Город Барабу

– Они готовы.

– Готовы?

Раскоряка кивнул:

– Я всегда держу их наготове, когда мы даем первое представление на новой планете. На случай, если кому-то из местных надо помассировать череп. Есть что-то новое?

– По-прежнему ничего. – О'Хара покачал головой и стал подниматься по ступенькам. – А теперь, похоже, и кое-кто еще тоже пропал.

Он открыл дверь фургона, вошел и включил свет. Дождавшись, пока к нему присоединятся Раскоряка, Билли и Бородавка, Хозяин подошел к пульту связи и нажал несколько кнопок. Потом сел на стул и взял микрофон.

– Это О'Хара. Погонщик, где ты? Отзовись!

Тишина. Повторив попытку еще пару раз, О'Хара откинулся на спинку стула и покачал головой.

– Что же это, черт возьми, происходит? – Он повернулся к Билли Пратту. – Билли, иди и приведи мне этого нуумианца… Линта. Хочу задать ему несколько вопросов…

Музыка оборвалась, и тут снаружи донесся топот сотен ног. Хозяин вскочил. Раскоряка открыл дверь и уже ступил на порог, но тут же попятился. В фургон с оружием в руках вошел нуумианец. Это оказался Линта. Он кивнул О'Харе:

– Гоата.

Билли Пратт шагнул было навстречу нуумианцу, но какая-то невидимая сила ударила в него, и он рухнул на пол.

31

Хаву Да Мираак повернулся на своей спальной пластине, надеясь хоть как-то растянуть период отдыха до обязательного пробуждения. Наконец он опять лег на спину и вздохнул. В голове роились тысячи мыслей. Хаву открыл глаза и посмотрел на прибор отсчета времени, установленный на консоли перед передней сферой обзора. До пробуждения еще восемь кругов. Хаву сел, проверил все четыре сферы обзора, оглядел деревню. С тех пор, как двадцать циклов назад доставили новую партию людей, здесь ничего не изменилось. В самом конце улицы стояло большое, крытое полотном сооружение с разноцветными флажками на самом верху. Ветра не было, и флажки обвисли.

Хаву потянулся, спустил ноги со спальной пластины и встал на пол. Пластина автоматически сложилась и втянулась в стену. Одним движением синей четырехпалой руки он убрал затемняющее поле вокруг капсулы, и в крохотную комнатку хлынул странный местный свет. Пройдя в центр комнаты, Хаву шагнул на притопленную пластину и несколько секунд понежился в очищающем луче, потом отступил, достал из шкафчика свой дневной паек и сел, чтобы съесть первую порцию. Закончив с едой, Хаву выбросил в рециклер упаковку, надел чистую форму, лежавшую под специальным прессом, и уселся перед пультом, чтобы начать дневную вахту, хотя у него в запасе еще оставалось полтора оборота.

Экран поля ночного контроля показал слабые следы присутствия какой-то местной животной жизни, отыскивающей добычу среди скал и сухой редкой растительности. Хаву покачал головой и отключил поле ночного контроля и силовое поле, защищавшее капсулу. Интересно, почему люди решили обосноваться на этой заброшенной планете? Он обвел взглядом пустынный горизонт и наконец сосредоточил внимание на огромном полотняном сооружении. Установка этого сооружения вызвала в деревне небывалое волнение. Хаву уже не в первый раз подумал о том, что было бы любопытно выбраться из капсулы и прогуляться среди людей, но тут же остановил себя – это просто глупость.

Прибор отсчета времени подал звуковой сигнал, и Хаву перевел его в режим молчания. Глядя на прибор, он спросил себя, сколько времени прошло с тех пор, как его назначили в эту деревню. Покачав головой, страж снова посмотрел на бараки. Скоро все повторится: крики «Просыпайтесь!», привычная суета. Рабочие поднимутся с коек, потом отправятся, чтобы съесть какую-нибудь скудную пищу, затем выстроятся перед башней для проверки. И наконец потянутся в карьер, где их ждет тяжелая и никому не нужная работа.

Хаву нахмурился. Стражам не положено размышлять о подобных вещах. Если забивать себе голову такими вещами, как рутина, скука и – как ее?.. – несправедливость, то можно сойти с ума. Он устроился поудобнее в кресле и вспомнил, что гоата, постигшая всех этих людей, стала результатом решения Имперского Суда, получившего инструкцию от Королевской Семьи. Люди считали, что рождены быть свободными, чтобы завоевывать другие миры, выполнять полезную работу. Вместо этого горстка людей захвачена, порабощена и обречена на бессмысленный труд. Можно ли это считать настоящей гоатой? Тем более что те, кто страдает от мести Империи, это совсем не те, кто несет ответственность за наложенные на Империю ограничения. Нет, такая гоата не достойна Королевской Семьи.

Он подался вперед и включил систему оповещения. Оставалось надеяться, что в случае с этими циркачами гоата сработает лучше. Хава нажал кнопку, и в деревне зажегся свет. Потом включил систему односторонней связи.

– Просыпайтесь! Просыпайтесь! – Он помолчал и улыбнулся. – И с добрым утром!

* * *

Билли Пратт бросил кусок молочного камня в корзину, выпрямился и потер ладонью поясницу. Солнце пекло, в заполненном пылью карьере было нестерпимо жарко. В нескольких шагах от Пратта работал киркой Дирак. Камни падали под ноги, один кусок откатился к Билли. Он огляделся – повсюду в пыли виднелись фигуры людей, врубающихся в каменные стены или наполняющих корзины бесполезным грузом. Билли покачал головой.

– За что? – ни к кому не обращаясь, спросил он.

За стуком кирок его никто не услышал. «За что?» – подумал он. Откалывать куски камня, загружать ими корзины – и только для того, чтобы где-то кто-то высыпал эти камни в другой карьер.

– Человек! – Услышав голос из сторожевой башни, все в карьере замерли.

Билли поднял голову и оглянулся.

– Да, ты. Тот, кто стоит. Согни спину, человек. Тебе еще предстоит сдвинуть горы.

Билли нагнулся, качая головой.

– Прямо-таки поэт, – пробормотал он. – «Сдвинуть горы». Подняв кусок скалы, Билли Пратт заметил рядом с собой знакомую фигуру. Не поворачиваясь, человек сказал:

– Продолжайте работать и разговаривайте шепотом. Я Том Уорнер. Как вас зовут?

– Билли Пратт.

– Предупреждение было первое и единственное. Если он поймает вас еще раз, то накажет.

Билли уже видел, что делает с человеком удар силового поля, а потому удвоил усилия.

– Уорнер.

– Что?

– Что такое гоата?

Том пожал плечами и потянулся за очередным камнем:

– Месть. Вот и все, что я знаю. Френсис, похоже, разбирается в этом получше меня.

– Френсис? Тот, который управляет лагерем?

– Да. – Том бросил камень в корзину. – Вы знаете что-нибудь о восстании? Эти двое, Дирак и тот, которого называют Раскорякой, они ведь задумали что-то, да?

– А почему бы и нет? Нельзя же оставаться здесь до конца жизни?

Том покачал головой:

– Одна попытка уже была. У вас ничего не получится.

Билли выпрямился, но вовремя вспомнил о предупреждении и наклонился за камнем.

– Почему? Я насчитал всего три сторожевые башни, а нас здесь не менее четырех тысяч.

– Говорю вам, попытка уже была. Эти башни неуязвимы. Я хочу, чтобы вы поговорили с вожаками, убедили их отказаться от задуманного. В противном случае пострадают все.

– Но как… – Билли замолчал, видя, что Уорнер поднял корзину, взвалил ее на плечо и, пошатываясь, двинулся по дорожке к началу карьера.

Билли вернулся к работе, думая о том, каким странным образом сегодня утром разбудили деревню. Страж пожелал им доброго утра. Еще один кусочек мозаики, которую надо сложить, хотя кусочков явно не хватает.

Он не мог повлиять на тех, кто готовил восстание. Билли скорчил гримасу, представив, как другие воспримут его слова. К нему и так относились неодобрительно, кое-кто обвинял его во всем, что произошло. Конечно, открыто никто не говорил, что ответственность лежит на нем, но хватало и фраз, типа: «Жаль, с нами нет Ловкача. Он бы знал, что делать. Ловкач бы нас всех вытащил. С Ловкачом мы бы в такую передрягу не попали». И так далее.

Билли плюнул на землю, наклонился и поднял корзину. Артур Бернсайд Веллингтон, Ловкач, постоянно был где-то рядом, не позволяя забыть о себе. Соответствовать старому «разводиле» было трудно. Ловкач сделал бы иначе; Ловкач сумел бы лучше; жаль, что Ловкач ушел. Днем раньше, вернувшись из карьера, Билли попытался поговорить об этом с Хозяином. Мистер Джон не выразил сочувствия: