Мародер

– Ну да, а че еще? И лучше бы нам с ними не встречаться.

– Че, думаешь, завалят?

– Ахметзянов, ты как дурачок. Заладил – «а че», «а че». Ты сам подумай, а? Тут не дошкольники в песочнице, они ж тут все через одного повоевали. Ты для них теперь кто?

– Да ладно тебе. Это я так, нервничаю.

Мародерство пришлось прервать и переместиться повыше, чтоб не проспать свой момент. По части пошла какая-то странная движуха, кто-то куда-то бегал, туда, сюда, группами, поодиночке. Кончилось тем, что хозяйские солдаты вывели толпу офицеров за ворота, и дали поверх голов несколько очередей – пошли, мол, отсюда. Тем временем несколько групп из двух-трех человек принялись таскать что-то в штабные здания, в парк, на склады; несколько хозяйских солдат вывели из казармы и загнали на склад взвод срочников.

– Бля, как их много-то здесь. Смотри, повсюду шнырят…

– Слушай, Валь, а знаешь, че они щас делают? Видишь, «Уралы» выгнали с парка? Сто пудов, на склад погонят. А эти, что с коробками бегают, – саперы. Они все оружие вывезут, а че не вывезут – взорвут.

– Еб! Надо тогда отойти, а то как осыпет!

– Да не, Валек, не бздимо. Зарядики-то они плевые раскладывают, я же вижу. Так, связь порушить, да бэтээры в парке захерачить, нам с тобой ссать нечего. Склад ГСМ на той стороне, далеко. Не, не достанет по-любому.

– Бля, неужели ГСМ подорвут? Эх, бензину бы… – горестно вздохнул Валек. – А через сколько ебнет?

– Да ну, брось. Щас, дали тебе затариться. Даже если б этих не было, все равно не успеть – пока добежишь, пока тару найдешь… Бесполезно. О, смотри – старший группы минеров строит. Во-о-он тот, видишь? Закончили, похоже.

Ахмет приготовился было понаблюдать вражеский порядок произведения взрывных работ, однако никакого балета не было – просто старший команды набрал на небольшом девайсе какую-то комбинацию, и над частью покатилось эхо очереди несильных хлопков. Два примерно десятка сработок, с секундной паузой.

– О как. Все на радио, фу-ты ну-ты. Культура, мать его, труда.

Удовлетворенно кивнув последнему взрыву, старший минной команды картинно доложился начальнику, сидящему в хамвике, махнул своим, типа – по машинам, и америкосы побежали грузиться.

Служивые вернулись, едва скрылся из виду последний хозяйский хамвик. И увы, тотчас обнаружили Ахмета с подельником, во весь опор несущихся от оружейной мастерской к собачнику. Положим, «несущихся» – несколько громко сказано: усталые мародеры едва тащили три последних ящика, тем не менее бросать добычу категорически не собирались. Подельники заканчивали загрузку «буханки», но малость припозднились, и ситуация начинала выглядеть нехорошо. Грохнули первые выстрелы – до преследователей дошло, что мат в спину мародеров не остановит. Заслышав хлесткие удары пуль по мокрым доскам забора, напарники прибавили ходу. Ворвавшись в калитку огражденного дощатым забором собачника, Ахмет, запаленно дыша, рванул с плеча ружье. …Только бы патроны не проебаны оказались… Патроны оказались на месте, чего нельзя было сказать о сердце. Оно попросту разламывало грудную клетку: мало того, что ему пришлось обеспечивать беготню с грузом, организм, похоже, понимал – кто-то бежит его убивать и быстро приближается. Руки не то что тряслись, ими словно специально мотала чья-то посторонняя воля: Ахмет едва удерживал скользкие гильзы, силясь попасть ими в патронник. …Сейчас ебну из одного, и эти прилягут. Только вставать начнут, а я из другого. Бля, а если не прилягут…

– Выбивай доску, пока заряжаюсь!

Валек с испугу хряснул так, что забор едва удержался.

– Все, хорош, теперь давай тащи ящики к забору, я щас ебну по этим и приду перекидывать, потом хуячь к УАТу, там встретимся.

Патроны, наконец, встали как надо. Ахмет осторожно выглянул в щель меж полуоторванных досок – камуфляжи военных стремительно приближались. …Ну, бля, держите. Ствол едва пролез в щель, пришлось немного довернуть, и ружье встало чуть ли не боком. О каком-то прицеливании речи не было, и Ахмет выпалил, кое-как наведясь по стволу. Это был его первый в жизни выстрел из ружья двенадцатого калибра, даже не первый боевой, по человеку, а вообще первый. Ижак гулко рявкнул, ощутимо саданув по ключице. Ахмет от неожиданности даже забыл, что он пытается не что-нибудь, а отстреливаться и это происходит не в кино, а самым настоящим образом. …У, сука, как отдало-то. Блин, как же его тут держать… Ой, а эти – залегли или что?.. Выглянув в щель, Ахмет удивленно уставился на результат: бежавший первым военный, выгнувшись дугой на мокром асфальте, мелко и как-то жутко дергал руками и ногами. Даже издали было видно, как белое лицо военного заливает красным. Остальные остановились и смотрели на упавшего, опустив стволы. Ахмета словно ошпарила какая-то душная, горячая волна: Ой, бля, я ж ему в голову попал… Новоиспеченный убийца с трудом сдержал порыв – бежать туда, к подстреленному им человеку, что-то делать, помогать. …Ну ни хуя себе из меня вояка. Ага, давай – выскочи, помоги. Так, собирайся, собирайся. Мы здесь, если что, воюем. Так, хорошо стоим, товарищи, щ-щас я вас из второго… Снова грохнул «ижак» – тут вояки очнулись, залегли, по забору с сырым хрустом застучали пули. Ахмет обнаружил, что тоже лежит, прикрываясь заборным столбом, а ружье уже переломлено и в дрожащем кулаке зажаты патроны. …Ни фига се. Эт когда это я? Ладно, потом разберемся, надо зарядиться. Ему вдруг стало как-то особенно ясно, что в случае проигрыша в этой маленькой смешной войнушке его ждет самая настоящая смерть, скорее всего, мучительная. Странно, после осознания этой довольно пугающей перспективы стало гораздо легче, чуть ли даже не весело. Вскочил, быстро просунул ружье в щель. Ага, подошли суки, а вот один! Че, прилечь охота? А вот второй! Лежать, падлы! Так, осталось четыре патрона. Валек подтащил уже к забору, надо подымать и тикать отсюда, короче. Пусть перелазит, а я ему подам. Блин, а подкину я ему? Да подкину, влегкую. Ух, прет-то меня как, аж морда горит. Наверное, со страху…

– Валек, перелазь, короче, я тебе подам щас. Давай, давай, бля, у нас пара минут осталась! Э! Ты че с забора-то! Не спрыгивай, примешь!

Ахмет бросил ружье и стремительно забросил Вальку три последних ящика.

– Все, грузи и чухай отсюда, встретимся где договорились! Я этих тормозну пока! И едь по кругу, через УМР, по Монтане!

За забором раздался смачный хруст дерева и злобный мат Валька.

– Зяныч! Эти сраные ящики рассыпались, нах! Задержи этих пидоров, пока я цинки пристрою!

– Быстрее давай уебывай!!!

Ахмет снова зарядил «ижака», метнулся к калитке, выстрелил дуплетом и залег, пытаясь разглядеть врага сквозь подзаборную траву. Бля, че-то неправильно я делаю, вроде как принято места менять… Че эти не стреляют-то? О! Валек завелся, ништяк, так, а где эти-то?! Не, надо дергать, хорош. Ахмет резко привскочил и замер посреди движения, неудобно зависнув враскоряку, – вдоль забора собачника, уже почти напротив его головы, кто-то осторожно подкрадывался к калитке. В голове мгновенно настала холодная тишина, и где-то на периферии сознания пронесся ролик: «Что будет, если выпалить через забор?» Содрогаясь от увиденного – разлетающиеся щепки, кровь и сотрясаемый очередями в упор собственный труп, – Ахмет рванул к внешнему забору и очнулся уже с ногами на ту сторону. По пальцам хлестнула колючая бетонная крошка. …Блин, а почему не слышно выстрелов-то? – Прыгая, все-таки обернулся, но ничего разглядеть не успел – взлетел бетонный занавес, на ходу покрываясь дырами попаданий. …Фигасе! А забор-то пробивает! Он же бетонный?! – искренне изумился на лету Ахмет. Случившаяся измена, казалось бы, совершенно железобетонного забора вносила в план отступления жутковатую неопределенность. …Им же теперь перелазить не надо – через свои же дырки стрелять можно!.. И тут Ахмету в голову впервые пришла настоящая Военная Мысль: Значит, надо бежать вдоль забора – наискось в заборную дырку не постреляешь! Параллельно забору части стояли гаражи, и до спасительного прохода меж ними оставалось метров двадцать – двадцать пять; Ахмет чувствовал, что успевает, и даже с запасом. Тем не менее побежал во всю силу. Бежалось размашисто и легко, Ахмет ощущал нечто совершенно новое: организм праздновал победу, только что пережитый страх сменился гаммой доселе неизведанных ощущений. Тон букету этих непривычных чувств задавала эйфория; полный, совершенный контроль над телом, совсем как в давно забытой юности; невероятная легкость мысли: стоило Ахмету мимолетно мазнуть что-либо краешком внимания – тут же разворачивалась целая картина, будто разархивировался огромный файл с кучей одновременно доступных гиперссылок. Ему даже пришлось себя одернуть: сами собой поперли бодрые планы по добыванию стволов у гнавшихся за ним военных. …Не, хорошо помаленьку. Смотри-ка, стоит случайно попасть – и пожалуйста. Мост Арколь уже ему подавайте. Сейчас бы Валька затемно найти, и то уже спасибо. Нет, только гляньте – стволы он сейчас у военных поотбирает, Ремба, нах… До садов у кладбища бежал, пока дыхалки хватало. Когда сдох, на всякий случай решил провериться насчет погони. Залез на здоровенный водяной бак, оттуда хорошо просматривалась ведущая от части дорога. Никого, конечно. Кем бы вояки ни были, но дураками не были точно, понимали: что с возу упало, то пропало. …Поссыкивают вояки-то. И правильно делают, – если им сейчас выдвигаться, то только большой шоблой, иначе труба дело. Ахмет представил себе дорогу от перекрестка Пыштымская – Дзержинского. …Не-е, я бы по ней точно не сунулся. Дорога между двух заборов, за заборами – сады. Если за заборами сидит хоть пяток балбесов с двенадцатым калибром – пиздец. Да и если проедешь… Буханка ушла в сторону уэмэра. Ну, доедешь до уэмэра – ну и че дальше? Куда? Не, никаких погонь не будет, не до меня им сейчас. Идите спокойно, товарищ Ахметзянов. Так, что у нас там с организмом? Вроде восстановился, можно трогаться. У-у, бля, как ноги-то болят. Ахмет брел по кладбищу, полурасслабленно озираясь и прислушиваясь. Через полсотни метров устал бессмысленно набивать бока среди оградок, плюнул и пошел аллеями, рассматривая бледные фотографии на памятниках. Могилы золотились опавшей хвоей, снова зарядивший дождик мягко шуршал где-то наверху, в кронах огромных кладбищенских сосен. …Ептыть, хорошото как. И че я сюда раньше не заходил?.. Покой постепенно вытеснил из души привычное уже напряжение. Сделав случайно полный вдох, Ахмет с немалым удивлением обнаружил, что не дышал полной грудью минимум пару недель, – настолько забытым показалось это ощущение. Все вокруг перевернулось вверх дном, а кладбище словно продолжало жить в том, рассыпавшемся навсегда, мире. Да, было немного грязнее обычного, но в целом все оставалось по-прежнему, и покойники серьезно глядели на Ахмета из-под выцветших венков. Ковер хвои на асфальте нигде потревожен не был. Смотри-ка, на могилы перестали ходить совсем. Интересно, начнут когда-нибудь, или все уже? Ахмета здорово расслабила настоявшаяся кладбищенская тишина; перейдя наискось все кладбище, он почти забыл о том, что полчаса назад его едва не убили. Кладбище кончилось, сменившись гаражами. Не решившись с ходу пересечь дорогу, Ахмет немного посидел за памятником, изучая обстановку. Ничто подозрений не вызывало: во втором от кладбища ряду кто-то осторожно ковырялся в гараже, из развеселой сорок четвертой фазанки смутно долетала пьяная ругань – ничего подозрительного. Прикинув маршрут, Ахмет разрядил и располовинил ружье, пристроил повешенные на шею половинки как можно незаметней и вылез на дорогу. …Так, я никого не ссу, никуда не тороплюсь. Стоит только свистнуть, как из гаражей выскочит целая толпа моих корешков… Бля, мотор! По Октябрьской? Точно! Со стороны города едет, жучка. Ну и хули? Не вояки, стопудово. Фу, ну, блин, нервы стали… Интересно, кто это борзый такой? Не боится он, смотри-ка… Так, надо заныкаться на всякий случай, а потом уже смотреть. Ахмет метнулся обратно на кладбище, махом перелетел забор и прилег в теньке. Звук мотора приближался, вот он уже на перекрестке с Монтажников, сейчас притормозит – там надо пролезть между перевернутой «беларуськой» и автобусом; ага, пролез; переключился, сейчас покажется… Ахмет вытянул шею, пытаясь увеличить поле зрения и… едва не обделался от резкого дуплета неподалеку. С выстрелами слились звуки попаданий – картечь почти в упор хлестнула по автомобилю. Сразу же еще один, калибром поменьше. Блин, да сколько их там! Но выстрелов больше не было, мертвую тишину нарушал только хруст гравия под колесами катившегося по инерции автомобиля. Двигатель заглох, машина ушла вправо и остановилась на обочине, напротив угла кладбища. Теперь Ахмету была видна только желтая крыша. …Ни хера се. Выйти и добровольно съебаться не предложили. Жестко работаем, коллеги. Ахмету, только что самому застрелившему человека, было не по душе это уверенное жестокое убийство. …Так, сейчас вы осторожно пойдете к машине, а я покамест потихоньку выдвинусь в партер, что-то мне хочется на вас посмотреть. А, вот и вы. Ну-ка, ну-ка…

Из чахлых кустов между недостроенными гаражами на противоположной стороне дороги осторожно вышли два здоровых бугая в одинаковых ментовских куртках. …Ментов, что ли, завалили? Бля, здоровые какие!.. Помповик в руках здорового казался игрушечным. …Хотя нет, второй, с вертикалкой, на бугая не тянет. Э, да это же Фотеев, мент бывший! О, бля, защитник законности, епть. Переквалифицировался. Граждан мочит, понимаешь. Да и второго, по-моему, я тоже в форме видел… Блин, точно! Это ж Поварский! Охранником где-то сидел. Где же? Да насрать где… Сладкая парочка, бля. Че-то про них в свое время говорили, хуевое такое. А, Фотей когда-то человека грохнул, его еще отмазали родственники-менты, типа неосторожное убийство или еще че там. А Поварский типа просто отмороженный, с Чечни или че у нас там еще было тогда… Отморозки тупо пялились на расстрелянную «Калину», Фотей перезаряжал ружье. Лобовуха старенькой рыжей «Калины» клоками провисла внутрь салона, оставшиеся стекла были густо заляпаны кровью и мозгами. Щелкнул замок дверцы, почти сразу за ним последовал тяжкий шлепок – видимо, выпал водитель.

– Пажган, смари, как я им четко бошки снес. У, да тут киндеры сзади. Смари, пацан шевелится. А второй двухсотый. Бля, че-то даже неприятно как-то.

– Да хуй с ним, давай лучше глянь в багажнике че. Я пока пойду бензин посмотрю.

– Ладно.

Поварский обошел машину, занялся крышкой бензобака.

– Фотей, бля!

– Че? – натужно каркнул второй, вытаскивая из багажника что-то тяжелое.

– Ты, мудила! Говорю же – в бак не попади! Вон, уже литров пять на земле. Давай Димона кричи, пусть, короче, подъезжает.

Зашипела рация, Фотеев покричал кому-то, что «все ништяк и давай сюда». Через несколько минут подъехал сотый «круйзер», весь в пулевых пробоинах, и отморозки засуетились по хозяйству. …Еще один мент. Как же, помню – на техосмотре сидел, жаба. Не, в натуре, что ни урод, то мент. Бля, ни хрена себе пушка-то у гаишника! Это же, как его, «Каштан»! Или «Кипарис», че-то деревянное, короче. Закончив перегружать содержимое багажника и слив бензин, троица в задумчивости обступила «Калину».

– Че, этих-то обшманаем или ну его нах?

– Да надо ба… Хуй знает, может, че хорошее есть.

– Бля, мараться неохота…

– Тогда поехали, нах. А то дождик че-то сильней пошел.

– Не, надо. Вдруг че. – Фотей решительно шагнул к машине. – Э, Димон, хули встал. Давай подсобни. Вытащим их.

Разложив трупы на мокрой дороге, отморозки присели возле на корточках, брезгливо ковыряясь огромными ножами в окровавленной одежде. Ахмета почему-то аж передернуло. Бля, как эти, как их, в Африке, трупоеды-то. О, грифы, точно. У, сука, ебнуть бы щас по вам, козлы. Из чего-нибудь посурьезней моей пукалки. Интересно, сколько вас таких еще в фазанке засело.

– Фотей, куда ты деревянные? Хули ты на них покупать собрался? Баксы оставь, а эти-то выкинь нах. А заебись буратин попался, баксов штук пять-то будет!

– Валить он по ходу собрался куда-то. Вишь, все манатки прихватил. Интересно, а этот камушек фуфловый или стоит чево-ньть? Бля, не сымается…

– А нож тебе на хуя? Хы, тормоз… О, курево! Заебись!

– Сам ты тормоз. Ладно, вроде все. Че, поехали? Тачку-то оставим или че с ней делать?

– А хули с ней делать. Пусть стоит, проезд не загораживает. Хотя, это, поджечь можно.

– На хуя?

– Да хуй знает. Просто.

– Точно. Не хуй тут стоять, вон запрещающий знак висит. Товарищ водитель, вы нарушили. Ща мы вас за это накажем. А как поджечьто?

– Да тряпку возьми, кинь. Там под тазом бензину лужа целая.