их губы вот-вот встретятся, еще секунда и… Луиза отвернула лицо.

– О'кей. Я допускаю, что тот поцелуй был восхитительным, но больше этого не произойдет.

– Почему нет? – Он все еще не понимал. Два человека явно тянутся друг к другу, так почему не продолжить общение и не пойти дальше?

– По многим причинам. Начнем с того, что я не жажду серьезных отношений.

Так это к лучшему.

– И я тоже. – Серьезные отношения подразумевают определенные ожидания, а как показал ему опыт, он не обладает для этого данными.

Она уклонилась от его протянутой руки, и ее сандалии мягко застучали по полу. Она вернулась к столу, который – как отметил Нико – поставил барьер между ними.

Луиза крепко сжала спинку стула. И Нико знал, что она придумывает другую причину.