Шепот под землей

На практике весь смысл полицейской работы в том, что нужную информацию не надо искать тайком. А надо внезапно заявиться к человеку, ввергнуть его в трепет масштабами своих полномочий и задавать нескончаемые вопросы. До тех пор, пока он не скажет то, что вам нужно узнать. К сожалению, Безумство придерживается несколько других правил (в рамках соглашения, не иначе): факт, что в мире есть сверхъестественное, следует если не скрывать, то хотя бы не подчеркивать.

По этой причине не годилось начинать беседу с вопроса: «Эй, а вы, случайно, не изучали магию в университете?» И мы разработали хитрый план. Ну, то есть Лесли разработала.

Дверь открылась сразу же: консьерж все-таки предупредил хозяев. На пороге стояла женщина средних лет, с усталым лицом, голубыми глазами и волосами цвета грязной соломы. Увидев Лесли в маске, она непроизвольно шагнула назад. Неудивительно – все так реагируют.

Я представился и показал удостоверение. Она подозрительно сощурилась на него, затем на меня. На ней была простецкая коричневая юбка и такого же цвета блузка, а поверх нее – шерстяной жакет. Но из нагрудного кармана торчали механические часы, перевернутые вверх ногами. Видимо, сиделка с проживанием.

– Мы бы хотели видеть мистера Вудвилла-Джентла, – сказал я. – Он дома?

– Он сейчас должен отдыхать, – ответила женщина. С явным славянским акцентом. Русская, подумал я. Или украинка.

– Можно узнать, кто вы?

– Я Варенька, – сказала она, – сиделка мистера Вудвилла-Джентла.

– Мы можем войти? – спросила Лесли.

– Не знаю, – ответила Варенька.

Я вынул блокнот.

– Назовите, пожалуйста, вашу фамилию.

– Мы ведем официальное расследование, – сообщила Лесли.

Варенька еще помедлила, потом – очень неохотно, на мой взгляд, – посторонилась и впустила нас.

– Пожалуйста, – сказала она, – заходите. Я сейчас посмотрю, может быть, мистер Вудвилл-Джентл уже проснулся.

Очень интересно, подумал я. Ей проще впустить нас, чем назвать свое полное имя.

Квартира представляла собой длинный прямоугольный коридор с гостиной и кухней по правой стороне. По левой размещались спальни и, как я понял, ванные комнаты. Все стены занимали книжные полки. Было душно из-за задернутых штор, едва заметно пахло дезинфектантом и плесенью. Варенька повела нас в гостиную, и я по пути успел глянуть на книги. Похоже, все они были куплены в благотворительном секонд-хенде: твердые переплеты сверкали дырами в суперобложках, а у мягких были потертые и выцветшие корешки. И при этом все они были тщательно отсортированы сначала в тематическом, а затем в алфавитном порядке. Аж две полки занимали книги Патрика О’Брайана – видимо, все, что есть, включая «Желтого адмирала». Целая этажерка была отведена под книги в мягкой обложке, вышедшие в пятидесятые годы в издательстве «Пенгуин букс».

Для моего папы такие книги – настоящий предмет культа. Он говорит, тогда пенгвиновские издания были жутко популярны: стоило только сесть за столик в нужном кафе в Сохо, открыть такую книжку, притвориться, будто читаешь, – и готово. Не успеешь заказать вторую чашку эспрессо, как вокруг тебя уже будут виться эффектные юные дамы.

Лесли тайком пихнула меня под локоть, чтоб собрался и сделал суровое лицо. Мы вошли в гостиную, и Варенька, оставив нас, отправилась нарушать отдых Альберта Вудвилла-Джентла.

– Он колясочник, – шепнула Лесли.

Судя по тому, где стоял обеденный стол и как располагались другие предметы мебели, квартиру действительно обставляли с учетом нужд инвалида-колясочника. Лесли носком ботинка поковыряла следы на ковре – там, где узкие колесики кресла протерли две светлые полоски на темно-красном плюше.

С другого конца коридора донеслись приглушенные голоса. Варенька свой пару раз повышала, но, очевидно, не смогла переспорить мистера Вудвилла-Джентла, ибо уже через несколько минут вкатила его коляску в гостиную, чтобы он мог поприветствовать нас.

Всегда ожидаешь, что человек в инвалидном кресле будет выглядеть слабым и измученным. И мы поразились, увидев пухлого и розовощекого пожилого джентльмена с радостной улыбкой. По крайней мере, на левой половине лица – справа явно угадывался парез лицевого нерва. Возможно, последствие инсульта, но обе руки, как я заметил, двигались вполне нормально, хотя и заметно тряслись. Ноги до самого пола скрывал клетчатый плед. Вудвилл-Джентл был гладко выбрит, аккуратно подстрижен и, похоже, искренне рад нас видеть. Последнее, если хотите знать, заполняет очередное поле на нашей «карточке бинго».

– Бог ты мой! – воскликнул он. – Это же надо – копы!

Заметив, что Лесли в маске, он нарочито внимательно вгляделся ей в лицо.

– Вам не кажется, юная леди, что вы слишком буквально понимаете термин «работа под прикрытием»? Может быть, хотите чаю? В плане чая на Вареньку можно положиться. При условии, что вы любите пить его с лимоном.

– О, я бы как раз хлебнул чайку, – сказал я. Если Вудвилл-Джентл решил изображать вальяжного представителя высшего общества, то мне отнюдь не слабо прикинуться копом из низов.

– Садитесь, садитесь! – Он махнул рукой в ту сторону обеденного стола, где стояла пара стульев. Сам же объехал его с другой стороны и устроился прямо напротив нас, сцепив пальцы в замок, чтоб не дрожали.

– Ну а теперь будьте добры объяснить, чего ради ворвались в мой дом.

– Не знаю, известно ли вам, мистер Вудвилл-Джентл, что Дэвид Фейбер недавно пропал, но мы как раз ведем расследование и занимаемся его розыском, – сказал я.

– Не припомню, чтобы когда-либо слышал это имя, – покачал головой старик. – Он чем-то известен?

Я открыл блокнот и стал листать, вроде как сверяясь с данными.

– Он учился Оксфорде, в колледже Магдалины, с 1956 года по 1959-й. Тогда же, когда и вы.

– Не совсем так, – ответил Вудвилл-Джентл. – Я учился там с 1957 года и, хотя память у меня уже не та, могу сказать наверняка, что фамилию Фейбер не забыл бы. А фотографии у вас нет?

Лесли достала из внутреннего кармана куртки цветную фотографию, явный репринт со старой черно-белой. На ней был молодой человек в твидовом пиджаке и со стрижкой, модной в пятидесятые годы. Он стоял возле какой-то кирпичной стены, увитой плющом.

– Узнаете? – спросила Лесли.

Вудвилл-Джентл близоруко сощурился на фото.

– Боюсь, что нет, – покачал он головой.

Я бы сильно удивился, если бы он сказал «да», – учитывая тот факт, что мы с Лесли распечатали ее с одной из страниц шведской соцсети. Дэвида Фейбера мы придумали сами, а шведа выбрали, чтобы никто из клуба его уж точно не узнал. Все это был предлог, чтобы разузнать, как поживают бывшие Крокодильчики, причем если кто-то из них практикует магию, то не должен заподозрить, что мы ищем его.

– По нашим данным, вы с ним состояли в одном общественном клубе. – Я снова «сверился» с блокнотом: – Он назывался «Крокодильчики».

– В обеденном клубе, – поправил меня Вудвилл-Джентл.

– Простите?

– Такие клубы назывались обеденными, – сказал он, – а не общественными. В них вступали, просто чтобы есть и пить сверх всякой меры, хотя, должен сказать, мы и благотворительностью там занимались, и еще всяким разным.

Варенька принесла чай. Действительно по-русски: черный, с лимоном и в стеклянных стаканах. Поставила на стол и встала позади нас с Лесли, так, чтоб мы не могли видеть ее, не поворачиваясь. Это наш, полицейский прием, и мы очень не любим, когда его используют против нас.

– Увы, боюсь, в доме совсем нет ни печенья, ни кексов, – вздохнул Вудвилл-Джентл. – Доктор запрещает. А то я, если захочу найти вкусненькое, которое мне нельзя, могу быть очень изобретательным и подвижным.

Я молча прихлебывал чай, а Лесли задавала гостеприимному хозяину стандартные вопросы. Он припомнил имена нескольких сокурсников, которые тоже состояли в клубе. И еще нескольких, которые могли, по его мнению, там состоять. Большинство этих имен уже были у нас в списке, но всегда полезно, когда твои данные подтверждает свидетель. Было еще несколько студенток, их он упомянул как «непостоянных участниц» – тоже дело.

Спустя еще пять минут я сказал, что слышал, будто из этой башни открывается великолепный вид на город. Вудвилл-Джентл велел чувствовать себя как дома, а Варенька показала, как открывается балконная дверь. Поднимаясь со стула, я как бы непроизвольно хлопнул себя по нагрудному карману. Там лежал коробок спичек – на всякий случай, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что я иду покурить. Это тоже входило в хитрый план Лесли.

Вид и правда впечатлял. Облокотившись на балконное ограждение, я устремил взгляд на юг. На собор Святого Павла и дальше, за реку, на Элефант энд Касл, где высотка, нежно именуемая лондонцами «Электробритвой», соперничает в оригинальности с детищем Штромберга, бездарной одой бетону и нищете – Скайгарден Тауэром. А за всем этим, несмотря на низкую облачность, сияли огни Лондона аж до самой гряды холмов Норт Даунс. Развернувшись направо, я увидел остроконечные готические шпили Парламента: уменьшенные расстоянием, они вписывались в кольцо Лондонского глаза, а под ними шумел неугомонный центр. Все его улицы пестрели рождественскими украшениями, еще более яркими на фоне свежевыпавшего снега. Я мог бы еще несколько часов так стоять, но боялся отморозить задницу, а кроме того, должен был разнюхать, что здесь к чему.

Балкон имел форму буквы Г. Длинная сторона располагалась вдоль гостиной, видимо, чтобы летом можно было греться на солнышке, попивая чай, а короткая, не сильно меньше, но гораздо у?же, шла по ширине квартиры. Благодаря риэлтору, на сайте которого был поэтажный план здания, мы знали, что все комнаты, кроме ванных и кухни, имеют выход на балкон. А благодаря полицейскому опыту – что люди, живущие на тридцатом этаже, вряд ли запирают балконные двери. В ширину балкон не дотягивал даже до трети метра. Ограда высотой была по пояс, и все равно я почувствовал себя как-то нехорошо, засмотревшись налево и вниз. Рассудив, что спальня сиделки – меньшая из двух, я двинулся в конец балкона, к очередному запасному выходу в форме гермолюка. Затем, натянув перчатки, толкнул створки окна. Они распахнулись легко и беззвучно, что было мне на руку. Я шагнул через порог.

Открытая дверь вела из спальни в коридор, но свет там не горел, поэтому в самой комнате невозможно было ничего разглядеть. А я и не за этим пришел. Воздух был спертый, пахло больничной палатой и немного тальковым порошком. А еще, как ни странно, духами «Шанель номер пять». Глубоко вдохнув, я постарался ощутить вестигий.