Орион и завоеватель

– Клянусь всеми богами, – едва ли не прошептал Александр. – Ты завидуешь мне!

– Завидую? Я? Никогда! Никогда!

Я приглядывал за индусом, но тот не был вооружен и не пытался приблизиться к мечу, находившемуся на сундуке позади него. Более того, он прислушивался к разговору с видимым интересом.

– Нет, ты завидуешь моему положению, – настаивал Александр. – И жалеешь о том, что я родился царевичем, а не ты.

– Никогда! – повторил Демосфен голосом, полным яда, и я подумал, что Александр задел больное место. – Я против всех царевичей и царей, против тиранов, которые правят людьми. Я хочу демократии, при которой люди сами распоряжаются собой.

– При которой людей всегда сбивают с толку подобные тебе демагоги, – сказал Александр. – Тебе нужны идиоты, покоряющиеся твоей напыщенной риторике. Тебе нужны другие рабы: ничтожные последователи твоего слова.

– И тебе нужны самые обычные рабы.

– Ты не прав. Престол в Македонии передается не по наследству, афинянин. Царя избирают.

– Но, как говорят, выбирает его только войско.

– Наше войско – все сильные мужи, жители нашего царства. Чем отличается это от вашей демократии?

– Ваше войско всегда изберет сына старого царя, и ты прекрасно знаешь это!

– Войско изберет сына старого царя, только если сочтет его достойным. Воины не любят повиноваться дуракам. А вот у вас при хваленой демократии, судя по тому, что я видел, захватить власть может любой лжец, если много наобещает и сумеет облечь свои мысли в изысканные фразы, способные расшевелить толпу.

Демосфен глубоко, с дрожью, вздохнул. Потом зажмурил глаза и негромким голосом проговорил:

– Ты олицетворяешь силу меча и привилегии рода. Я же – волю народа. Завтра мы увидим, кто из нас сильнее.

– Если ты доживешь до завтрашнего дня, – проговорил Александр.

Глаза афинянина округлились.

– Ч-ч-чего еще о-о-ожидать от с-сына Филиппа? Итак, ты способен убить безоружного ч-ч-человека?

– Человека? Нет. Я просто отрублю голову ядовитой змее.

– Мы явились сюда не для этого, – напомнил я царевичу. – Сделав из Демосфена мученика, ты лишь озлобишь афинян.

Александр посмотрел на меня, а затем повернулся к Демосфену.

– Где будут находиться афиняне завтра? – спросил он.

– С краю на левом фланге, – ответил индус прежде, чем Демосфен успел открыть рот. – Фиванцы образуют сильное правое крыло.

Александр, моргая, смотрел на него.

– Я расскажу вам все, что вы хотите узнать, только не убивайте этого человека.

– Почему?

Индус отвечал с печальной улыбкой:

– Убийство запрещено моей верой. Человек не должен убивать другого или допускать убийство, если имеет возможность его предотвратить.

– Что это еще за вера? – удивился Александр.

– Путь Будды.

Я спросил:

– Итак, тебе известен план завтрашней битвы?

– О да!

– Можно ли ему верить? – спросил царевич.

– Я здесь представляю Царя Царей, – отвечал индус непринужденно. – Мой господин Дарий и его советники захотят узнать все подробности завтрашнего сражения. Я обязан рассказать все как было.

– Но сначала ты расскажешь планы ваших полководцев Филиппу и его военачальникам, – сказал Александр.

– Так я и сделаю, если вы пощадите этого человека.

Я спросил его, не скрывая удивления:

– Итак, чтобы пощадили одного человека, ты готов выдать на смерть целые тысячи?

– Их ждет смерть в завтрашней битве вне зависимости от того, что я сделаю сегодня. Я не в силах предотвратить кровопролитие, но могу спасти жизнь этого человека и обязан это сделать. Таков путь.

Я обернулся к Демосфену:

– Можно ли рассчитывать, что ты будешь молчать, пока мы отведем перса в наш лагерь?

Афинянин посмотрел на Александра, все еще державшего в руках меч, и кивнул.

– Похоже, ты веришь этому демагогу, Орион? – проговорил царевич. – А я – нет.

Бросив меч в ножны, Александр направился в угол палатки – к стойке для панциря, сорвал ремешки с кирасы и поножей и связал ими руки и ноги Демосфена. Потом затолкал кляп в рот оратора и закрепил его полоской ткани.

– Ну вот, теперь ему можно доверять, – пробормотал царевич. – Правда, ненадолго.

Остановившись возле синего щита с надписью по ободу, Александр посмотрел на беспомощного Демосфена, распростертого на голой земле.

– "С удачей", – прочитал он вслух. – Что ж, поищу тебя завтра на поле боя.

Забрав индуса, мы направились к своим.

Имя индуса было Свертакету.

– Зовите меня просто Кету, – негромко сказал он, остановившись в предрассветных сумерках по дороге в лагерь македонцев. – Слова моей родной речи трудны для вашего языка.