Жена героя

Вдруг я услышала какой-то звук, как будто кто-то звал меня из-за деревьев. Сначала я испугалась и замерла на месте. Прислушавшись, я услышала звук отчётливее. Затем кто-то перепрыгнул через небольшую стену нашего сада, скрывавшуюся за деревьями. Только я хотела приглядеться, как от стены отделилась тень, приблизилась ко мне и остановилась рядом. Я не могла поверить своим глазам. Это был Самад. Он весело поздоровался со мной и я растерялась, потому что не успела накинуть на голову чадру. Опустив от стыда голову, я не сказала ни слова и со всех ног кинулась во двор. Там я перепрыгнула сразу через несколько ступенек и убежала к себе, заперев дверь на ключ. Самад постоял какое-то время, но потом понял, что я уже не вернусь. Обиженный, он пошёл к моей невестке Хадидже и стал на меня жаловаться:

– Гадам меня совсем не любит. Я еле-еле взял увольнительную на базе, чтобы только повидать её и сказать пару слов. Я несколько часов ждал около сада, чтобы поговорить с ней наедине, но она, бессовестная, даже не поздоровалась. Только увидела меня – сразу убежала.

Около полудня ко мне пришла Хадиджа и сказала:

– Гадам, приходи ко мне вечером. У меня гости, а помочь некому.

Вечером я пошла в дом брата. Хадиджа в это время готовила ужин. Я стала ей помогать, не подозревая, что невестка что-то задумала. Когда прозвучал призыв к вечерней молитве и уже стемнело, открылась дверь и я увидела Самада. Разозлившись, я сказала Хадидже:

– Если отец и мать узнают, то убьют нас обоих.

Хадиджа рассмеялась и ответила:

– Если будешь держать язык за зубами, никто ничего не узнает. Отца сегодня вечером нет дома. Он ушёл в поле на поливные работы.

Немного успокоившись, я украдкой посмотрела на Самада. Почему он был в таком виде?! Волос на голове совсем не было. Хадиджа гостеприимно пригласила его в дом и он зашёл, поздоровался, но я снова не могла ответить ни слова. Ничего не сказав, я встала и пошла в другую комнату. Хадиджа меня позвала, но я не отозвалась, а через какое-то время невестка и Самад пришли в ту комнату, где я решила спрятаться. Хадиджа всем своим видом давала понять, что я поступаю неправильно. Затем она вышла из комнаты, и я осталась с Самадом наедине. Немного помедлив, я встала, чтобы уйти от его пронзительного взгляда, однако он встал в дверном проёме и расставил руки, не давая мне пройти.

– Ты куда? – спросил он. – Почему от меня бегаешь? Садись. Я хочу с тобой поговорить.

Я опустила голову и села. Самад тоже сел, конечно, подальше от меня и начал тихо говорить. Он говорил о том, какой хотел видеть свою жену.

– Я сейчас служу в армии, – сказал он, – но когда служба закончится, хочу поехать в Тегеран и найти там хорошую работу.

Заметив моё беспокойство, Самад добавил:

– Хотя, может быть, я останусь здесь, в Каеше.

Он сказал, что работает бетонщиком и в столице может найти работу получше.

Я всё ещё сидела с поникшей головой и ничего не отвечала, а Самад продолжал говорить. В итоге он разозлился и сказал:

– Не молчи же! Скажи хоть слово, чтобы меня успокоить.

Но мне нечего было сказать. Я ещё плотнее прикрыла шею чадрой и с опаской поглядывала в соседнюю комнату. Когда Самад понял, что разговорить меня не удастся, он начал задавать мне вопросы:

– Где ты хочешь жить?!

Я ничего не ответила, но он не отставал:

– Ты хочешь жить вместе с моей матерью?!

– Нет, – тихо ответила я.

После этого опять наступила тишина. Самад смирился с тем, что меня трудно заставить говорить, и тоже замолчал. Воспользовавшись моментом, я вышла из комнаты под предлогом помощи хозяйке и накрыла на стол.

– Иди к Самаду, поговори с ним, – настаивала Хадиджа, – я сама всё сделаю.

Однако я не согласилась и стала помогать на кухне. Самад остался один. Я села рядом с Хадиджой у накрытого стола. После ужина я собрала посуду и, сославшись на то, что надо принести чай и убраться на кухне, оставила их вдвоём.

В разговоре с невесткой Самад сказал:

– Думаю, я не нравлюсь Гадам. Если дело и дальше так пойдёт, мы не сможем жить вместе.

– Не волнуйся, – утешала его Хадиджа, – это естественно. Пройдёт время, и она будет относиться к тебе по-другому. Потерпи.

Самад выпил чаю и ушёл.

– Он мне не нравится. Совсем лысый, – сказала я невестке после его ухода.

– Всё дело только в этом?! – рассмеялась Хадиджа. – Ты в своём уме?! Он же солдат. Через пару месяцев закончится служба, и волосы отрастут. Что ещё не так?

– Он слишком много говорит, – ответила я.

Хадиджа снова рассмеялась:

– И это не беда. Ты ещё сама дашь ему фору, когда перестанешь стесняться и быть такой замкнутой. Слова не дашь ему вставить.

Я рассмеялась, и мы с Хадиджой начали шутить и болтать о том и о сём. Мы говорили и смеялись до самого позднего вечера.

Через несколько дней мать Самада сообщила, что собирается нас навестить. Будущая свекровь пришла одна ближе к вечеру и принесла узелок с одеждой. Поблагодарив её, мать взяла узелок, положила посреди комнаты и движением руки дала мне понять, чтобы я приблизилась. Я осторожно подошла к подаркам, села и развязала узел. Там были блузки, юбки и ткань для одежды. Ничего из принесённого матерью Самада мне не понравилось. Не сказав ни слова, я сложила все эти вещи обратно. Гостья всё поняла, но не подала вида, а мать от огорчения закусила губу и, приподняв брови, сделала мне знак, чтобы я поблагодарила за подарки. Однако я отказалась что-либо говорить.

Через несколько дней приехал и сам Самад. Он надел шапку, чтобы скрыть свою бритую голову. В руках у него была сумка. Увидев меня он, как всегда, рассмеялся, вручил мне сумку и сказал:

– Это всё тебе.

Не обронив ни слова, я взяла сумку и убежала ко входу в цокольный этаж. Самад пошёл вслед за мной и позвал меня. Я остановилась. Он тоже встал перед входом и достал из кармана какую-то бумагу:

– Гадам, Богом прошу тебя, не убегай. Посмотри, это моя увольнительная. Я отпросился в увольнение ради тебя. Приехал просто на тебя посмотреть!

Я посмотрела на эту бумагу, но, будучи неграмотной, не смогла из неё ничего понять. Самад это заметил и сказал:

– Это моя увольнительная. Её дали на один день, но я исправил единицу на двойку, чтобы побыть с тобой на один день дольше. Не дай Бог, если кто-то заметит, что я сам сделал исправление. Тогда мне точно несдобровать.

Я боялась, что в тот момент кто-нибудь войдёт и увидит, что мы беседуем, поэтому молча ушла в дом. Не знаю, почему он не вошёл вслед за мной. Стоя в дверях, Самад сказал:

– Что же ты мне прикажешь делать? Если я тебе не нравлюсь, так прямо и скажи. Я хотя бы буду знать, как быть дальше!

У меня не нашлось что ему сказать. В комнате была дверь, которая вела в соседнюю комнату, где я и спряталась. Самад так и ушёл, не попрощавшись, а его сумка так и осталась в моих руках.

В сумке лежало несколько блузок, юбок и платок, которые Самад купил специально для меня. Судя по вещам, у него был хороший вкус. Не знаю, что случилось, но я вдруг очень расстроилась. Собрав всю одежду, я сложила её в сумку и застегнула молнию. После этого я выбежала во двор, но Самада там уже не было.

На следующий день он не пришёл. Его не было и в последующие дни. Понемногу я начала беспокоиться за него. Мне не с кем было поделиться своей тайной, а спросить мать о том, где Самад, я стеснялась.

Как-то раз я пошла к роднику и услышала от женщин, что в гарнизоне объявлена тревога и поэтому солдат не пускают в увольнение. Отец рассказывал, что в стране проходят демонстрации против шахской власти и что во многих городах объявлено военное положение, а народ выходит на улицы с антиправительственными лозунгами. Между тем в нашей деревне всё было спокойно и жизнь шла своим чередом.

Прошёл месяц с того дня, когда я видела Самада в последний раз. Помню, что в тот день Хадиджа с братом оставались дома. Мы сидели на крыльце, как все деревенские жители. Ворота во двор были по обыкновению открыты, потому как закрывали их только на ночь.

Вдруг я услышала за воротами чей-то голос: